Читаем без скачивания Большой Джим - Эдгар Берроуз

Берроуз Эдгар

Большой Джим

Эдгар Берроуз

БОЛЬШОЙ ДЖИМ

Честь обнародовать эту историю принадлежит Пату Моргану, хохочущему, отчаянному, черноволосому потомку славных ирландских забияк.

Она и посвящена Пату Моргану, бывшему пилоту, лейтенанту американских ВВС, бывшему изобретателю, боксеру-любителю, а главным образом великолепному собутыльнику.

Я встретил Пата Моргана в баре загородного клуба совершенно случайно. После третьего хайболла мы звали друг друга по имени. После шестого мы выволокли наши фамильные секреты и принялись вытряхивать из них пыль. Чуть позже мы уже рыдали на плече друг у друга; так все и началось.

Мы здорово подружились тем вечером, и позже наша дружба стала расти. Мы подолгу разговаривали, когда он сажал свой самолет в том аэропорту, где я держал свой. Его жена умерла, и по вечерам ему было очень одиноко, поэтому я часто забирал его к себе на ужин.

Он был совсем юным, когда началась война, но сумел пробраться во Францию на фронт как раз перед концом войны, и сбил три вражеские машины, хотя был совсем мальчишкой. Я узнал об этом от другого летчика; Пат никогда не говорил об этом. Но он был просто набит анекдотами о других пилотах и собственном потрясающем опыте работы в кино, чем он и занимался в последние годы.

Все это имеет мало общего с самой историей, разве что объясняет, что я достаточно хорошо знал Пата Моргана, чтобы держать себя в руках, когда он рассказывал мне удивительную историю о своем полете в Россию, об ученом, победившем время и о человеке из пятидесятого века до рождества Христова по имени Джимбер Джо.

В тот день мы должны были обедать вместе в "Вандоме". Я дожидался Пата в баре, обсуждая вместе с прочими исчезновение борца-профессионала по прозвищу Скала. Без сомнения, все помнят его стремительный взлет и как спортсмена, и как высокооплачиваемой кинозвезды. Его исчезновение занимало всех не меньше десяти дней. Мы пытались решить, похищен ли Скала или полученные письма с требованием выкупа - дело рук какогонибудь психа, когда вошел Пат Морган с экстренными выпусками "Гералд" и "Экспресс", которыми размахивали газетчики на улице.

Я пошел с Патом к нашему столику; он выложил газеты. Кричащий заголовок занимал чуть ли не полстраницы.

- Так его нашли! - воскликнул я.

Пат Морган кивнул.

- Полиция нашла не только его, но и меня. Я только что из главного управления.- Он пожал плечами, нахмурился и не спеша стал рассказывать.

- Мне всегда нравилось возиться со всякими изобретениями. Когда жена умерла, я старался забыться, сосредоточившись на лабораторной работе. Это была плохая замена тому, что я потерял, но думаю, все же меня спасло.

Я работал над новым горючим, куда дешевле и компактнее, чем газолин, но обнаружил, что оно требует радикальных изменений в устройстве двигателя, а у меня не было денег, чтобы перевести синьки в металл.

Почти тогда же умер мой дед и оставил мне приличное состояние, большая часть его ушла на экспериментальные модели, и, наконец, я отладил одну. Штучка вышла - просто блеск.

Я купил корпус и установил в нем двигатель; затем попытался продать и двигатель, и горючее государству, но не тут-то было. Как только я доходил в официальных переговорах до некоей точки, я словно упирался в невидимую каменную стену и застревал намертво.

Я так никогда и не узнал, кто или что тормозило меня. Затем я обозлился и начал игру с русскими. В Европе снова задули ветры войны, и советские товарищи заинтересовались новой авиационной техникой. Им было чем платить и распоряжались они этим так, что это импонировало уязвленному самолюбию отвергнутого изобретателя. Наконец, они сделали мне роскошное предложение привезти мои планы и формулы в Москву и наладить для них производство горючего и двигателей. Вдобавок в качестве приманки они предложили мне солидную надбавку, если я проверю свое новое изобретение во время перелета.

Я, конечно, с радостью согласился, получив прекрасный шанс выставить дураками тупиц-бюрократов из Вашингтона. Я им покажу, чего они лишились...

В ходе переговоров я встретил доктора Стэйда, тоже контактировавшего с русскими. Профессор Марвин Стэйд, таковы были его титул и имя, был парнем что надо. Здоровяк, плотного сложения, холерического темперамента и с такими пронзительными синими глазами, какие мне не доводилось видеть. Вы наверняка читали в газетах об экспериментах доктора Стэйда с замороженными собаками и обезьянами. Он замораживал их в камень на дни и недели, затем оттаивал и возвращал к жизни. Он осуществил также уникальные исследования по части гипнотического обезболивания при операциях. Но Ассоциация хирургов и Министерство здравоохранения вдребезги разнесли его программу, поэтому он был в ярости. Мы с ним были два сапога пара, оба озверевшие, и у нас были к этому все основания. Один Господь знает, насколько честно мы боролись за наше дело: он - за победу над болезнями, я - за прогресс воздухоплавания.

Красные приняли доктора с распростертыми объятиями. Они согласились не только дать ему возможность вести эксперименты как угодно широко, но и финансировать их. Они даже пообещали разрешить ему употреблять людей в качестве подопытных.

Когда Стэйд узнал, что я планирую перегнать самолет в Москву, он спросил, нельзя ли и ему со мной. Он любил рекламу в той же мере, как и науку, известность ему совсем не претила. Я сказал, что риск слишком велик и что я не хочу брать на себя ответственность ни за чью жизнь, кроме своей собственной. Презрительно фыркая, он своим бычьим голосом отвергал каждое мое возражение. Наконец я пожал плечами и сказал: "0'кей".

Не буду утомлять вас деталями полета. Жаль, что вы не могли прочитать об этом в газетах, потому что просочись по официальным каналам хоть что-нибудь, нам оказали бы очень холодный прием. Пресса закрыла всю информацию о нас, и точка. Были трудности с паспортами, отказы зарегистрировать самолет и все такое прочее. Но мы справились.

Двигатель работал отлично. Горючее тоже. Все было отлично, включая мои навигационные навыки, пока мы не оказались над самой забытой Богом частью планеты - где-то в Северной Сибири, по моим картам. Именно там мой только что изобретенный карбюратор и забарахлил.

К тому времени мы набрали высоту в десять тысяч футов, но пользы от этого было мало. Приземлиться было негде. Насколько я мог видеть, вокруг были только леса и реки - множество рек.

Я планировал при хвостовом ветре, рассчитывая, что мы пролетим больше, чем в спиральном спуске, и ежесекундно выискивал точку, самую крошечную, где можно было бы сесть и ничего не повредить. Я знал, что, если разобью машину, нам не выбраться из этого бесконечного леса никогда.