Читаем без скачивания Восьмерка, которая не умела любить - Валерия Леман

Валерия Леман

Восьмерка, которая не умела любить

Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

Все началось с придурка Заки. Я всегда называл его придурком, и он не обижался, видимо шестым чувством понимая, что так оно и есть.

Когда-то мы вместе учились в киношколе, пережив немало волшебных моментов пьянства и любви в шестнадцатиэтажном общежитии на Галушкина. Закончив на актерском отделении только курс, я продолжил дружеское общение с Заки уже в качестве свободного художника. Потом он дипломированным актером укатил в свой Тель-Авив, а я остался прозябать в Москве, ведя полубогемное существование и вообще куролеся по жизни.

Если быть предельно откровенным, то следует признать: в том, что приключилось тем августом, есть доля и моей вины. Потому что именно я, встретившись как-то с бывшими однокурсниками по Школе (так мы называли ВГИК) и напившись по сему случаю до положения риз, набрал израильский номер Заки, и все присутствующие стали сентиментально кричать в трубку разные пошлости в духе «А помнишь?..» или «Прилетай, Заки, мы по тебе соскучились!»

И он прилетел, можете себе представить? В итоге мы пропьянствовали двое суток напролет — то там то сям у прежних знакомых, под конец осев все в том же общежитии на Галушкина, крепко подружившись с новым поколением будущих лицедеев и режиссеров.

В пятницу, тринадцатого (оцените колорит!), в третьем часу ночи мы были изгнаны из комнаты смазливых экономисток и, едва держась на ногах, под мерзким мелким дождем чудом поймали такси, которое и понесло нас на другой конец Москвы в мое теплое двухэтажное гнездышко с петушком на флюгере. Вот тут Заки и проиллюстрировал, как никогда раньше, какой же он придурок.

Сначала он закурил в салоне черную кубинскую сигару, отчего меня чуть не вывернуло, а таксист в нецензурной форме предложил прекратить курение. Абсолютно проигнорировав данное пожелание, глядя в мокрое окно, за которым рекламные огни и фонари сливались в одну сплошную цветную линию, наш израильский эстет заплетающимся языком принялся разглагольствовать, до чего же пакостный и сырой город-герой Москва, вечно встречающий его персону дождем. Таксист сквозь зубы заметил, что сегодня второй дождь за все лето. Тогда Заки неожиданно хлопнул его по плечу, и водитель с перепугу так резко затормозил, что мы едва не вылетели через лобовое стекло.

Как оказалось, данный жест мой израильский друг произвел единственно для того, чтобы попросить остановить машину, потому как внезапно захотел пописать. Еще большую глупость он сделал немедленно после торможения — сунул белому от злости таксисту хрустящие баксы «за беспокойство». Неудивительно, что тот, едва мы вылезли из такси, рванул с места и был таков.

Вот почему я считаю, что все началось из-за придурка Заки. В синей московской ночи мы стояли под мелким непрерывным дождем на обочине, писая на бордюр и ругая последними словами — Заки таксиста, а я Заки.

Естественно, поймать в этом месте в это время такси или сумасшедшего частника не было никакой возможности. Чувствуя, как постепенно трезвею от влаги, я огляделся и сообразил, что парк по правую сторону дороги мне знаком, и если мы пройдем через него, то выйдем к многоэтажному кварталу, в конце которого расположена зеленая зона с новомодными особняками, в числе коих красуется и мой дом.

Я объяснил рекогносцировку шатающемуся Заки, который немедленно принялся протестовать и ругаться, хотя, убейте меня, не представляю, что другое еще можно было сделать в подобной ситуации, как не двинуться напрямик. Но Заки страшно боялся идти ночью через парк, а потому прочел мне целую лекцию о криминогенности Москвы и даже снова попытался ловить такси, махая руками посреди абсолютно пустой дороги. Понаблюдав за его клоунадой, я молча повернулся и направился к входной арке парка.

Я не безголовый супергерой, не лишен воображения и вполне начитан, чтобы представить, что может приключиться в темноте в зловещих аллеях, а потому честно скажу, что радости сия прогулка мне не доставляла, тем более что сзади волочился хнычущий Заки, истерично вскрикивающий от каждого шороха.

А парк был полон шорохов, леденящих душу звуков и причудливых силуэтов. То я ясно видел скрюченную фигуру старухи, манящую меня когтистым пальцем, а приблизившись, обнаруживал всего лишь молодое деревце акации со смятым газетным листом в ветвях; то вдруг Заки, вцепившись в мое плечо, свистящим шепотом вещал, что видит человека на застывших детских качелях, а это просто была сломанная спинка деревянного сиденья.

Наконец впереди за ровно подстриженным ограждением из кустарника бузины показался просвет улицы. Я с облегчением вздохнул, а Заки неожиданно принялся за художественную декламацию.

Минувшей ночью,Когда вон та звезда, левей Полярной,Пришла светить той области небес,Где блещет и теперь, Марцелл и я,Едва пробило час…

«Гамлета» мы ставили в Школе вместе с третьекурсниками — нам с Заки, двум балбесам, доверили роли Бернардо и Марцелло, а потому я прекрасно помнил эту реплику, а также следующую за ней репризу «Входит призрак». И сейчас уже был готов проговорить свои слова («Тсс, замолчи! Смотри, вот он опять!»), — как произошло нечто необычное.

За воротами парка мелькнуло белое пятно. В первое мгновение я испытал необъяснимый ужас. Мне показалось, что, следуя ходу великого спектакля, действительно появился призрак — если не отца Гамлета, то еще кого-нибудь. Не сговариваясь, мы с Заки одновременно замерли на месте, боясь пошевелиться. Что-то светлое и бесформенное легко скользнуло за черной решеткой, а потом послышался прозаический перестук быстрых шагов.

— Человек, — прошептал Заки, невольно улыбаясь, — просто прохожий.

Все было вполне объяснимо: некто вышел из парка с противоположной стороны и двигался по тротуару.

— Хм, прохожий в три часа ночи… — усмехнулся мой приятель, мгновенно позабыв собственные недавние страхи и преображаясь на глазах. — Давай его напугаем!

Это уже снова был прежний Заки — шалун и затейник, готовый среди ночи упиваться Шекспиром или играть в казаки-разбойники с совершенно незнакомыми людьми. Мне показалось страшно смешным то, что мы, два взрослых парня, только что сами умиравшие от страха, способны кого-то напугать. Не знаю, как еще я могу оправдаться — быть может, виной всему был еще не выветрившийся алкоголь? Как бы то ни было, мы с Заки, улюлюкая, мчались за тем несчастным.

Когда мы выбежали за ворота парка, наша жертва уже перешла через дорогу и быстро удалялась в глубь квартала новостроек. Мы с дурацкими криками кинулись следом.

— Стой! — азартно орал Заки. — Именем королевы!

Естественно, незнакомец запаниковал. Значительно сократив разделявшее нас расстояние, я отметил, что он высок, одет в светлые брюки и белую ветровку, и в руках у него ничего нет — ни сумки, ни авоськи, ни какой-нибудь распаршивой визитки, словно бы человек просто вышел подышать воздухом в неурочный час.

Я сразу понял, что прохожий молод, поскольку шагал размашисто и легко, а когда услышал наши вопли и топот погони, так же легко побежал. Его светлый силуэт нереально беззвучно скользил по диагонали двора мимо детских качелей и песочниц, потом вдоль асфальтированной подъездной дорожки громады многоэтажки-муравейника, в которой запросто можно было бы расселить целую деревню, где рождаемость еще не упала до среднероссийского уровня.

— Быстрей! — оборачиваясь на бегу, крикнул задыхающийся Заки. — Мы не должны его упустить!

На самом деле он, конечно, вовсе не хотел догнать беднягу, поскольку тогда перед ним встал бы классический вопрос «Что делать?». Мой израильский друг всегда любил пошалить, повалять дурака, но никогда не был маньяком и садистом, доводящим людей до ужасной смерти. Вот почему он едва не лишился сознания, когда наткнулся на… теплый труп нашей жертвы.

Я не шучу. Завершением нашей погони был труп. Как будто бы это мы, догнав, прострелили его, как картонную мишень.

Все произошло неожиданно. В какой-то момент погони парень исчез из виду, потом мы увидели двигающееся светлое пятно в дальнем конце дорожки, проходящей вдоль муравейника, у последних подъездов с ярко освещенными окнами лестницы. Заки взревел «Цель обнаружена!» и кинулся туда, а я — за ним. Впоследствии мы пытались вспомнить, раздавался ли какой-нибудь звук наподобие хлопка пробки шампанского или выхлопной трубы автомобиля. Но с воспоминаниями было туго: увлеченные погоней, мы топали и шумно дышали, да к тому же все еще находились под тлетворным воздействием алкоголя.

А вот тот, кто хладнокровно пристрелил нашего бегуна, явно был трезв как стеклышко. Когда, подбежав к крайнему подъезду, почти у самой его двери, распахнутой и открывающей ярко освещенную лестницу к лифтам, мы вдруг увидели тело, сразу же стало ясно, что стреляли в парня в упор. Убийца явно стоял в тени под козырьком над крыльцом, так что подбежавший наверняка не сразу его заметил. Скорей всего он вообще никого не ожидал встретить, а просто направлялся к подъезду, когда из темноты выступил некто и пальнул из пистолета с глушителем. Жертву отбросило назад, и наш беглец рухнул на спину, раскинув руки, а на белой ткани его майки на груди расползлось темное пятно.