Читаем без скачивания Патриарх Никон. Загадки Раскола - Константин Писаренко

Константин Писаренко

Патриарх Никон. Загадки Раскола

© Писаренко К.А., 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

Глава 1. Простой смертный

Ничто не предвещало того, что мальчик Никита, рожденный в мае 1605 года в обыкновенной нижегородской семье, менее чем через полвека возглавит огромное московское государство, чтобы вернуть русскому народу веру в себя, утраченную на заре века, в эпоху Смуты. Правда, заплатить за это пришлось очень дорого – знаменитым церковным Расколом, который по причинам личного характера наш герой не сумел пресечь в зародыше. Историки до сих пор спорят, кем были его родители – марийцами или мордвинцами. Протопоп Аввакум настаивал на первом. Второе «вычислили» из сочинения Ивана Шушерина, служившего у Никона иподиаконом. Мемуарист назвал родиной патрона село Вельдеманово в Нижегородском крае. А в нем проживало в основном мордовское население. Между тем Аввакум близкого знакомства с Никоном и до ссылки в Сибирь, и тем более после возвращения оттуда не водил, и опираться на его пропитанные неприязнью признания опрометчиво. Так что, увы, подлинная национальность великого патриарха неизвестна. Как неизвестно и многое из первых сорока лет жизни «святейшего государя». То же, что мы знаем, сохранилось в анналах истории благодаря Шушерину, видевшему и слышавшему нашего героя чуть ли не ежедневно.

Именно он пусть кратко, но обрисовал детские и молодые годы Никона. Потерю в малолетстве матери Мариамны Гавриловны («Маньки», по выражению Аввакума). Ненависть мачехи, изо дня в день притеснявшей и даже пытавшейся убить пасынка. Колебания отца Мины Васильевича («Миньки», по словам Аввакума), то защищавшего сына, то поддерживавшего сварливую жену. Немудрено, что едва подросший отрок в какой-то момент сбежал из дома и укрылся от деспотичной женщины в одном из нижегородских монастырей. Шушерин назвал Макарьевский Желтоводский, однако, судя по документам – несудимой грамоте патриарха Филарета 1628 года и духовному завещанию игумена Авраамия 1640 года, – активным восстановлением разоренной в XV веке татарами обители Авраамий занялся около 1629 года. Так что не в нем спрятался отрок.

Поневоле став певчим и послушником, Никита вскоре обнаружил, насколько по сердцу ему самоизоляция внутри монастырских стен, в кругу монахов и разного рода паломников. И когда отец все-таки разыскал пропащую душу, та вернуться обратно в отчий дом согласилась не прежде, чем посыльный сообщил, что батюшка при смерти. Хитрость оказалась пророческой. Никита, конечно, примчался в родные пенаты и обнаружил главу семейства с домочадцами… «во здравии сущих». Правда, не успели все нарадоваться долгожданной встрече, как Мина Васильевич скоропостижно скончался. Кстати, имена двух дедов Никона – по отцу и матери – сохранились благодаря поминальным записям в синодиках XVII столетия. Там же запечатлены и имена братьев Никона – Симеон, Никифор, Григорий. Они явно не мордовские и не марийские. Судя по ним, будущий патриарх по национальности – русский.

Разумеется, осиротевший юноша собирался возобновить отшельничество в монастыре. Но родня убедила его остаться, вступить в наследство, жениться, обзавестись детьми. Напрасно. Воспоминания о монастырской жизни не отпускали, манили Никиту Минича и в итоге сорвали с насиженного места для изыскания «жития своего при церкви Божией». В сопровождении супруги, конечно. Если верить Шушерину, то с миром будущий патриарх простился «в некоем селе», не имевшем в одном из храмов священника. Видно, вакансия возникла давно и пользовалась дурной славой, раз ее отдали человеку со стороны и к тому же мирянину. Стоило Никите Миничу лишь пожелать возглавить заброшенный приход, и его тут же, без проволочек посвятили в сан.

И все бы хорошо, не покинь самоотверженный поп «по малом же времени… того села» с целью переезда «в царствующий град Москву». Причина появления молодого священника в столице, к сожалению, покрыта мраком. Сбежал ли он, не справившись с трудностями? Обратил ли на себя внимание высшего духовного начальства, захотевшего познакомиться с героем? Или к истине ближе иное объяснение? Претендент и не думал оставаться в том селе. Ему приглянулся легкий способ обретения чина иерея. Заполучив это звание, он, понятно, под благовидным предлогом из глухого уголка ретировался… в Москву, добиваться более выгодного назначения. Точных данных на сей счет нет. Утверждения о приглашении неких московских купцов не более чем домысел биографов XIX века. Как и устоявшееся в историографии мнение, будто та самая сиротская церковь располагалась в селе Лыскове, богатой вотчине боярина Б. И. Морозова. Либо в Колычеве…

Впрочем, о мотивах отъезда можно судить по странному повороту в судьбе супружеской четы – вдруг возникшему у обоих намерению постричься в монашество. Жена ушла в московский Алексеевский девичий монастырь. Муж выбрал для аскетичного бытия далекую окраину Московского государства – Анзерский скит на одноименном малом острове Соловецкого архипелага. Шушерин, естественно, обосновал их поступок высокими соображениями – разочарованием в «суете мира сего» и поиском «удобных путей ко спасению». Правда, иподиакон далее упомянул о смерти трех детей Никиты Минича «во младых летех», и трагедия та предшествовала решению супругов. Она, несомненно, и повлияла в первую очередь на поведение каждого. Догадаться, как оба расценили страшную потерю, несложно. Господь покарал за прежние грехи! Серьезные грехи, совершенные ими… А какие, подсказывает хроника Шушерина. По ней выходит, что самый туманный эпизод в течение десяти лет супружества связан именно с таинственным посвящением обыкновенного «бродяги» (выражение Аввакума) таинственным архиереем (таково правило) в таинственном селе сразу во вторую степень священства – иереи (первая – диакон). И раз иподиакон умолчал о деталях столь важного события, то, очевидно, потому, что не знал их. А скрыл от него те подробности Никон, явно стеснявшийся или стыдившийся того, что в том селе с ним случилось. Случился же, похоже, заурядный обман: жители доверились чужаку, пообещавшему им долгую и верную службу, убедили местного епископа нарушить традиционный порядок и рукоположить самозванца прямо в священники, а тот, достигнув цели, взял и вскоре сбежал из той глуши неведомо куда. В компании с женой, бывшей заодно с мужем.

И вот по прошествии нескольких лет пробил час расплаты. Провидение лишило обманщиков самого дорогого – детей. Нет, не воспетый Шушериным альтруизм, а раскаяние побудило пару отречься от земной «суеты». Главная вина лежала, безусловно, на Никите Миниче. Оттого он и пожелал подвергнуть себя более суровому испытанию – жизни отшельника в холодных северных широтах. Спрятаться от всех захотел в Анзерском скиту – в ту пору уже достаточно известному убежищу для монахов-отшельников. Основал скит преподобный Елеазар, калужанин, из купеческой семьи, по-видимому, в смутные годы ушедший на север и избравший для уединения Анзерский остров – второй по величине в Соловецком архипелаге. Жил он в скромной хижине, которую сам и соорудил подле установленного им же креста – места ежедневных молитв и бдений. Елеазар близко сошелся, подружился с игуменом Соловецкого монастыря Иринархом. Это приятельство и стало отправной точкой для быстрого распространения по Святой Руси славы о благочестивом анзерском иноке.

Больше всего о том позаботился казначей Соловецкой обители Александр Булатников – правая рука игумена и искренний почитатель инока Елеазара. В 1621 году ему пришлось руководить строительством Соловецкого подворья в Москве. Монах привлек внимание царской семьи – государя Михаила Федоровича и старицы Марфы Ивановны. Они время от времени общались с Булатниковым, от которого и услышали много похвального об анзерском подвижнике. В том году иеромонах Варлаам с высочайшего позволения, данного в марте 1620-го, завершил возведение на Анзере деревянной церкви в честь Святой Троицы. Храм предназначался для десятка последователей Елеазара, постепенно перебравшихся на остров с Соловков, чтобы рядом с учителем в таких же, как у того, кельях-шалашах вести праведный образ жизни. Царское добро и денежную помощь на молельный дом запросил у Москвы конечно же игумен Иринарх. Его обращение вызвало интерес царя и царицы к анзерцам, который и удовлетворил Александр Булатников, в мае 1622 года монаршим повелением ставший келарем Троице-Сергиевой лавры. С легкой руки нового завхоза главного монастыря страны преподобный Елеазар в 1624 году удостоился звания строителя Анзерского монашеского братства. В 1628-м оно получило одобренный царем устав, а летом 1633 года – полную независимость от соловецких товарищей. Анзерский скит превратился в автономное духовное сообщество, включавшее двенадцать иноков и несколько человек обслуживающего персонала. Так Михаил Федорович отблагодарил лидера братства, по особому приглашению монарха посетившего Москву, чтобы в келье Чудова монастыря усердными молитвами склонить Всевышнего на дарование царской фамилии сына. И чудо свершилось: 17 марта 1629 года у государя родился мальчик, нареченный Алексеем. В крестные царевича счастливые родители позвали, разумеется, Булатникова.