Читаем без скачивания Дедушка Мазай и зайцы (сборник) - Николай Некрасов

Николай Некрасов

Дедушка Мазай и зайцы (сборник)

Стихотворения

В дороге

«Скучно! скучно!.. Ямщик удалой,Разгони чем-нибудь мою скуку!Песню, что ли, приятель, запойПро рекрутский набор и разлуку;Небылицей какой посмешиИли, что ты видал, расскажи —Буду, братец, за все благодарен».

– Самому мне невесело, барин:Сокрушила злодейка жена!..Слышь ты, смолоду, сударь, онаВ барском доме была ученаВместе с барышней разным наукам,Понимаешь-ста, шить и вязать,На варгане играть и читать —Всем дворянским манерам и штукам.Одевалась не то, что у насНа селе сарафанницы наши,А, примерно представить, в атлас;Ела вдоволь и меду и каши.Вид вальяжный имела такой,Хоть бы барыне, слышь ты, природной,И не то что наш брат крепостной,Тоись, сватался к ней благородной(Слышь, учитель-ста врезамшись был,Баит кучер, Иваныч Торопка), —Да, знать, счастья ей Бог не судил:Не нужна-ста в дворянстве холопка!

Вышла замуж господская дочь,Да и в Питер… А справивши свадьбу,Сам-ат, слышь ты, вернулся в усадьбу,Захворал и на Троицу в ночьОтдал Богу господскую душу,Сиротинкой оставивши Грушу…Через месяц приехал зятек —Перебрал по ревизии душиИ с запашки ссадил на оброк,А потом добрался и до Груши.Знать, она согрубила емуВ чем-нибудь, али напросто тесноВместе жить показалось в дому,Понимаешь-ста, нам неизвестно, —Воротил он ее на село —Знай-де место свое ты, мужичка!Взвыла девка – крутенько пришло:Белоручка, вишь ты, белоличка!

Как на грех, девятнадцатый годМне в ту пору случись… посадилиНа тягло – да на ней и женили…Тоись, сколько я нажил хлопот!Вид такой, понимаешь, суровой…Ни косить, ни ходить за коровой!..Грех сказать, чтоб ленива была,Да, вишь, дело в руках не спорилось!Как дрова или воду несла,Как на барщину шла – становилосьИнда жалко подчас… да куды! —Не утешишь ее и обновкой:То натерли ей ногу коты,То, слышь, ей в сарафане неловко.При чужих и туда и сюда,А украдкой ревет как шальная…Погубили ее господа,А была бы бабенка лихая!

На какой-то патрет все глядитДа читает какую-то книжку…Инда страх меня, слышь ты, щемит,Что погубит она и сынишку:Учит грамоте, моет, стрижет,Словно барченка, каждый день чешет,Бить не бьет – бить и мне не дает…Да недолго пострела потешит!Слышь, как щепка худа и бледна,Ходит, тоись, совсем через силу,В день двух ложек не съест толокна —Чай, свалим через месяц в могилу…А с чего?.. Видит Бог, не томилЯ ее безустанной работой…Одевал и кормил, без пути не бранил,Уважал, тоись, вот как, с охотой…А, слышь, бить – так почти не бивал,Разве только под пьяную руку…

«Ну, довольно, ямщик! РазогналТы мою неотвязную скуку!..»

«Еду ли ночью по улице темной…»

Еду ли ночью по улице темной,Бури заслушаюсь в пасмурный день —Друг беззащитный, больной и бездомный,Вдруг предо мной промелькнет твоя тень!Сердце сожмется мучительной думой.С детства судьба невзлюбила тебя:Беден и зол был отец твой угрюмый,Замуж пошла ты – другого любя.Муж тебе выпал недобрый на долю:С бешеным нравом, с тяжелой рукой;Не покорилась – ушла ты на волю,Да не на радость сошлась и со мной…

Помнишь ли день, как, больной и голодный,Я унывал, выбивался из сил?В комнате нашей, пустой и холодной,Пар от дыханья волнами ходил.Помнишь ли труб заунывные звуки,Брызги дождя, полусвет, полутьму?Плакал твой сын, и холодные рукиТы согревала дыханьем ему.Он не смолкал – и пронзительно звонокБыл его крик… Становилось темней;Вдоволь поплакал и умер ребенок…Бедная! слез безрассудных не лей!С горя да с голоду завтра мы обаТак же глубоко и сладко заснем;Купит хозяин, с проклятьем, три гроба —Вместе свезут и положат рядком…

В разных углах мы сидели угрюмо.Помню, была ты бледна и слаба,Зрела в тебе сокровенная дума,В сердце твоем совершалась борьба.Я задремал. Ты ушла молчаливо,Принарядившись, как будто к венцу,И через час принесла торопливоГробик ребенку и ужин отцу.Голод мучительный мы утолили,В комнате темной зажгли огонек,Сына одели и в гроб положили…Случай нас выручил? Бог ли помог?Ты не спешила печальным признаньем,Я ничего не спросил,Только мы оба глядели с рыданьем,Только угрюм и озлоблен я был…

Где ты теперь? С нищетой горемычнойЗлая тебя сокрушила борьба?Или пошла ты дорогой обычнойИ роковая свершится судьба?Кто ж защитит тебя? Все без изъятьяИменем страшным тебя назовут,Только во мне шевельнутся проклятья —И бесполезно замрут!..

«Я не люблю иронии твоей…»

Я не люблю иронии твоей.Оставь ее отжившим и нежившим,А нам с тобой, так горячо любившим,Еще остаток чувства сохранившим, —Нам рано предаваться ей!

Пока еще застенчиво и нежноСвидание продлить желаешь ты,Пока еще кипят во мне мятежноРевнивые тревоги и мечты —Не торопи развязки неизбежной!

И без того она недалека:Кипим сильней, последней жаждой полны,Но в сердце тайный холод и тоска…Так осенью бурливее река,Но холодней бушующие волны…

«Мы с тобой бестолковые люди…»

Мы с тобой бестолковые люди:Что минута, то вспышка готова!Облегченье взволнованной груди,Неразумное, резкое слово.

Говори же, когда ты сердита,Все, что душу волнует и мучит!Будем, друг мой, сердиться открыто:Легче мир – и скорее наскучит.

Если проза в любви неизбежна,Так возьмем и с нее долю счастья:После ссоры так полно, так нежноВозвращенье любви и участья…

Муза

Нет, Музы ласково поющей и прекраснойНе помню над собой я песни сладкогласной!В небесной красоте, неслышимо, как дух,Слетая с высоты, младенческий мой слухОна гармонии волшебной не учила,В пеленках у меня свирели не забыла,Среди забав моих и отроческих думМечтой неясною не волновала умИ не явилась вдруг восторженному взоруПодругой любящей в блаженную ту пору,Когда томительно волнуют нашу кровьНеразделимые и Муза и Любовь…

Но рано надо мной отяготели узыДругой, неласковой и нелюбимой Музы,Печальной спутницы печальных бедняков,Рожденных для труда, страданья и оков, —Той Музы плачущей, скорбящей и болящей,Всечасно жаждущей, униженно просящей,Которой золото – единственный кумир…В усладу нового пришельца в Божий мир,В убогой хижине, пред дымною лучиной,Согбенная трудом, убитая кручиной,Она певала мне – и полон был тоскойИ вечной жалобой напев ее простой.Случалось, не стерпев томительного горя,Вдруг плакала она, моим рыданьям вторя,Или тревожила младенческий мой сонРазгульной песнею… Но тот же скорбный стонЕще пронзительней звучал в разгуле шумном,Все слышалося в нем в смешении безумном:Расчеты мелочной и грязной суеты,И юношеских лет прекрасные мечты,Погибшая любовь, подавленные слезы,Проклятья, жалобы, бессильные угрозы.В порыве ярости, с неправдою людскойБезумная клялась начать упорный бой.

Предавшись дикому и мрачному веселью,Играла бешено моею колыбелью,Кричала: «Мщение!» – и буйным языкомВ сообщники свои звала Господень гром!

В душе озлобленной, но любящей и нежнойНепрочен был порыв жестокости мятежной.Слабея, медленно, томительный недугСмирялся, утихал… и выкупалось вдругВсе буйство дикое страстей и скорби лютойОдной божественно-прекрасною минутой,Когда страдалица, поникнув головой,«Прощай врагам своим!» – шептала надо мной…

Так вечно плачущей и непонятной девыЛелеяли мой слух суровые напевы,Покуда наконец обычной чередойЯ с нею не вступил в ожесточенный бой.Но с детства прочного и кровного союзаСо мною разорвать не торопилась Муза:Чрез бездны темные Насилия и Зла,Труда и Голода она меня вела —Почувствовать свои страданья научилаИ свету возвестить о них благословила…

Влас

В армяке с открытым воротом,С обнаженной головой,Медленно проходит городомДядя Влас – старик седой.На груди икона медная;Просит он на божий храм, —Весь в веригах, обувь бедная,На щеке глубокий шрам;

Да с железным наконешникомПалка длинная в руке…Говорят, великим грешникомБыл он прежде. В мужикеБога не было; побоямиВ гроб жену свою вогнал;Промышляющих разбоями,Конокрадов укрывал;

У всего соседства бедногоСкупит хлеб, а в черный годНе поверит гроша медного,Втрое с нищего сдерет!Брал с родного, брал с убогого,Слыл кащеем-мужиком;Нрава был крутого, строгого…Наконец и грянул гром!Власу худо; кличет знахаря —Да поможешь ли тому,Кто снимал рубашку с пахаря,Крал у нищего суму?Только пуще всё неможется.Год прошел – а Влас лежит,И построить церковь божится,Если смерти избежит.Говорят, ему видениеВсё мерещилось в бреду:Видел света преставление,Видел грешников в аду;Мучат бесы их проворные,Жалит ведьма-егоза.Ефиопы – видом черныеИ как углие глаза,Крокодилы, змии, скорпииПрипекают, режут, жгут…Воют грешники в прискорбии,Цепи ржавые грызут.Гром глушит их вечным грохотом,Удушает лютый смрад,И кружит над ними с хохотомЧерный тигр-шестокрылат.Те на длинный шест нанизаны,Те горячий лижут пол…Там, на хартиях написаны,Влас грехи свои прочел…Влас увидел тьму кромешнуюИ последний дал обет…Внял Господь – и душу грешнуюВоротил на вольный свет.Роздал Влас свое имение,Сам остался бос и голИ сбирать на построениеХрама божьего пошел

С той поры мужик скитаетсяВот уж скоро тридцать лет,Подаянием питается —Строго держит свой обет.

Сила вся души великаяВ дело божие ушла,Словно сроду жадность дикаяНепричастна ей была…

Полон скорбью неутешною,Смуглолиц, высок и прям,Ходит он стопой неспешноюПо селеньям, городам.

Нет ему пути далекого:Был у матушки Москвы,И у Каспия широкого,И у царственной Невы.

Ходит с образом и с книгою,Сам с собой всё говоритИ железною веригоюТихо на ходу звенит.

Ходит в зимушку студеную,Ходит в летние жары,Вызывая Русь крещенуюНа посильные дары, —

И дают, дают прохожие…Так из лепты трудовойВырастают храмы божииПо лицу земли родной…

«Безвестен я. Я вами не стяжал…»