Читаем без скачивания Мистер Минс и его двоюродный братец - Чарльз Диккенс

Ч. ДИККЕНСЪ

Мистеръ Минсъ и его двоюродный братецъ

Мистеръ Огустусъ Минсъ былъ холостякъ лѣтъ сорока, какъ говорилъ онъ самъ, — лѣтъ сорока-осьми, какъ говорили его друзья. Онъ всегда былъ чрезвычайно опрятенъ, аккуратенъ и щеголеватъ, и къ этому можно прибавить: немного легкомысленъ и до крайности преданъ уединенію. Онъ обыкновенно носилъ коричневаго цвѣта фракъ, безъ малѣйшей морщинки, свѣтлые «невыразимые» безъ пятнышка, гладкій шейный платокъ съ замѣчательно гладкимъ узломъ и сапогъ безъ всякой погрѣшности; кромѣ того онъ всегда имѣлъ при себѣ шолковый коричневый зонтикъ, съ рукояткой изъ слоновой кости. Мистеръ Огустусъ Минсъ служилъ писцомъ въ Министерствѣ Иностранныхъ Дѣлъ, въ Сомерсетъ-Гаусѣ. Въ добавокъ къ девяти тысячамъ фунтовъ собственнаго капитала, обращавшагося въ банкахъ, мистеръ Минсъ получалъ хорошее, съ каждымъ годомъ увеличивающееся жалованье и занималъ первый этажъ въ улицѣ Тэвистокъ, близь Ковентъ-Гардена. Въ этой квартирѣ онъ прожилъ двадцать лѣтъ и въ теченіе того, времени постоянно ссорился съ хозяиномъ дома, такъ что съ приближеніемъ перваго числа каждой четверти года онъ регулярно посылалъ предувѣдомить хозяина о своемъ намѣреніи очистить квартиру — и регулярно оставался на ней съ наступленіемъ второго числа. Въ мірѣ для него существовало два класса созданій, къ которымъ онъ питалъ самый глубочайшій и неподдѣльный ужасъ: эти созданія были собаки и дѣти. Нельзя сказать, что въ мистерѣ Минсѣ недоставало любезности и состраданія, но, но долгу справедливости, мы должны признаться, что мистеръ Минсъ былъ бы готовъ во всякое время и съ величайшимъ удовольствіемъ смотрѣть на казнь собаки или на страданія младенца. Склонности помянутыхъ созданій всегда находились въ раздорѣ съ его склонностями. У мистера Огустуса Минса не было родныхъ ни въ самомъ Лондонѣ, ни въ окрестностяхъ его, за исключеніемъ только мистера Октавіуса Боддена, его двоюроднаго брата, у котораго онъ заочно крестилъ сына. Но долгъ крестнаго отца исполнялъ онъ весьма неаккуратно, потому что ни разу не видѣлъ своего крестника (вѣроятно, вслѣдствіе нерасположенія къ своему двоюродному братцу). Мистеръ Бодденъ, прикопивъ небольшое состояньице посредствомъ мелочной распродажи хлѣба и имѣя сильное пристрастіе къ деревнѣ, купилъ себѣ коттэджъ въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ Стамфордъ-Гилломъ, куда и удалился съ возлюбленной своей супругой и единственнымъ дѣтищемъ, мастэромъ Александеромъ Огустусомъ Бодденомъ.

Однажды вечеромъ, когда мистеръ и мистриссъ Бодденъ любовалась своимъ сыномъ, перебирали его различныя достоинства, толковали о воспитаніи его и спорили о томъ будетъ ли полезно ему классическое образованіе, — мистриссъ Бодденъ, ни съ того, на съ сего, пустилась вдругъ въ такія сильныя доказательства касательно укрѣпленія дружбы съ мистеромъ Минсомъ для блага ихъ первенца, что мастеръ Бодденъ рѣшился сдѣлать слѣдующее заключеніе: «не моя будетъ вина, если я и мой двоюродный братецъ не будемъ отнынѣ въ дружескихъ отношеніяхъ!»

— Знаешь ли что, душа моя? я думаю проломить ледяную стѣну, раздѣляющую насъ, пригласивъ Минса въ воскресенье отобѣдать вмѣстѣ съ нами, сказалъ мистеръ Бодденъ, размѣшивая сахаръ на днѣ стакана съ грогомъ и бросая косвенные взгляды на свою жену, съ тѣмъ, чтобы узнать, какое дѣйствіе произвела его рѣшимость.

— Такъ сдѣлай милость, мистеръ Бодденъ, сейчасъ и напиши своему кузену, отвѣчала мистриссъ Бодденъ. — Кто знаетъ, знаетъ можетъ быть когда онъ попадетъ сюда, то полюбитъ нашего Элика и оставитъ ему весь свой капиталъ… Эликъ, мой другъ, спусти ножки съ перекладинки!

— Можетъ быть, задумчиво отвѣчалъ мистеръ Бодденъ. — Весьма легко можетъ быть, душа моя!

На другое утро, когда мистеръ Мэнсъ видѣть за завтракомъ, то прикусывая жосткій тостъ, то бросая взгляды на столбцы утренней газеты, которую всегда прочитывалъ отъ заголовка до имени издателя, — послышался громки стукъ въ уличную дверь, и вслѣдъ за тѣмъ явившійся къ мистеру Минсу лакей, вручилъ ему чрезвычайно маленькую карточку, на которой преогромнѣйшими буквами отпечатаны были слѣдующія слова: «Мистеръ Октавіусъ Бодденъ, Амелія Коттэджъ (жену мистера Боддена звали Амеліей), на Тополевой аллеѣ, близъ Стамфордъ-Гилла».

— Бодденъ?! воскликнулъ Мансъ: — какая нелегкая принесла сюда этого мужика!… Скажи, что я сплю, — скажи, что я ушелъ и что никогда больше не приду домой…. короче сказать, дѣлай что знаешь, только не пускай его на лѣстницу.

— Но чтожь я стану дѣлать, сэръ, когда джентльменъ ужь поднимается по лѣстницѣ, отвѣчалъ лакей.

Фактъ былъ совершенно очевидный: по лѣстницѣ раздавались громкіе, тяжелые шаги, сопровождаемые частой стукотней, причину которой мистеръ Минсъ на на что въ жизни не могъ разгадать.

— Гм! нечего дѣлать! проси! сказалъ несчастный холостякъ.

Слуга ушелъ, и на мѣсто его появился Октавіусъ, предшествуемый огромной бѣлой собакой, съ длинной шерстью, съ красными глазами, длинными ушами и почти незамѣтнымъ хвостомъ.

— Безцѣнный другъ мой, здоровъ ли ты? сказалъ Бодденъ, при входѣ въ комнату.

Надобно замѣтить, что мистеръ Бодденъ всегда говорилъ самымъ громкимъ голосомъ и всегда разъ шесть повторялъ одно и тоже.

— Здоровъ ли ты, родной мой?

— Здоровы ли вы, мистеръ Бодденъ? сдѣлайте одолженіе, садитесь! учтиво бормоталъ разстроенный мистеръ Минсъ.

— Благодарю, благодарю, слава Богу, помаленьку; но какъ твое-то здоровье-э?

— Какъ нельзя лучше; благодарю васъ! сказалъ мистеръ Минсъ, бросая отчаянный взглядъ на собаку, которая, утвердившись на заднихъ лапахъ на полу, а переднія вскинувъ на столъ, тащила съ тарелки кусокъ хлѣба съ масломъ; до уничтоженія она предварительно уронила его и запачкала масломъ коверъ.

— Ахъ, ты негодный! вскричалъ Бодденъ на свою собаку. — Видишь ли, Минсъ, она у меня точь-въ-точь, какъ я самъ — всегда какъ дома…. не правда ли, другъ мой?… Однако, къ дѣлу! должно сказать тебѣ, что я порядочно усталъ и голоденъ! я вѣдь шелъ пѣшкомъ отъ самого Стамфордъ-Гилла!

— Неужели вы не завтракали? спросилъ Минсъ.

— О, нѣтъ! я нарочно пришелъ позавтракать съ тобой вмѣстѣ; поэтому позвони въ колокольчикъ, дружище, и прикажи подать другую чашку, и, разумѣется, холодной ветчины. Ты видишь, что я совершенно какъ дома! продолжалъ Бодденъ, обметая пыль съ своихъ сапоговъ столовой салфеткой. — Ха! ха! ха! клянусь жизнью, я очень голоденъ!

Минсъ позвонилъ и старался улыбнуться.

— Во всю мою жизнь я ни разу еще не чувствовалъ такой усталости, продолжалъ Октавіусъ, утирая себѣ лобъ. — Но скажи, пожалуста, здоровъ ли ты, Минсъ? Клянусь тебѣ, ты таки мало измѣняешься!

— Вы такъ думаете? сказалъ Минсъ, снова стараясь улыбнуться.

— Клянусь жизнью, что тамъ!

— Скажите, пожалуста, какъ поживаетъ мистриссъ Бодденъ и… какъ бишь его зовутъ?

— Эликъ, вы хотите сказать, то есть мой сынъ? все также, все также. Впрочемъ, въ такомъ мѣстѣ, какое у насъ на Тополевой аллеѣ, ему бы никогда не захворать, еслибъ только онъ захотѣлъ. Когда я въ первый разъ увидѣлъ это мѣсто, оно показалось мнѣ такимъ привлекательнымъ, что я и выразить не могу. Тутъ и полисадничекъ, и зеленыя рѣшоточки, и мѣдная скобка у дверей, — однимъ словомъ все, чего хотите. Признаюсь вамъ, съ перваго раза я подумалъ, что передо мной стоитъ не домъ, а настоящая картинка…

— Не лучше ли будетъ ветчина вотъ съ этого края? прервалъ мистеръ Минсъ.

Онъ видѣлъ, съ недоступными для описанія чувствами, что гость его не рѣзалъ, но скорѣе уродовалъ окорокъ, совершенно нарушая всѣ установленныя по этой части правила.

— Нѣтъ, благодарю! возразилъ Бодденъ, съ самымъ варварскимъ хладнокровіемъ. — Эта сторона мнѣ лучше нравится: знаешь, тутъ кусочки какъ-то рѣжутся поаккуратнѣе… Но послушай, Минсъ, когда же ты соберешься къ намъ? Я навѣрное знаю, что ты будешь очарованъ нашимъ мѣстомъ. Амелія и я разговорились вечерковъ однажды о тебѣ. Амелія и говорятъ…. пожалуста, дай-ка мнѣ еще кусочекъ сахарку…. благодарю… ну, вотъ Амелія и говоритъ мнѣ, почему ты, душа моя, не вздумаешь побывать у мистера Минса и по дружески пригласитъ его сюда…. ахъ, проклятая собака! она испортитъ тебѣ занавѣски, Минсъ…. Ха, ха, ха!

Минсъ соскочилъ съ мѣста съ такой быстротой, какъ будто получилъ цѣлый зарядъ гальванической баттареи.

— Вонъ, вонъ отсюда! вскричалъ бѣдный Огустусъ, держась въ весьма приличномъ разстоянія отъ собаки, потому что въ утренней газетѣ онъ только что прочиталъ несчастный случая отъ укушенія бѣшеной собаки.

Посредствомъ общихъ усилій, сильнаго крика и чудныхъ дѣйствій зонтика и трости подъ стульями и подъ столами, собака была изгнана изъ комнаты и оставлена на верхней площадкѣ лѣстницы, гдѣ она начала выть самымъ жалкимъ образомъ и въ тоже время царапать прекрасно выкрашенную дверь, такъ что изъ послѣдней вышла готовая доска къ игрѣ въ баггамонъ.