Читаем без скачивания Не бойся тёмного сна - Александр Гордеев

2

Александр Гордеев

Гордеев А.Н.,

Не бойся темного сна… – Фантастическая повесть.

Для оформления книги использованы рисунки художника

Евгения Шишкова.

© Гордеев А.Н. 1992

© Шишков Е.А. 2009

3

НЕ БОЙСЯ ТЕМНОГО СНА…

Повесть

"Забыв обо всем на свете, он уселся

в кресло. Не прошло и пяти минут,

как он услышал фразу: "Когда спя-

щий проснется", – употребленную в

виде пословицы – насмешки над тем,

чего никогда не будет".

"Когда спящий проснется"

Герберт Уэллс.

1. ПО ТУ СТОРОНУ БОЛИ

– По-моему, он уже здесь, – были первые слова,

произнесенные очень напряженным шепотом.

– Да, да, он, кажется, проснулся, – констатировал другой

человек и тут же распорядился. – Все! Переносим на

кровать! Аппарат уходит! Он не должен его видеть.

Бывает, что, очнувшись после тяжелой операции,

человек долго не может сообразить, что к чему, но

Нефедов вернулся сразу с ясным пониманием, что он в

больнице. «Ну, конечно, конечно, – с уже готовой иронией

подумал он, как бы оглоушено и с креном всплывая из

бездны тихого сна, – как же, испугался я ваших

железячек…» Глаза открывать не хотелось: полежать бы

еще на этом невероятно удобном лежаке, остыть от боли и

послушать поток эфирно-свежих сил, подхватывающих

тебя, распрямляющих каждую твою жилочку, каждый

4

капилляр. Кажется, вот лежал ты на мелководье, и вдруг

взмыло тебя большой, горбатой волной и тебе, замершему

от восторга, показалось на мгновение, что сила этой

океанской волны – твоя сила. В какую-то секунду, как это

бывает во сне, Нефедову привиделось из детства: вот

выходит он из теплой вечерней воды Ильинки, оставляя в

ней пыль и усталость, вынося восторг и бодрость… И тут

же единой картиной раскрылся весь день до этого: сегодня

он, белобрысый пацаненок, ходил вместе со своим пятым

классом по колхозному полю с пшеничными всходами и

серпом, привязанным на палку, срубал сочные кусты

кислицы. А потом, уже из дома, стоя на педалях, скатился к

речке на велосипеде. Но тьфу ты! При чем тут какой-то

велосипед!

Ох, уж это блаженство покоя, по ту сторону

преодоленной боли…

Полежать, однако, не удалось: чьи-то руки приподняли и

положили на койку с прохладной свежей простыней, на

место менее удобное, но более знакомое. И тут кто-то так

выжидательно и осторожно тронул его за плечо, что

Нефедов, вместо того, чтобы открыть глаза, напротив,

плотнее зажмурился, выжидая дальнейшего.

– Вставайте-ка, вставайте, – сказали ему с мягкой

насмешкой, словно уличая в невинном притворстве, – вы

же проснулись…

Нефедов открыл глаза, привычно по-стариковски

вздохнув, ну что тут поделаешь, они уже все знают за него.

«Вы проснулись», видите ли… Хоть подсказали, а то б не

догадался…

Палата была прежней, как бы сфотографированной

несколькими вчерашними прорывами в сознание. Тут и

плакат, призывающий к донорству, с рисунком, примерно,

пятилитровой капли крови, от которой ни за что не

хотелось отдавать свою кровь. А вот врачи уже другие,

вероятно, утренняя смена: у них ведь тут, понимаешь ли,

5

все как на производстве. Ближе всех стоял высокий, очень

строгий врач (наверное, старший). Второй был с

рыжеватой, короткой бородкой, с лицом борца или

коренного сибиряка. Третий, державшийся за блестящую

спинку кровати, смотрел с настороженной, прямо-таки

«локаторной» улыбкой. Их странная выжидательность

заставила Нефедова заподозрить, что позади было нечто не

шуточное: наверняка, эти эскулапы изрядно покромсали

его своими маленькими ножичками. Хорошо бы теперь

выведать, что с ним натворили, что вырезали, что

оставили. А, главное, сколько он еще протянет на этом

белом свете.

– Ну, братцы, – сказал он, сосредоточив все внимание на

их лицах, – ночью-то я чуть было не умер (хотел сказать

«чуть не сыграл в ящик», но растроганно пожалел себя и

сдержался). Проснулся, где-то часа в три и, знаете, такая

боль и в сердце, и в голове, и во всем теле. Никогда не

болело сразу все. Вот, думаю, она тихая-то и легкая, как все

считают, смерть во сне… Просто потом про нее никто уже

не расскажет. Надо, думаю, эту боль как-то передохнуть,

протолкнуть в себе. Если передохну, значит

выкарабкаюсь… Ну, да обошлось, видно, слава богу…

Нефедов ждал, когда его перебьют, но врачи отчего-то

буквально внимали каждому его слову, и он с опозданием

испугался за себя – при пустяках-то они бы и вякнуть не

дали…

– Скажите, вы помните, как вас зовут? – вдруг спросил

старший.

Бородатый от этого нелепого вопроса даже подался

вперед. В ожидание переплавилась и улыбка третьего.

– Вот те на! – изумился Нефедов. – Вы что же привезли,

не зная кого? Разве Сережа, мой сын, ничего вам не

сказал?

– Мы все знаем, – нетерпеливо проговорил старший, –

и все же назовитесь, пожалуйста.

6

Нефедов назвался. Они распрямились, с облегчением

вздохнули, потом сошлись и по-братски обнялись. Больной

и предполагать не мог, что его анкетные данные могут

быть причиной кого-то странного, сдержанного ликования.

– Простите нас, – сказал старший, повернувшись к нему

с растроганным лицом, – потом вы все поймете. А сейчас

еще раз скажите, пожалуйста: «Я – Нефедов Василий

Семенович».

– Да сколько угодно, – растерянно ответил пациент и

щедро повторил свое полное имя.

– А вот когда вы произносите эти слова, –

подозрительно зацепился бородатый, – то вы ощущаете

себя именно этим человеком?

– Прошу прощения, так я что в психиатрической

больнице? – с иронией спросил Нефедов (сказать «в

психушке», опять таки не решился – ситуация и впрямь

была странноватой) и на всякий случай серьезно

прислушавшись к себе, заключил. – Да, я ощущаю себя

именно собой, а не Наполеоном Бонапартом и тем более не

Фридрихом Энгельсом.

– Что ж, не беспокойтесь, именно вы-то нами и нужны,

– с улыбкой заверил старший. – Расскажите о себе что-

нибудь еще.

– Да что же нового вам расскажешь? В истории болезни

все есть: сами знаете, что у меня с сердчишком не все в

порядке…

– Нет, не об этом… Кто вы? Чем занимались? Кем были?

– Как это «были»? Да кем был, тем, надеюсь, и остался,

если уж ожил («ожил я волю почуя» – вдруг пришло в

голову совершенно нелепое). Я – писатель, если это будет

позволительно, написал несколько книг. Правда, может

быть, не особенно путных, ну, да потомки рассудят…

– Кстати, вы можете сесть, – предложил старший, – если

вам это удобней.

7

Нефедов не понял: сесть после операции?! Он