Читаем без скачивания Год французов - Томас Фланаган

Томас Фланаган

«Год французов»

ПРОЛОГ

РАННЕЕ ЛЕТО 1798 ГОДА

В тот вечер Мак-Карти покинул домишко Джуди Конлон на окраине Киллалы навеселе. Именно навеселе, лишнего он не выпил. В плоской, туго закупоренной бутылке зеленого стекла — пальца на два виски, в круглой неказистой голове — образ, уже неделю не дававший покоя: в холодном лунном свете блестит, отливая сталью, не то клинок, не то коса, может, просто лопата или даже плоский камень. Поэмы на одном образе не сложишь, а готовую поэму неплохо бы приукрасить серо-стальным холодным блеском. Вот они, муки творчества.

Он прошел полпути до Килкуммина. Справа — застывшая сонная гладь бухты, слева — невысокая каменная стена. Достал из заднего кармана долгополого сюртука бутылку. В ясных летних сумерках виски за темно-зеленым стеклом — словно луна в морской пучине. Опустошив бутылку, Мак-Карти размахнулся и швырнул ее — высоко и далеко. Словно лунный луч порхнул по воде, море заискрилось, обнимая круглогрудую красавицу луну. Нет, нет, для его образа уместнее спокойная недвижная гладь. Видно, вечно быть ему в рабстве у своих же образов.

Вот и таверна Метью Куигли, точно приземистый длинный сарай при дороге, за ней каменистый берег. Мак-Карти кулаком постучал, выждал. Открыл сам хозяин, коренастый, кривоногий, с большой круглой, как луна, лысой головой.

— Что-то припоздал, — бросил он.

— Да, припоздал, поважнее дела были.

— Ну еще бы! — усмехнулся Куигли. — У Джуди Конлон в Угодьях Киллалы.

— Да, я у нее живу, — ответил Мак-Карти.

Куигли посторонился, и гость, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел. Сложен он был нескладно: высокого роста, худой, неуклюжий, покатые плечи, длинные, чуть не до колен, руки. Пахарь и ликом и телом. На голове копна жестких рыжих волос, словно костер на холме. Большой тонкогубый рот.

Трое мужчин, сидевших у потухшего камина, оглянулись на пришельца. Один из них, Мэлэки Дуган, здоровяк с литыми плечами и бычьей шеей, проронил:

— Ждать заставляешь.

— Похоже, — согласился Мак-Карти. — Часов у меня нет.

И покривил душой. Были у него часы, золотые, луковицей. Давным-давно подарил их ему незнакомый господин из Северного Керри после конкурса поэтов. Красивые часы, с гравировкой: на крышке цветы, ветви с листьями. Только проку сейчас от них мало, раздавил как-то ночью. Смялась крышка, потрескался белый циферблат, словно разбитая луна, рассыпались колесики и пружинки.

— Выпей чуток, — предложил Куигли, и наполнил стакан.

— Чего-чего, а выпить он не откажется, — подмигнул Фелим О’Кэррол, — не из таких. Верно, Оуэн?

— Это еще мягко сказано, — ответил Мак-Карти и присел у камина.

О’Кэррол, вдовец, крестьянин работящий, землю арендует у самого лорда, по прозвищу Всемогущий. На ферме ему подсобляет племянник — безобидный недоумок — да полдюжины батраков. Четвертый — Донал Хенесси; земли у него и того меньше, зато двое сыновей да красавица жена, рослая, длинноногая, крутобедрая. Природа будто с умыслом создала ее, но умысел этот Хенесси так и не разгадал. Родила ему жена сыновей — и на том спасибо.

Ни Хенесси, ни О’Кэррол, ни Куигли не опасны. Другое дело — Дуган. Он сидел, положив руки на массивные колени, и смотрел на гостя. Глаза светло-голубые, круглые, как луна, взгляд цепкий.

— Битый час сидим, тебя ждем, — заговорил он, — сидим, в камин поплевываем, а учителя все нет.

— Ну, Донал и Фелим за бутылочкой время скоротали, виски у Метью Куигли хорошее, а тебе, трезвеннику, ждать, невтерпеж. — И Мак-Карти поднял стакан за здоровье хозяина.

— Тебя не шутки шутить сюда позвали, — бросил Дуган.

— Нам твоя помощь нужна, — примирительно сказал Хенесси, — помоги, это в твоих силах.

Неразбавленное виски обожгло горло, и по телу Мак-Карти разлилось тепло. Закатный лучик проник сквозь незастекленное окно и заиграл на стакане, в нем томилось пламя.

— Нужно написать письмо, только и всего, — пояснил Дуган. — По-английски. Письмо помещику. Ты знаешь о чем, а из нас никто не сумеет.

— Смеетесь вы, что ли! — ухмыльнулся Мак-Карти. — «Безжалостный тиран, трепещи! Довольно попирал ты нашу свободу. Довольно держал нас в ярме!»

— Нам не до смеха, — сказал Хенесси.

Но Мак-Карти продолжал:

— «Страшное возмездие ожидает тебя! Трепещи, тиран!»

— Звучит красиво. У тебя, Оуэн, внушительно, как у самого управляющего, получается. Только скажи нам теперь все это попроще.

Но Мак-Карти не ответил ему, он обратился к Дугану. Тот и впрямь походил на быка: крупная голова крепко сидит на мощной шее, взгляд исподлобья.

— Так что же писать? Угрожать управляющему Всемогущего? — Мак-Карти покачал головой. — Это лишь подольет масла в огонь, и он будет лютовать пуще прежнего.

Тавернщик, Метью Куигли, в грязном фартуке обнес всех виски, налил Хенесси, О’Кэрролу, Мак-Карти, потом себе. Перед Дуганом стакана не было.

— Нет, на этот раз без угроз. И писать не управляющему, а капитану Куперу, что у нас в Килкуммине живет. Сперва сделаем, что задумали, а потом ему письмецо. Он на новое пастбище животину всякую нагнал, вот мы ей жилы-то и порежем.

…Кровь, жалобное мычанье в ночи…

— Сами пишите, — бросил Мак-Карти.

— Тебе, Оуэн, легко говорить, — укорил его О’Кэррол, — земли у тебя нет, душа не болит. У учителя только книги, а их никто не отберет.

— Вы отбираете, — резко ответил Мак-Карти. — Я-то вам по-книжному напишу, неужели на суде не догадаются, кто сочинил письмо на столь изысканном английском? — Ему уже виделся суд, вот сам он стоит перед мировыми, а те по очереди читают его письмо. — Нацарапайте-ка сами что-нибудь. Темные люди извещают о темном деле. Намалюйте гроб, как в старину Избранники[1] делали. Купер смекнет, что к чему, на это знания ирландского языка не нужно.

— И никакое это не темное дело, — вставил Куигли, — просто мы, рабы, хотим пробудить в хозяевах совесть.

— Нет, затея ваша преступна и грешна, так вам и судьи скажут, и священник Хасси. — Виски разожгло холодную кровь. Мак-Карти вновь отпил из стакана.

— А, что поп в таких делах смыслит? — отмахнулся О’Кэррол.

— Верно, не смыслит, — согласился Мак-Карти, — земли у него тоже нет. Но коли вам опостылела ваша рабская доля, подумайте о тех, кого сами поработили! Кому в округе хуже живется, чем вашим батракам?! Нанимаете, а держите впроголодь, хороший хозяин постыдился бы свиней так кормить.

— Эка, куда загнул! — проворчал Хенесси. — Вон Фелим, сам бедняк бедняком, а для своих работников ничего не жалеет. Хотя с него самого управляющий три шкуры дерет. Или мне, может, легче? Будто сам не знаешь!

Мак-Карти допил виски.

— Ну, тебе-то батраков на стороне не искать. Свои есть.

— Ты это про сыновей, что ли? — недоуменно спросил Хенесси.

— Если тебе угодно их так называть. Хотя на отца они не очень-то смахивают. — Вспомнилась их крутобедрая мать на пороге лачуги.

— Все одно — письмо писать тебе, — произнес Дуган, и все посмотрели на него. По их взглядам Мак-Карти понял: они пойдут за этим мужланом-головорезом, которому только бы сеять распри. Три года назад на ярмарке он с дубинкой в руках повел жителей Тайроли на селян из Эрриса, причем на испещренном морщинами лице его не запечатлелось ни злобы, ни озорства. Исполненный ужаса и отвращения, Мак-Карти следил за побоищем с чердака таверны.

— И чтоб письмо получилось гладким да длинным! Предупреди, что мы будем мстить всякий раз, когда крестьянские поля станут отдавать под пастбища, неважно кто: сами хозяева или те, кто у них землю арендует. И больше предупреждений пусть не ждут. Вот о чем мы хотим сказать.

— Вот о чем вы хотите сказать, — эхом отозвался Мак-Карти, протянул Куигли стакан, и тот налил виски. — Так вот о чем хотят сказать четверо из таверны.

— Не четверо, Оуэн, а куда больше, — серьезно поправил Хенесси. — Можешь не сомневаться!

Не надивишься на этого Хенесси! Как об стену горох, даже издевки не понимает!

— А подпишешь так, — продолжал Дуган. — Избранники Киллалы.

— Так два года назад мы уж на Избранников Клерморриса насмотрелись. Привезли парочку в Каслбар и вздернули перед зданием суда, да еще дегтем облили.

В окно заглянула луна, красивая, недоступная.

— А сколько их всего было? — спросил Хенесси. — Нас ведь люди поддержат.

— Поддержат, еще как! — подтвердил Дуган, и впервые за вечер улыбнулся.

— Только не мои земляки, — покачал головой Мак-Карти, — сам-то я родом из Керри. — Прозрачные воды, блестящие на солнце скалы, пение птиц.

— А пока ты здесь, в Тайроли, и крепко помни об этом, — сказал Дуган. — Тебе же на пользу. И дело это не четверых из таверны, а всех и каждого.

— Вряд ли. У вас с Купером свои счеты. Он согнал с земли семью О’Молли и занял ее под пастбище. А вам не терпится, назвав себя позвучнее — Избранники Киллалы, — прослыть народными мстителями.