Читаем без скачивания Маяк на далеком острове - Жюль Верн

Жюль Верн

Маяк на далеком острове

Глава первая

НАЧАЛО

Солнце вот-вот должно было исчезнуть за линией, разделяющей небо и море, и горизонт на западе сузился до четырех-пяти лье.[1] Погода стояла прекрасная. В противоположной стороне неба несколько небольших облачков то тут, то там поглощали последние лучи, которые вскоре не замедлят угаснуть в сумеречной тьме, довольно продолжительной на столь высокой широте: 55° Южного полушария.

В тот момент, когда от солнечного диска осталась лишь верхняя часть, на борту сторожевого корабля «Санта-Фе» раздался пушечный выстрел и на грот-мачте взвился, разворачиваясь на ветру, флаг Аргентинской Республики.

Одновременно вспыхнул яркий свет на вершине маяка, построенного на расстоянии ружейного выстрела от береговой линии узкого залива Эль-Гор,[2] где стоял на якоре «Санта-Фе». Смотрители и рабочие, команда корабля, собравшаяся на носу судна, длительными рукоплесканиями приветствовали первый огонь, зажегшийся на этом отдаленном побережье.

В ответ прогремели два других пушечных выстрела, несколько раз прокатившихся громким эхом по окрестностям. Флаги сторожевика были приведены в соответствие с требованиями, предъявляемыми к военным судам, и тишина вновь воцарилась на острове Эстадос,[3] расположенном в краю, где встречаются воды Атлантического и Тихого океанов.

Рабочие отправились на борт «Санта-Фе», чтобы провести там последнюю ночь. На берегу остались лишь два смотрителя, а их третий товарищ уже нес вахту на маяке.

Мужчины не сразу направились к себе. Они разговаривали, прогуливаясь по берегу.

— Что же, Васкес, — сказал младший, — завтра сторожевик выйдет в море.

— Да, Фелипе, — ответил Васкес. — Надеюсь, что переход не будет тяжел и «Санта-Фе» вернется в порт.

— Это так далеко!

— Ну, обратный путь не длиннее, чем сюда, дружок.

— Я так и предполагал, — рассмеялся Фелипе.

— Эх, мой мальчик! — продолжил Васкес. — Иногда больше времени занимает путь к цели, чем возвращение, если только не дует попутный ветер!.. В конце концов, полторы тысячи миль[4] — пустяки, если на корабле механизмы в порядке, а паруса целы.

— К тому же капитан Лафайате хорошо знает маршрут…

— Который совершенно прям, мой мальчик. Нужно взять курс на юг, чтобы добраться до острова, и держать его на север, чтобы вернуться. А если ветер будет продолжать дуть с суши, то корабль окажется защищенным со стороны берега и будет плыть, словно по реке Рио-де-Ла-Плата или по какой-либо другой.

— По реке с одним берегом, — возразил Фелипе.

— Не важно, если она добрая, а она всегда такая, если дует попутный ветер!

Как видим, Васкесу нравилось разговаривать со своим товарищем в таком шутливом тоне.

— Разумеется, — ответил тот, — но если ветер переменится…

— А вот это уже нежелательно, Фелипе. Но надеюсь, что такого с «Санта-Фе» не случится и уже через две недели он бросит якорь на рейде Буэнос-Айреса. А вот, например, если ветер задует с запада…

— Он не найдет укрытия ни со стороны суши, ни со стороны открытого моря.

— Точно говоришь, мальчик. Огненная Земля[5] или Патагония[6] — ни единой морской стоянки![7] Придется брать курс в открытое море, если не хочешь, чтобы корабль выбросило на берег!

— Но всё же, Васкес, мне кажется, что хорошая погода простоит еще долго.

— Я тоже так считаю. Сейчас самое начало теплого времени года… Иметь впереди три месяца — это уже кое-что…

— К тому же работы, — ответил Фелипе, — были выполнены в срок.

— Знаю, мой мальчик, знаю. Погода здесь в декабре такая же, как в Северном полушарии в начале июня. Теперь они уже налетают реже, эти внезапные шквалы, которые бесцеремонно бросают корабль в открытое море и срывают с вас зюйдвестку![8] Но как только «Санта-Фе» окажется в порту, пусть ветер дует и беснуется, как ему хочется… Нет оснований опасаться, что наш остров уйдет под воду вместе с маяком!

— Конечно, Васкес. Впрочем, сторожевой корабль вернется с нашей сменой…

— Через три месяца, Фелипе…

— Да, через три месяца и обнаружит остров на своем месте.

— И нас на нем, — ответил Васкес, потирая руки и выдыхая густой клуб дыма из трубки. — Видишь ли, мой мальчик, здесь мы находимся не на борту корабля, который ураган крутит и вертит. Или же если это и корабль, то он прочно стоит на рейде у самой оконечности Америки и не собирается срываться с якоря!.. Согласен, это суровые края! Моря, омывающие мыс Горн,[9] по справедливости пользуются дурной славой! Но теперь уже никто не станет подсчитывать число кораблекрушений у этих берегов, а грабители не смогут составить себе, как и раньше, приличное состояние! Всё изменится, Фелипе! Маяк на острове все изменит! И урагану, налетевшему с любой стороны, не удастся его потушить! Корабль вовремя увидит свет и, изменив курс, избежит опасности наткнуться на скалы мыса Тукуман, или Северал,[10] даже в самые темные ночи! Мы подадим сигнал, который морякам так необходим.

Надо было слышать, с каким воодушевлением говорил Васкес. Однако его пыл не нашел отклика в душе спутника. Фелипе с некоторым опасением думал о долгих неделях, которые предстояло провести на пустынном острове без возможности общения с себе подобными вплоть до того дня, когда придет смена. Однако Васкес был совершенно уверен в сказанном.

И в заключение старый моряк добавил:

— Видишь ли, мой мальчик, за сорок лет я избороздил все моря Нового и Старого Света в качестве юнги, новичка,[11] матроса и боцмана, А теперь, когда пришло время выходить в отставку, я не мог желать лучшего, чем стать смотрителем маяка — и какого! Маяка на краю Света!

Действительно, до чего же подходящим было подобное название для затерянного острова на краю обитаемой и необитаемой земли.

— Скажи мне, Фелипе, — продолжал Васкес, выбивая потухшую трубку о ладонь, — в котором часу ты сменишь Мориса?

— В десять часов. И до двух ночи…

— Хорошо. А после тебя я буду нести вахту до рассвета.

— Договорились, Васкес. А сейчас будет разумнее, если мы отправимся спать.

— По койкам, Фелипе, по койкам!

Смотрители поднялись к изгороди, окружающей маяк, и вошли в жилище, плотно затворив дверь.

Ночь выдалась спокойная. Перед рассветом Васкес погасил прожектор.

Как правило, в Тихом океане, особенно возле американских и азиатских берегов, приливы незначительны. А в Атлантике, наоборот, так сильны, что явственно ощущаются вплоть до самых удаленных краев Магеллании.[12]