Читаем без скачивания Когда я была кошкой - Марина Семенова

Марина Семенова

Когда я была кошкой

– Никто никому не принадлежит, – прошелестела ящерица и уползла в узкую расщелину, оставив на раскаленном камне свой чешуйчатый хвост.

Как же ей хотелось вцепиться ему в физиономию и выцарапать глазки, его маленькие бесцветные лживые глазки. Она ненавидела, когда ТАК врут. Не сочиняют, не фантазируют, а именно врут, нагло и неумело. Натали считала – если уж делаешь что-нибудь, то делай хорошо, и если уж взялся врать – ври красиво. Так, как это всегда делают они, женщины-кошки: тонко, изящно и самозабвенно.

Они все так делают: врут, одеваются, любят, флиртуют, изменяют, ходят, танцуют, прикуривают сигарету, выходят из авто, едят и, даже, спят. Натали была уверена, что когда ей придет время умирать, она сделает это так же – изящно и самозабвенно. И делают они все это не от какого-то там выпендрежа, а потому что по-другому просто не умеют. Как, к примеру, женщина-корова не умеет ходить на каблуках.

Додик, в который раз, попытался ухватить ее за руку, но она фыркнула и отшатнулась брезгливо.

– Не смей! Не смей ко мне прикасаться!

– Но, масечка…

Его поросячьи глазки смотрели на неё умоляюще.

– И не смей называть меня масечкой!

– Хорошо, хорошо…

Снова согласился ее спутник и снова попытался приложиться к её тонкому запястью.

Натали еще раз фыркнула и пошла от него вдоль перил на главную палубу, пошла ровно с той скоростью, чтобы он мог ее догнать, он догнал и засеменил рядом, время от времени виновато вздыхая.

Солнце медленно стекало в, потемневшее и разволновавшееся к вечеру, море, унося с собой измотавшую всех до невозможности жару. Публика потихоньку выползала из своих прохладных кают насладиться закатным пейзажем и подышать остывающим морским воздухом, а женщины еще и «засветить» свои ненадеванные наряды.

Натали села в один из ослепительно-белых шезлонгов и кивком головы подозвала к себе молоденького, предупредительного и такого же белоснежного, как и все на этом лайнере, официанта, и заказала ему апельсиновый фреш с мороженым. Додик пристроился рядышком, добавив к ее заказу пару своих пожеланий – пиво и сушеных кальмаров.

– Если опять к вечеру наберешься и начнешь храпеть – выгоню из каюты, будешь ночевать на палубе! – предупредила она и послала нежный смайлик, проходящему мимо юноше в желтых плавках.

– Солнышко, ну перестань сердиться, честное слово я ничего не знал про те три каюты Премиум класса, они меня клятвенно заверяли, что наша самая лучшая!

– Как же ты не знал, если они есть в рекламном буклете?! Все ты прекрасно знал, просто, как всегда, хотел на мне сэкономить! – выжгла Натали своего собеседника испепеляющим взглядом.

– Но, я его в глаза не видел, этот буклет! – снова принялся врать Додик, хлопая своими белесыми, окончательно выгоревшими на солнце, ресницами.

– Не видел, говоришь? А это что? – Натали с торжествующим взором быстро открыла свою крохотную переливчатую сумочку и, выудив оттуда тонкими пальчиками согнутый пополам глянцевый буклет, потрясла им перед носом своего спутника. – Вот, в твоей тумбочке лежал!

– Так это не мое! – быстро сориентировался Додик. – Мало ли, как он мог там оказаться! Может быть, они всем в тумбочки эти бумажки кладут.

– Тогда, почему в мою тумбочку не положили? – прищурилась Натали, не оставляя надежды докопаться до истины.

– Не знаю… Сэкономить хотели, наверное… Я же говорил, милая, что вокруг одно жулье!

– Хорошо, – Натали даже зажмурилась, предвкушая. – Тогда объясни мне, пожалуйста, драгоценный мой Додоша, как на этом проспекте, который, как ты говоришь, в глаза не видел, оказалось вот это?

Она развернула буклет перед его лицом, аккурат в том месте, где на фотографии каюты Премиум класса было размашисто написано гелиевой ручкой: «Понед-ник, 17.00, парикмх, Люся»

– Только не пробуй мне сейчас втирать, что это не ты писал! Во всех твоих словах «люблю» на открытках, вставленных в букеты цветов, присылаемых мне ежедневно в первый месяц знакомства, именно она, твоя «выпендрежная» буква «Л» с этими дурацкими завитушками, я знаю ее преотлично!

Официант принес заказ и Додик радостно ухватился за вспотевший бокал, уткнув виноватые губы в золотистую пивную пенку, таким образом пытаясь выиграть время. Его спутница тоже взяла со столика свой сок, вынула из него коктейльную трубочку, покрутила ее пару секунд в руках и ловко швырнув за борт, поводила язычком по краю своего тонкого стакана. И делала она это, надо сказать, неподражаемо и совершенно бессознательно. Все ее движения – жесты и мимика, ее сумасшедше сексуальный голос, низкий и будоражащий, ее чувственный рот и миндальные влажные глаза, вся она была создана для того, чтобы соблазнять, очаровывать и сводить мужчин с ума, лишая их сна, покоя, рассудка и денег..

– Додик в который раз попался на этот восхитительный крючок, теряя бдительность и волю.

– Ну да… знал я про эти каюты, знал! Ну прости меня, мася… Разница между нашей каютой и теми тремя лишь в цвете плюшевых диванов и размерах плазмы. Платить лишние пятьсот евро за такие сомнительные преимущества! Я лучше их тебе так дам, купишь себе что-нибудь… эдакое, – он покрутил выпуклыми ладошками в районе своей груди, видимо, представляя себе это «эдакое» именно так.

– А давай! – встрепенулась Натали, пытаясь поймать его на слове, и выбросила перед собой руку, изящно и выжидательно.

– Ну… Это..я… – заерзал Додик, пряча глаза.

– Я так и знала! Жмот! – вынесла вердикт и вернула руку себе на колено обиженная женщина, зловеще так опустила, многозначительно.

Ее спутник снова вздохнул, покрываясь испариной, и полез в карман за бумажником.

– Умеешь, ты, однако, пользоваться моей безотказностью, – мрачно заметил он, тяжело вздохнув и крайне неохотно расставаясь с денежной купюрой.

– А не нужно было врать! – упрекнула его Натали, радостно ухватив протянутые ей через стол деньги, и мгновенно сменила гнев на милость, устремив на своего мужчину полный нежности и обожания взгляд. – Спасибо, Додоша! Сегодня ночью я буду оче-е-нь неожиданной и благодарной!

Додик снова обильно вспотел, представляя себе сегодняшнюю ночь, полную неожиданностей и благодарности, и облизал пересохшие губы.

Натали допила сок, поднялась и, чмокнув своего Додошу в лысеющее темечко, направилась в каюту спрятать свой евротрофей и переодеться к ужину. По пути она поймала дюжину комплиментов и приблизительно столько же вожделенных взглядов от попавшихся ей навстречу одиноких мужчин и две визитки от сопровождаемых дамами, незаметно вложенных ей в руку.

В каюте было прохладно, даже слишком прохладно. Вечно потеющий Додик любил задать кондиционеру шестнадцатиградусную температуру, считая ее оптимальной. Натали недовольно поежилась, потом взяла со стола серебристый пульт, подняла температуру до отметки «двадцать три» и зарыла пульт в недра дивана, так, чтобы Додику пришлось его долго искать. Потом подошла к встроенному шкафчику и раздвинула его дверцы. Ненадеванные наряды радостно встрепенулись ей навстречу всеми своими рюшами, оборками и стразами Сваровски, ставя перед нелегким выбором. Впрочем, какая разница в чем ей сегодня выходить к ужину, если рядом с ней все равно будет Додик. Вот если бы она отправилась в круиз одна! Тогда – да, тогда каждый ее выход из каюты автоматически превращался бы в охоту, в приключение, игру, вызов, сопровождаемый выбросом хорошей дозы адреналина.

«Так недолго и форму потерять,» – подумала Натали, припоминая сколько времени она уже разрешает Додику пользоваться ее благосклонностью, а значит, и ее роскошным, ухоженным телом – и прикидывая, не пора ли найти ему замену. Она вернулась к кофейному столику и покрутила в руках, только что брошенные на него, визитки – директор частной пивоварни и начальник подразделения таможенной стражи. Пивоварню она сразу же порвала на мелкие кусочки и выбросила в мусорничек, а таможню спрятала в потайной кармашек чемодана.

Белым брючкам и индийской тунике из тончайшего бирюзового батиста этим вечером повезло больше, Натали решила «выгулять» их на ужин. Додик добрал настроения в баре и через час, разомлевший от жары, выцеловывал плечики своей даме сердца и звал замуж.

Замужество в планах его спутницы ни под каким пунктом не значилось. Она, вообще, подпустила его к себе с одной единственной целью получения главной роли в фильме, который он этим летом собирался продюсировать. Какой-то тягомотный и бесконечный сериал о жизни клана наркобаронов, где Натали надеялась сыграть жену самого главного барона – злодея и негодяя.

После ужина они отправились на танцпол, где Натали сорвала джэк пот – после ее чувственного соло, все мужчины, находящиеся в радиусе взгляда, готовы были ради нее на все. Додик, подогретый еще несколькими рюмками коньяка, по возвращении в каюту закатил ей глупую и бездарную сцену ревности. Он обвинял и упрекал, взывал и требовал объяснений, а под конец расплакался, как ребенок, сморкаясь и пряча красный разбухший нос в белоснежное корабельное полотенце.