Читаем без скачивания Оладьи тридцать седьмого года - Фазиль Искандер

Искандер Фазиль

Оладьи тридцать седьмого года

Фазиль Искандер

Оладьи тридцать седьмого года

Мать поджарила двенадцать оладий, выложила их в тарелку и поставила ее на тумбочку. Сейчас в доме было три человека - мать, ее дочь и сын. Отец поздно возвращался с работы. Сестра ходила в школу во вторую смену, и, когда она вернулась домой, они сели обедать. И тут обнаружилось, что в тарелке не двенадцать оладий, а одиннадцать.

- Ты почему без спроса взял оладью? - спросила мать у сына.

- Я не брал, - ответил мальчик. Он в самом деле не брал оладью.

- Кто же взял? - удивилась мать. - Если бы у нас была кошка, я бы решила, что она съела одну оладью.

- Я не брал, - повторил мальчик.

- Кто же мог взять, - сказала мать, - у нас же никого не было в доме? Ты понимаешь, что ты сделал? Мало того, что ты без спросу взял оладью, ты еще врешь, что ее не брал.

- Я не брал, я честно говорю, - ответил мальчик.

- Так что, по-твоему, я сошла с ума? - возмутилась мать. - Я поджарила двенадцать оладий. На каждого по три штуки. А сейчас их одиннадцать. Ты съел одну оладью и потому теперь получишь только две.

- Хорошо, - согласился мальчик. Легкость его согласия еще больше раздражила мать.

- Но почему же ты не признаешь, что взял одну оладью? Я же не собираюсь тебя бить за нее. Трусливо отпираться, когда ясно, что ты взял одну оладью.

- Я не брал, - повторил мальчик.

Он в самом деле не брал оладью.

У мамы по лицу пошли красные пятна.

- Ты меня убиваешь, - сказала она. - Я поджарила двенадцать оладий. Когда я их поджаривала и перекладывала в тарелку, я их снова пересчитала. Их было двенадцать. Куда делась одна оладья?

- Я не знаю, - сказал мальчик.

- Кто же знает? - спросила мать - Нас в доме всего было два человека ты и я. Выходит, твоя мать, изверг, сама съела одну оладью, а теперь сваливает на сына. Отвечай: значит, твоя мать - изверг?

- Нет, - сказал мальчик, - я так не думаю.

- Тогда куда делась оладья?

- Не знаю, - сказал мальчик, - я не брал.

- Кто же взял, святой дух, что ли? - крикнула мать. - Ты меня в гроб загонишь своим упрямством. Ты же знаешь, что у меня больное сердце.

Она встала из-за стола, накапала в рюмку валерьянки и выпила.

Мальчику стало ужасно жалко маму. Он знал, что она не отстанет от него.

- Куда делась оладья? - сев на место и словно подкрепившись валерьянкой, снова спросила мать.

- Ну, я съел ее, - сказал мальчик, потому что ему было жалко маму.

Ему казалось, что она без такого признания от него не отстанет.

- Так бы сразу и сказал, - умиротворенно заключила мать, - значит, это правда, что ты взял оладью?

- Нет, неправда, - ответил мальчик. Он думал, что, сказав, что он съел оладью, он на этом успокоит мать и разговор отпадет. Но теперь почувствовал, что своим признанием придал ей новые силы.

- Он меня сведет с ума, - сказала мать и заломила руки, - он съел оладью, но не брал ее. Что она сама тебе влетела в рот? Ты идиот или негодяй! В обоих случаях мне сейчас будет плохо.

Ему опять стало жалко маму.

- Ну, съел я, съел оладью! - повторил он.

- Значит, это правда, что ты взял ее? - торжественно спросила мать.

- Нет, неправда, - ответил мальчик. Это в самом деле было неправдой, и он с неправдой никак не хотел соглашаться. Престо из жалости к матери он сказал, что съел оладью. Мать всплеснула руками.

- Ты настоящий троцкист! - крикнула она. - Сейчас судят троцкистов, и они так же путаются в ответах. Их спрашивает прокурор: "Вы встречались со шпионами и диверсантами?" Они отвечают: "Да, встречались". - "Так вы признаете свою антисоветскую деятельность?" Они отвечают: "Нет, не признаем". - "Где же честность, где логика?" Ты настоящий троцкист. Значит, ты съел оладью, но не брал ее?

- Да, - согласился мальчик, все-таки надеясь, что мать утихомирится.

- Как же ты ее мог съесть, если ты ее не брал? - окаменела мать от возмущения, а потом, словно озаренная догадкой, добавила: - Может, ты ее не руками, а зубами схватил? Подошел и, как собака, зубами схватил оладью?

- Да, - подтвердил мальчик, не находя выхода, - зубами схватил оладью.

- И съел? - жестко уточнила мать.

- И съел, - согласился мальчик.

- Так и не притронувшись руками? - спросила мать с раздраженным любопытством.

- Так и не притронувшись, - согласился мальчик.

- Но ведь невозможно съесть оладью, не придерживая ее рукой, - сказала мать, - она же не могла сразу целиком войти в твой рот, хотя он у тебя большой. Значит, ты ее все-таки придерживал руками? Значит, брал? Наконец я тебя поймала!

Мальчик понял, что он сейчас будет разоблачен, и мгновенно придумал ответ.

- Я ее съел прямо с тарелки, наклонившись над тумбочкой, - сказал он.

- Какой коварный, какой коварный, - покачала мать головой, - чтобы иметь право сказать, что он не брал оладью, он схватил ее зубами. Это же надо додуматься! Но теперь ты видишь, что ты все-таки сказал неправду?

- Я сказал правду, - ответил мальчик, - я не брал оладью.

- Брал, зубами схватил! - в истерике закричала мать. - Ты все-таки съел оладью или нет?!

У мальчика от жалости к матери сжалось сердце.

- Съел, съел! - поспешно согласился он, чтобы успокоить ее.

Сейчас в его понимании истинного положения вещей все раздвоилось. С одной стороны, подумаешь, сказать, что съел оладью, даже если ее не съел. С другой стороны, признать, что, он говорит неправду, он не мог. Правда и неправда для него оставались гораздо значительнее любой оладьи.

- Троцкист проклятый! - крикнула мать. - Убирайся из дому, чтобы я тебя не видела до вечера!

Он вышел на улицу, и ему было очень грустно. Он знал, что мать каждый день нервничает, боясь, что отец не придет с работы, что его арестуют. Она часто говорила отцу, что ему не хватает ясности и твердости и он из-за этого может попасть в тюрьму. Мальчик не вполне понимал, что она подразумевает под ясностью и твердостью. Но она считала, что ясность и твердость спасет их семью. Мальчик чувствовал, что в стране происходит что-то мутное и страшное, но как это понять, он не знал и не любил думать об этом.

Повсюду шли судебные процессы над вредителями. Взрослые сладострастно припадали к приемникам, по которым передавали эти процессы. Мальчик чувствовал, что они встревожены и одновременно тихо радуются, что их миновала беда. Но он не любил об этом думать.

Вскоре соседские пацаны затеяли играть в футбол и позвали его. И он гонял мяч вместе с ними. В азарте игры он забыл обо всем: и об оладьях, и о том мутном и страшном, о чем он не любил думать, - но оно само приходило в голову. Сейчас ему было легко, хорошо.

Но вдруг на улицу выбежала сестра и крикнула ему:

- Мама зовет тебя сейчас же домой!

- Что случилось? - спросил мальчик.

- За тумбочкой зашуршала мышка, - быстро проговорила сестра, - мама заглянула туда и увидела, что одна оладья свалилась за тумбочку. Скорей домой! Мама зовет тебя!

Мальчик обрадовался, что сам собой уладился вопрос о пропавшей оладье, и побежал домой. Он думал, что мама сейчас будет каяться за то, что обвинила его в пропавшей оладье.

Но мама сидела на кухне, горестно подперев ладонью лицо. Вид ее ничего хорошего не обещал мальчику. Настроение у него снова испортилось.

- Почему ты мне соврал про оладью? - горько спросила она, не сводя с него исстрадавшихся глаз.

- Я же не соврал, - сказал мальчик, - оладья же нашлась за тумбочкой.

- Но ведь ты признался, что ты ее съел, - напомнила мать. - Почему ты сказал, что ты ее съел?

Мальчик, поникнув головой, молчал. Ему стыдно было говорить, что он пожалел маму и потому так сказал.

- Я от тебя не отстану, - сказала мать, - пока ты не сознаешься, почему мучил меня, женщину с больным сердцем. Почему ты соврал, что съел оладью? Да еще соврал таким извращенным способом: зубами схватил оладью. Ты иезуит! Отвечай: почему ты соврал, что съел оладью?

- Ну, ты ко мне пристала, и я решил успокоить тебя, - сказал мальчик, пожалел тебя!

- Он меня пожалел! - воскликнула мать. - Какой сердобольный! Раз ты не взял оладью, ты должен был держаться правды, и только правды. Под любыми пытками надо говорить только правду! А ты, как гнилой интеллигент, стал выкручиваться: съел, но не брал. Я чуть с ума не сошла. Человек всегда должен говорить только правду!

И надо же, благодаря мышке я узнала настоящую правду, которую не могла вытянуть из тебя. Ты не понимаешь, в какое время мы живем! Партия и лично товарищ Сталин требуют от нас ясности и твердости! А ты доказал, что не способен ни на то ни на другое. Поди вымой лицо и ноги. А потом приведи в порядок мышеловку. Что-то у нас снова развелись мыши. Они, кстати, чувствуют, когда в доме нет ясности и твердости.

Мальчик угрюмо отправился к умывалке. С мышами у него тоже были свои сложности. Мама выдала ему старую вилку, чтобы он ею убивал мышей, попавших в мышеловку. Но ему было противно прокалывать мышей вилкой. Если попадалась мышь, он выносил мышеловку на улицу, открывал ее над канавой, и живая мышь шлепалась туда. Может ли она снова вернуться к ним домой, он не знал. В вопросе о мышах ему тоже не хватало ясности и твердости.