Читаем без скачивания Круглые сутки нон-стоп - Василий Аксенов

Василий Аксенов

Круглые сутки нон-стоп

НАЧАЛО

Зарекался ведь я писать «американские тетради», «путевые очерки», «листки из блокнота» или как там их еще называют… Ведь сколько помню себя, столько и читаю американские тетради, очерки и листки.

«…яркое солнце висит над теснинами Манхэттена, но невесело простым американцам…», «…низкие мрачные тучи нависли над небоскребами Манхэттена, и невесело простым американцам…»

В самом деле, сколько всевозможных «Под властью доллара», «За океаном»! Что нового можно написать об этой стране?

Не пиши об Америке, говорил я себе. Приехал сюда читать лекции, ну и читай, учи студентов, сей разумное, доброе, вечное. Не буду писать об Америке – так было решено.

Однако что же мне делать с горячей пустыней Невады, с деревьями джошуа, этими застывшими тритонами, что маячат по обе стороны дороги? Выкинуть, что ли, на свалку памяти?

…Перед отъездом в пустыню Дин позвонил отцу и попросил одолжить ему на неделю мощный огромный отцовский «олдсмобиль». Старик торжествующе заворчал:

– Ага, когда доходит до дела, даже лос-анджелесские умники вспоминают об американской технике. Значит, когда доходит до дела, они забывают свои европейские тарахтелки. Конечно, шикарно подрезать носы у порядочных людей на своих европейских тарахтелках, но когда доходит до дела, они просят у родителей американский кар…

Вот, даже в таком пустяке, как автомобили, сказывается в Америке конфликт поколений. В прошлых десятилетиях огромный сверхмощный кар-автоматик еще был в Америке символом могущества, процветания, мужского как бы достоинства. Сейчас американские интеллектуалы предпочитают маленькие европейские машины, хотя стоят они отнюдь не дешевле, а дороже, чем привычные гиганты.

Дин загнал свой любимый «порше» в угол гаража, исчез и вскоре приплыл на «корабле пустыни»: двести пятьдесят лошадиных сил, автоматическая трансмиссия, эр кондишн. В последней штуке, собственно говоря, и был весь смысл замены – как ехать через пустыню без кондиционера?

Увы, «штука» сломалась, мы опустили все стекла в «олдсмобиле» и ехали через пустыню не в условном, а в настоящем сорокаградусном воздухе, которым дышали пионеры, когда брели за своими повозками в ту сторону, откуда мы сейчас летели на лимитированной скорости пятьдесят пять миль в час, ни больше, ни меньше.

Врать об американских скоростях не буду, скорость повсюду сейчас в Америке небольшая, а если выскочишь за пятьдесят пять, тут же появляется неумолимый «хайвэй-патроль».

Вот неожиданно положительный результат топливного кризиса – резко сократилось число жертв на дорогах. Безумные гонки из безумного мира Стенли Крамера – это в прошлом.

В горячем воздухе, что валится на тебя сквозь окна машины, ты можешь хотя бы слабо представить себе самочувствие пионеров, шедших день за днем по этой серой, колючей, бескрайней земле, меж выветрившихся известняковых холмов-истуканов, в дрожащем мареве Невады, мимо однообразных призраков деревьев джошуа, день за днем, пока не открылась перед ними блаженная Калифорния, the promised land, земля обетованная.

Сколько раз ты видел это в кино? А сейчас собираешься описывать? Да ведь те, к кому ты по привычке адресуешься, видели эту пустыню в кино не реже, чем ты. Конечно, не на всех твоих читателей валился куб за кубом горячий воздух Невады, но преимущество твое невелико и потому брось пустое дело.

… Потом где-то в сердце пустыни мы остановились у стеклянного павильона закусочной «Макдональд» и прочли объявление:

«Босых и голых по пояс не обслуживаем.»

Пришлось обуваться и натягивать майки…

Others may cherish fortune and fame I will forever cherish her name… —

в закусочной Макдональда в центре Невады звучала та же песня и в том же исполнении, что и в квартире Жанны Миусовой на Аптекарском острове Ленинграда в 1956 году. Фрэнк Синатра, «Старый Синеглазый»…

Ну вот, ты уже начал свой блуд, тебя уже не остановишь – ассоциации, ретроспекции… подпрыгивает шариковый карандаш, не без сожаления оглядываясь на интервалы.

Что ж, беги, карандаш, так и быть, только постарайся уж как-то поприличнее, посуше, чтобы и серьезные люди нашли хоть малый толк в твоих писаниях, постарайся хотя бы без вымысла, без фантазий, довольно уж вздору-то навалял – в ящики не закатывается. И нечего прятаться за спиной вымышленных героев! Пиши от первого лица, так труднее будет врать. Ты, карандаш, принадлежишь гостю Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, «регентскому профессору» и члену Союза писателей Аксенову, а не какому-то вымышленному Москвичу, которого можно увидеть праздно гуляющим по незнакомым улицам в поисках Типичного Американского Приключения.

Typical (типичное) American (американское) Adventure (приключение)

Part (часть) I (первая)

СТРАННОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ

«Того, кто помог мне встать, когда я упала…»

А может быть так:

«Того, кто помог мне встать, когда я упал…»

???

Москвич стоял перед доской объявлений на границе университетского кампуса в том районе великого и шумно известного по всему миру Города Ангелов, что называется Деревней Западного Леса.

Москвич совсем еще был не в своей тарелке, его покручивало современное страдание, именуемое в той стране, куда он попал, jet lag, джет-лэг, «реактивное отставание». Он не совсем еще отчетливо осознавал свой вчерашний прыжок через десять часовых поясов, а тут еще это странное объявление. Из английского текста и не поймешь – леди упала или джентльмен?

Конечно, воображение может разыграться.

Скорее всего упала дама, какая-нибудь волшебница из соседнего Светлого Леса, запуталась в соболях и – бац! – падение… Впрочем, конечно, могла упасть и какая-нибудь золушка из Каньона Холодной Воды, зацепилась бедным золотым каблучком за решетку водостока и растянулась.

Вряд ли мог упасть вот такой, например, баскетболист из команды «Медведей», вот этот «супер», что идет со своим мешком за спиной мимо Москвича, идет, насвистывает, в плечах два ярда, рост девять футов.

Сомнительно, что мог упасть и такой, например, фрукт, как вот этот с сизым носом, с пеликаньим зобом, с кабаньей седой щетиной, с пиратской серьгой в изуродованном ухе, тот, что едет мимо Москвича к паркингу университетских клиник, и едет, экий чертяка, в бесшумном своем «ягуарище».

Значит, объявление читается так:

«Того, кто помог мне встать, когда я упала в прошлый четверг на Вествуд-бульваре в 11 часов 35 минут вечера, прошу позвонить 876—5432…»

«А где же я был прошлым четвергом в то время? – подумал Москвич. – Ах да, над Атлантикой в «Ильюшине – шестьдесят втором.»

Стало быть, никак он не мог помочь Незнакомке, но тем не менее, однако, все-таки почему-то, для чего-то он аккуратно переписал телефонный номер в свою записную книжку.

Странное дело, он чувствовал какую-то свою причастность к этой истории. Ему казалось, что он на грани чего-то еще неизведанного, что еще миг – и он может оказаться в вихре приключения, типичного американского приключения, у которого будут и тайны, и пропасти, и горизонты, и даже неведомая Цель – нечто высокое, загорелое, с блестящими глазами, нечто женское в белых широких одеждах.

Однако тихая суть скромного кабинетного интеллигента разумно тормозила его порыв. Нет, он не будет звонить по этому телефону, ведь он не имеет к этой истории ни малейшего отношения.

Между тем прозрачность неба в районе Святой Моники все усиливалась, и, хотя верхние этажи темно-стеклянных небоскребов Нижнего Города еще отражали солнечные лучи, в прозрачности этой над контурами королевских пальм уже появлялись чистые, промытые восходящими океанскими потоками звезды, а весь этот контур Города Ангелов с возникающими там и сям огнями реклам напоминал Москвичу юношеские мечты, будущее путешествие все дальше и дальше на запад, хотя он и понимал с некоторым еще «реактивным запаздыванием», что дальше на запад, по сути дела, путешествовать вроде бы уже и некуда, что он стоит как раз на том самом Золотом Берегу, куда вели свои фургоны пионеры и куда сорок лет влекло его собственное воображение.

Стоп! Остановись, блудливое перо! Увы, не останавливается пластмассовое, шариковое, пастой чернильной снабженное на целую книжку, блудливое перо.

Ну хорошо, если уж появился здесь вымышленный Москвич, если уж завязалось ТАП (типичное американское приключение), то давайте хотя бы обойдемся без нашего докучливого антиавтора, вздорного авангардиста Мемозова с его псевдосовременными теориями черного юмора, телекинезиса и оккультизма, место которым на шестнадцатой полосе «Литературки», но уж отнюдь не в этих записках. Ведь все искривит, все опошлит! Нет, этому цинику сюда ходу не будет!