Элизабет Хойт
Приручить чудовище
Пролог
Когда-то, давным-давно, шел один воин домой через горы чужой страны. Путь был крутым и каменистым, кривые черные деревья обступали тропу. Ледяной ветер пронизывал воина насквозь, но он все шел и шел. Он видел места и пострашнее, чем это, и немногое могло заставить его испугаться.
Наш воин храбро сражался в битве, но многие были храбрыми. Старые и молодые, баловни судьбы и неудачники, все воины шли в бой и сражались изо всех сил. Порой только удача, а не справедливость определяет, кому умереть, а кому выйти из битвы невредимым. Вот и наш воин был таким же смелым, честным и благородным, как тысячи других. Лишь одно отличало его — он не умел лгать.
Вот потому его и назвали Говорящий Правду.
Из книги «Говорящий Правду»Глава 1
И сгустилась тьма, когда Говорящий Правду поднялся на вершину горы и увидел величественный замок, черный, как грех…
Шотландия
Июль 1765 года
В тот момент, когда карета миновала поворот дороги, и впереди показался обветшавший замок, тонущий в свете исчезающего дня, Хелен окончательно — и, разумеется, запоздало — поняла, что все ее путешествие могло оказаться чудовищной ошибкой.
— Что это? — спросил ее пятилетний сын Джейми, стоявший на коленях на сиденье кареты и смотревший в окно. — Я думал, мы должны приехать в замок.
— Это замок, глупенький, — ответила его девятилетняя сестра Абигайль. — Разве ты не видишь башни?
— И вовсе башня не значит, что это замок, — возразил Джейми, неудовлетворенный видом замка. — Здесь нет рва с водой. Если это и замок, то не настоящий.
— Дети, пожалуйста, не спорьте, — сказала Хелен довольно резко. Они провели в дороге больше двух недель, и, естественно, у нее уже не оставалось сил ни участвовать в разговоре, ни делать вид, что она ничего не слышит.
— Он розовый. — Джейми повернулся от окна и мрачно посмотрел на сестру: — Уж не думаешь ли ты, что замку положено быть розовым?
Хелен подавила вздох и потерла висок. Последние несколько миль головная боль все усиливалась, и она могла только держаться за голову, пытаясь собраться с мыслями. Она действительно не продумала весь план до конца, но ведь она никогда и не думала обо всем как следует. Импульсивность — поспешные действия и долгие сожаления — ее врожденное свойство. Именно поэтому она оказалась в чужой, незнакомой стране, оставляя себя и своих детей на милость чужих людей. А ведь ей уже тридцать один год!
Господи, какая глупость!
Ей следовало намного лучше обдумать все, а теперь их экипаж уже останавливается перед величественной деревянной дверью.
— Дети! — позвала она.
Оба личика резко повернулись к ней. Карие глаза Джейми были широко раскрыты, в то время как Абигайль выглядела, чуть напуганной и подавленной. Дочь замечала слишком много для своего возраста. Она была чрезвычайно чувствительна к атмосфере, которую создавали взрослые.
Хелен задержала на секунду дыхание и заставила себя улыбнуться.
— Пусть это будет приключением, мои дорогие, но вы должны помнить то, что я говорила вам. — Она посмотрела на Джейми: — Какая у нас фамилия?
— Галифакс, — быстро отозвался Джейми. — Но я по-прежнему Джейми, а Абигайль — Абигайль.
— Верно, дорогой.
Так было решено уже на пути от Лондона на север, когда стало совершенно и абсолютно очевидным, что Джейми стоит больших усилий не называть сестру настоящим именем.
Хелен вздохнула. Ей остается только надеяться на то, что имена детей достаточно распространены и не привлекут особого внимания.
— Мы жили в Лондоне. — Абигайль выглядела сосредоточенной.
— Это было легко запомнить, — тихонько сказал Джейми, — потому что мы там и жили.
Абигайль только посмотрела на брата и продолжила:
— Мама была экономкой у вдовствующей виконтессы Вейл.
— А наш отец умер, и он не… — Взгляд Джейми стал испуганным.
— Я не знаю, почему нам нужно говорить, что он умер, — прошептала Абигайль.
— Потому что он не должен обнаружить нас, дорогая. — Хелен сглотнула и склонилась к Абигайль, чтобы погладить ее по руке. — Все правильно. Если мы сможем…
Дверца распахнулась, и в карету заглянул кучер:
— Так вы выходите или как? Дождь собирается, и лучше уж я посижу в теплой гостинице.
— О, конечно! — Хелен царственно кивнула кучеру, бог знает какому по счету в их путешествии. — Пожалуйста, выгрузите наш багаж.
Кучер только фыркнул:
— Да вон он, гляньте.
— Идемте, дети. — Она надеялась, что в сгущающихся сумерках мужчина не увидит ее покрасневших щек. Правда состояла в том, что у них имелось всего два саквояжа — по одному для нее и детей — и их вполне можно принять за беглецов. Пожалуй, если кучер так подумал, то это недалеко от истины.
Хелен поспешила прогнать эту мысль. Сейчас не время падать духом. Она должна вести себя как можно смелее и убедительнее и не думать о плохом.
Хелен вышла из кареты и огляделась. Перед ними тихо и величественно возвышался древний замок. Прямоугольное главное здание было построено из глыб туфа с розовым оттенком, по углам над ним возвышались круглые башни, выраставшие из стен. К замку вела подъездная дорожка, когда-то аккуратно посыпанная гравием, но сейчас покрытая грязью и кое-где заросшая кустарником. Несколько высоких деревьев вдоль дорожки должны были, вероятно, защищать от ветра. Вдали черные холмы плавно уходили к темнеющему и расплывающемуся на глазах горизонту.
— Ну, все в порядке? — Кучер забрался на свое сиденье, даже не взглянув на них. — Я поехал.
— Оставьте нам хотя бы фонарь! — воскликнула Хелен, но грохот отъезжающей кареты заглушил ее голос. Возмущенная, она застыла, глядя ей вслед.
— Там темно, — заметил Джейми, посмотрев на замок.
— Мама, там совсем нет света, — сказала Абигайль.
Голос ее звучал испуганно, и Хелен тут же захлестнула волна беспокойства. Она до сих пор не заметила отсутствия огней. Да есть ли кто-нибудь в замке? И что же им теперь делать?
«Я перейду этот мост, когда дойду до него. Я мать и должна внушать своим детям уверенность и спокойствие».
Хелен вздернула подбородок и улыбнулась Абигайль:
— Возможно, жилые комнаты выходят на другую сторону, поэтому мы и не можем увидеть свет в них.
Абигайль не очень убедило это предположение, но она покорно кивнула. Хелен взяла саквояжи, и они стали подниматься по выщербленным каменным ступеням к огромным дверям, которые находились в готической арке.
