Читаем без скачивания Самый синий из всех - Екатерина Бордон

Екатерина Бордон

Самый синий из всех

© Бордон Е., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1. Стратегии выживания

Завтрак в нашей семье всегда проходит одинаково: мама накрывает на стол, Ксю увлеченно мусолит четвертинку яблока, а папа врет.

– Спасибо, дорогая, – говорит он, когда мама ставит перед ним тарелку с сырниками.

Она смахивает с щеки прядь кудрявых волос и улыбается, а папа улыбается в ответ. Ему почти пятьдесят, но он все еще красивый: высокий, светловолосый, голубоглазый. И лживый насквозь.

– Будешь сырники? – спрашивает мама.

Я сажусь за стол и киваю. Лучший саундтрек к моему настроению – визг, который издают ножки стула, скрипнув по полу.

– Два или три?

Молча поднимаю два пальца вверх, и на мою тарелку шлепается пара страшненьких, но ароматных сырников. Мама говорит, в детстве я была болтушкой, так что, наверное, все слова, отмеренные мне на жизнь, уже закончились. Упс. Осталась только тишина. Тишина и, конечно, цвета.

Мама тянется, чтобы погладить меня по щеке, но я уворачиваюсь. Она грустно вздыхает, и порция ласки достается Ксю. Сестренка радостно сучит пухлыми ножками и выпускает на свободу гроздь слюнявых пузырей. Пф-ф-ф, вот смешная! Маленький вечный двигатель, сгусток чистого счастья и неутомимый генератор слюней. Я наклоняюсь к ней, чтобы прикоснуться, но замираю, услышав папин голос:

– С каких пор, интересно, за этим столом сидят в шапке?

Он говорит спокойно, но все вокруг замирает. Его голос – как заклинание, после которого кухня вдруг проваливается куда-то в параллельный мир. Авада-Тихо-Всем! Мамина спина становится неестественно прямой, и даже масло на сковороде как будто начинает шипеть осторожнее.

– С этих, – так же спокойно отвечаю я.

– Так. – Папа откладывает вилку, и в тишине едва слышный стук металла о деревянную столешницу звучит как гонг. Сигнал к наступлению. – Сними шапку или выйди из-за стола.

Сырники пахнут творогом, уютом и немножечко детством. Живот урчит, настойчиво требуя еды, но я не собираюсь уступать. Только не ему.

Стиснув зубы, я встаю так резко, что стул с грохотом падает на пол. Ксю испуганно вздрагивает и начинает плакать. Мама тут же берет ее на руки, а я хватаю рюкзак и бросаюсь в коридор.

Десять секунд, чтобы сорвать с крючка ветровку и натянуть на себя, двадцать – чтобы сунуть ноги в потрепанные кеды, и пять – чтобы смахнуть в карман связку ключей, лежащую на тумбочке.

– Саша! – кричит из кухни мама.

Я оглушительно хлопаю дверью и бегу вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Иногда убежать – единственный способ спасти себя.

Уж я-то знаю.

– Эй, куда прешь?

Та-дам! И вам доброго утра.

Какой-то бугай-старшеклассник толкает меня с такой силой, что рюкзак падает на пол. Охранник, заметив это безобразие, переворачивает очередную страницу в сборнике сканвордов. Я на него не в обиде. Более того, я прекрасно его понимаю. Школа – это такое место, где никто не бывает собой. Здесь, как в мире животных, у каждого своя стратегия выживания.

Моя – притворяться мертвой.

Лапки вверх, и, если повезет, хищники пробегут мимо. Никому не интересно издеваться над жертвой, которая не подает признаков жизни. А я… о, я довела этот талант до совершенства. Моя суперспособность – быть суперневидимкой!

Я сижу на последней парте первого ряда возле окна, которое в теплые дни открывают настежь. В такие моменты я понимаю, как чувствует себя аквариумная рыбка, ведь стекло оказывается прямо передо мной. И мир вокруг странно искажается… Блоп-бульк. Блоп. Блоп.

Хотите знать, насколько еще я крута? Ок. Периодически о моем существовании забывают даже учителя. Пару дней назад Анна Викторовна сделала мне выговор за прогул биологии, на которой я на самом деле присутствовала! Точнее, тело мое присутствовало, а где были мозги и все остальное… Не знаю. Я почти не слушала ее вдохновенные речи про строение клетки. Зато успела нарисовать в блокноте историю приключений бородавки, которую заметила на шее у одноклассника за партой справа.

Жизнь у нее, скажу вам, получилась поинтереснее моей.

Сегодня все как обычно. Я захожу в класс, и ничего не меняется. Никакой немой сцены, в которой все как по команде поворачиваются ко мне. Люди заняты своими проблемами, и никому нет дела до меня. Лера сидит на парте, как на троне, и болтает стройными ногами. Марина и Оксана, как и положено свите, громко восхищаются ее красотой. Мальчики старательно делают вид, что не замечают их, а девочки включили режим Хатико и ждут Андрея. Он у нас что-то вроде местного принца и…

– Эй, ты заходишь?

Кажется, я так и застыла в дверях класса, мешая другим пройти. По крайней мере, Андрею. Он стоит за моей спиной и улыбается. Глаза у него серые, с темным ободком, а по русым волосам щедро рассыпаны солнечные блики.

– Ты прямо как кот. Ну, знаешь, есть у них такая привычка. Встать в центре прохода и стоять.

Я молчу.

– Твой так не делает?

– У меня нет кота.

Не знаю почему, но он смеется. А потом немного наклоняется ко мне, словно собирается рассказать какой-то секрет, и шепотом говорит:

– Знаешь, как будет «кис-кис-кис» по-болгарски? «Мац-мац-мац».

Пару секунд я просто моргаю, а потом вжимаюсь в стену и пропускаю его вперед. Андрей заходит в класс, и все вокруг оживает, будто кто-то выкрутил яркость и звук на максимум. Не знаю, как он это делает, но мир всегда крутится вокруг него.

А еще, кх-м, он очень приятно пахнет. Чем-то хвойным и свежим. Мне нравится.

Я сажусь на свое место и смотрю в окно. Дворник подметает спортивную площадку, люди спешат на работу, земля со скрипом вертится вокруг своей оси, а я не думаю об Андрее. Не думаю, не думаю, не думаю…

Интересно, не устает ли он всегда быть в центре внимания?

Уроки тянутся бесконечно, космически долго. И даже еще чуть-чуть. Я рисую в блокноте каракули: крылья, чьи-то губы, цветы, кисти рук – вот это вот все. Географичка устало бубнит про Африку и, кажется, сама себя не слушает.

– Бу-бу-бу… за чертой бедности… бу-бу-бу… уровень жизни… бу-бу-бу…

За партой передо мной сидят Егор и Оксана. Учебник у них раскрыт не на той странице, но это и не важно. Они все равно используют его только как ширму и самозабвенно целуются. Я