Читаем без скачивания Выбор - Полина Викторовна Шпартько

Полина Шпартько

Выбор

Всем, кто задаёт себе вопросы, не устаёт искать ответы и верит, что всё не зря

Был зимний вечер. Лёгкий мороз. Подруга Андрея уехала на пару дней к родным, дома Андрея никто не ждал, и он не торопясь прогуливался после работы по вечернему парку. Под ногами приятно поскрипывал снег. Оранжевые фонари шли вереницей вдоль парковой дорожки, далеко впереди они сливались с огнями широкой улицы. «Отчего в людях зреет зло? Как оно появляется в человеке? Отчего даже добрые, хорошие люди ссорятся, ругаются, делают друг другу больно?», — Андрей часто задавал себе подобные вопросы. «Я иду сейчас к той улице, а фонари отсчитывают мои шаги… может, линия фонарей — это моя жизнь, фонари на ней — это вехи, отметки», — когда Андрей думал, он обыкновенно мысленно с кем-нибудь разговаривал. Иногда Андрей сам же отвечал за своего воображаемого собеседника, но чаще его мысли утекали куда-то, оставаясь без ответа. Сейчас он мысленно беседовал с Лидой, очень умной девушкой, с которой они учились лет десять назад в университете. Она ему нравилась — да что, ему всегда нравилась какая-нибудь девушка, тогда это была Лида. Но Лида действительно была какая-то необычная; тихая, внимательная, очень добрая. Обаятельная. И очень-очень умная. Нет, не потому, что она лучше и быстрее всех решала задачки, а потому что уже тогда в её неполные двадцать — он не мог этого сформулировать тогда, — но сейчас он бы сказал, что она была будто бы наполненный сосуд — такой, через край которого переливается доброта и мудрость.

Андрей не видел Лиду лет десять — с тех пор, как она на втором курсе неожиданно заболела и исчезла. То есть, не так, чтобы совсем исчезла — Андрей знал, что она выздоровела, что с ней всё в порядке, но из института она отчислилась, с ребятами больше не общалась. Говорили, что она уехала в другой город. Андрей стеснялся докучать её родным, ещё пока она болела, но всё же звонил раз или два, а потом как-то однажды, её мама ответила ему по телефону:

— Лида здорова. Она уехала. Не звоните больше.

И вот спустя десять лет Андрей увидел Лиду в метро. Вокруг было много народу: люди только что вышедшие из вагона торопились пройти, кто в одну, кто в другую сторону, им наперерез бежали те, кто хотел ещё успеть заскочить в поезд. Где-то сталкивались и чертыхались, кто-то успешно лавировал в потоке, кто-то терпеливо ждал, а кто-то ждал нетерпеливо. Но всего этого Андрей не видел — он осознал это в следующее мгновение, когда его ни на чём не сфокусированный взгляд вдруг встретил в толпе глаза Лиды. То, что это именно она, он понял не по её лицу или глазам, та атмосфера, которая сопутствовала ей, когда он знал её в институте, но гораздо более мощная, в это мгновенье залила всё окружающее пространство. Он увидел людей вокруг, кажется, даже почувствовал, что чувствует каждый из них. На краткий миг все эти десятки, сотни людей превратились в одно существо, даже сущность, слились в одну душу. Лида смотрела прямо на него — с заботой и страхом. Ещё одно мгновение и сущность объединившая в себе сотни душ рассеялась в воздухе. Люди вокруг, как и прежде, спешили каждый в свою сторону. Андрей тоже двигался уносимый общим потоком, он потерял ту неведомую связь с каждым, но чувствовал, что что-то произошло, что-то изменилось. Что это было? Лида исчезла, растворилась в толпе, но как явственно он её видел, как живо вспомнилась ему одна из их последних встреч. Лида, что это было? Андрей был уверен, что то была именно она, но каким-то образом, скорее бессознательно, чувствовал, что сейчас не стоит её искать.

С того случая в метро прошло два месяца. В это время Андрей едва ли вспоминал те необычные ощущения или мысленно задавал Лиде вопросы. Наедине с собой он обычно думал о работе, или же спорил с девушкой, мысленно подбирая всё новые и новые аргументы — в последнее время они стали часто ссориться по мелочам, всё больше и больше погружаясь в болото мелких дрязг, даже не пытаясь пробраться к сути скопившихся разногласий. Три дня назад они с девушкой возвращались домой из гостей. На шумной площади внимание Андрея привлекла женщина просящая милостыню. На вид от сорока до пятидесяти, она смотрела перед собой, через людей, ничем не пытаясь привлечь их внимание. В одной руке она держала пластиковый стакан, другой придерживала повешенную через плечо картонную табличку, на которой от руки шариковой ручкой было не то что выведено, а жирно выцарапано: «Помогите». Чем-то она отличалась от других попрошаек: то ли в одежде её было что-то особенное, то ли в осанке — она производила впечатление человека подошедшего к краю и готового в любой момент сигануть вниз.

— Подожди, дорогая, я дам этой женщине денег, — сказал Андрей, когда они уже отошли от просящей на несколько шагов, — я всё-таки не могу пройти мимо.

— Ну, зачем, Андрей? Мы же договаривались, что на такое мы денег не тратим, — девушка потянула Андрея за руку. — Не надо.

— Посмотри на неё, она будто бы особенная! С ней что-то стряслось. Ей нужна помощь.

— Таких особенных!.. С ними со всеми что-то стряслось. Ты же знаешь, что все попрошайки… всех их держит мафия?

Андрей не успел ответить. Его вдруг захлестнула волна счастья, волна того единения и понимания, которую он испытал тот раз в метро. Ему показалось, что он чувствует то, что чувствует женщина, что стоит со стаканом в протянутой руке, ему вдруг стали понятны страх и неуверенность его подруги, он почувствовал её любовь и сомнения. Как и тогда в метро, на мгновение души окружающих людей будто бы слились в одну сущность. В ней были страх, боль, отчаянье, радость, любовь и вновь страх, неуверенность, опустошённость. Вдруг, как росток из семени прорастает через землю, как бабочка выбирается из кокона, пробиваясь через боль, страх и отчаянье, любовь, тепло и радость начали разливаться в окружающем пространстве. Тут же они заполнили всё вокруг. Короткий миг и видение растаяло. Люди на площади вновь двигались по своим делам. Как будто бы ничего не случилось, но что-то едва ощутимое, какая-то лёгкая дымка счастья, казалось, ещё витала в воздухе над площадью.

Девушка Андрея улыбалась ему, и Андрей тоже улыбнулся:

— Дадим