Читаем без скачивания Ведьма из-за моря - Виктория Холт

Холт Виктория

Ведьма из-за моря

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЛИННЕТ

ПАССАТЫ

В нашей семье все женщины имели обыкновение вести дневники. Бабушка вела дневник, и матушка переняла от нее эту привычку. Я помню, как матушка сказала однажды, что, когда ведешь дневник, проживаешь жизнь полнее. Если не можешь чего-то запомнить, много теряешь, и даже память способна так искажать события, что если вспоминаешь случившееся когда-то, все воспринимается в совершенно ином свете. Но если все записать с душевным волнением того момента — именно так, как событие произошло, его можно вспомнить до мельчайших подробностей, его можно оценить и, может быть, лучше понять. Так ты не только сохраняешь ясную картину какого-нибудь события, имеющего для тебя значение, но и можешь лучше понять себя.

Итак, начну с месяцев, последовавших за нашей славной победой над испанцами, что вполне оправданно, ибо это было поворотным моментом в моей жизни. В это время мы все пребывали в состоянии, которое, я думаю, можно назвать эйфорией. Мы вдруг осознали, как близки мы были к несчастью. Мы никогда не верили, что нас могли покорить, и, может быть, именно эта величайшая и благородная уверенность и привела нас к победе, но в то же время мы прекрасно представляли, что могло означать для нас поражение. Мы слышали рассказы об ужасных вещах, происходящих в Нидерландах, где народ противостоял мощи Испании. Мы знали, что когда Армада отплыла от своих родных берегов, она несла с собой орудия не только войны, но и пыток. Испанцы пытали и заживо сжигали тех, кто отказывался принять их религию; мы слышали, что людей зарывали по горло в землю и оставляли умирать. Не было конца рассказам о страданиях, и это могло быть нашей судьбой, если бы они пришли! Но мы их победили: по всему побережью валялись обломки их кораблей, приливы уносили их в море, может быть, некоторые вернулись в Испанию. А мы остались на нашей прекрасной цветущей земле, с доброй королевой Елизаветой, которая теперь в безопасности пребывала на своем троне. Это было время, когда радовались все англичане, и больше всего — мужчины и женщины Девона. Мы были людьми моря, и именно наш Фрэнсис Дрейк, который больше других заслуживает похвалы, спас нашу страну.

Капитан Джейк Пенлайон, мой отец, пребывал в состоянии величайшего воодушевления. Крепкий, сильный, безрассудно смелый, нацеленный на полное изгнание испанцев с морей, презирающий слабость, уверенный в правоте своих взглядов, высокомерный, искренний, не кланяющийся ни перед кем — я всегда считала его типичным представителем своего времени. В детстве я ненавидела его, потому что не могла понять отношений, установившихся между ним и матерью. Я самозабвенно любила ее, но любовь моя была покровительственной, мне хотелось ее защитить, и только сейчас я поняла, как она его любила! По моей девичьей неопытности я не правильно судила об их отношениях: казалось, они постоянно конфликтовали, но сейчас, став взрослее, я поняла, что эти баталии придавали остроту их жизни, и, хотя временами казалось, будто им доставляло удовольствие мучить друг друга и для них невозможно было жить в согласии, в разлуке они были глубоко несчастны.

К моему отцу нельзя было относиться равнодушно, поэтому сейчас, когда я перестала ненавидеть и презирать его, я вынуждена была полюбить его, даже гордиться им. А он — он не терпел меня, потому что я не была мальчиком, но теперь пришел к выводу, что его дочь лучше любого мальчика, и я чувствовала ему даже нравилось, что я была девочкой. Моя трехлетняя сестра Дамаск была слишком мала, чтобы представлять для него интерес, но он уже не хотел мальчиков, потому что знал: их не могло быть, и он довольствовался своими незаконными сыновьями. Моя матушка, бывало, говорила, что он рассеял их по всему свету, и он не отрицал этого. Трое, которых я знала, были Карлос, Жако и Пенн. Карлос женился на Эдвине, владелице Труинд Грейндж, соседнего особняка, который она унаследовала от своего отца. Она была нашей дальней родственницей, так как ее мать была удочерена моей бабушкой. Жако и Пенн жили с нами, когда не были в море. Жако был капитаном одного из кораблей моего отца, а Пенн, которому было семнадцать — на год меньше, чем мне, тоже уже ходил в море.

Мы так долго жили с чувством страха перед испанцами, что без этого чувства наша жизнь внезапно показалась пустой, и, хотя я захотела завести дневник, записывать было почти нечего. Неделями приходили сообщения о том, что случилось с Армадой. Корабли постоянно выносило на берег, команды их страдали от голода; многие утонули; некоторые достигли берегов Шотландии и Ирландии, и поговаривали, что их приняли так негостеприимно, что для них лучше было бы утонуть. Мой отец бурно выражал свое одобрение.

— Ей-Богу, — вскричал он, — если кто-нибудь из этих чертовых донов высадится на Девон, я распорю ему глотку от уха до уха!

Матушка возразила:

— Вы победили их, разве этого недостаточно?

— Нет, мадам! — воскликнул он. — Этого недостаточно, и нет участи слишком ужасной для этих испанцев, которые посмеют попытаться покорить нас!

Итак, все шло своим чередом. Люди приходили в дом, и мы их развлекали. За столом говорили только об испанцах, гнусном человеке в Эскориале, который мечтал быть хозяином мира и теперь был побежден таким образом, что никогда не сможет подняться вновь. А как все смеялись, когда услышали о том, в каком гневе были оставшиеся дома, которые спрашивали, почему Армада, стоившая им таких денег, не вернулась? Почему герцог Медины Сидония, который хвастался, что победит англичан, не вернулся домой для чествования? Что случилось с могущественной Армадой? Может быть, она была настолько чиста и свята и слишком хороша для этой земли, что была унесена на небо?

— Унесена к дьяволу! — кричал мой отец, грохнув своим кулачищем по столу.

Затем он рассказывал про бой, в котором участвовал, и все слушали внимательно, а Карлос и Жако согласно кивали, так все и шло.

Я не хотела писать об этом в дневнике: об этом все знали, это происходило в тысячах домов по всей Англии.

— Как дела с дневником? — спросила меня матушка.

— Ничего не происходит, — ответила я. — Нечего записывать! С тобой вот так много всего происходило! — добавила я с завистью.

— Тогда все было по-другому. Лицо ее омрачилось, и я поняла, что она подумала о днях своей молодости. Она сказала:

— Дорогая моя Линнет, я надеюсь, тебе никогда не придется записывать ничего, кроме счастливых событий!

— Это же будет скучно? — спросила я. Тогда она засмеялась и обняла меня.