Читаем без скачивания Детские тайные языки. Краткий очерк - Георгий Виноградов

Биографическая справка

Георгий Семенович Виноградов в 1920-е годы вместе с М.К. Азадовским создал в Иркутском университете крупнейший научный центр этнографии, фольклористики и краеведения. Издал многочисленные книги и статьи о детском словесном творчестве, детских играх, детском календаре. Занимался внедрением фольклора и этнографических знаний в школе (брошюра «Этнография в курсе школьного краеведения», статья «Детский фольклор в школьном курсе словесности» // Родной язык в школе. 1927. № 2).

В 1929 г. – год «великого перелома» – Г.С. Виноградов был из Иркутского университета изгнан. Переехал в Ленинград, но так и не получил там постоянной работы. Существовал на гонорары от разовых лекций и комментаторской работы для академических собраний сочинений Гоголя и Лермонтова, трудился над вторым и третьим томами будущего 17-томного «Словаря современного русского литературного языка». В 1942 г., едва выхоженный врачами блокадного профилактория, был выслан (!) НКВД в Углич, где не было никаких условий для научной работы.

В год Победы ВАК после 10 лет проволочек присвоил Виноградову докторскую степень, ученый смог вернуться в Ленинград. Но силы были подорваны, и 17 июля 1945 г. Г.С. Виноградов скончался. Некролог, написанный главным редактором академического словаря В.И. Чернышевым в печать не пропустили. Возрождение имени и наследия Виноградова началось в годы перестройки. Изданы избранные труды: Виноградов Г.С. Страна детей. СПб., 1998.

В непродолжительной истории каждого детского поколения наблюдатель подмечает тот же триединый процесс, который устанавливает мыслитель для истории каждого народа и государства. Быт детей лет до семи характеризуется всеми главными признаками «первоначальной простоты»: в нем много неустойчивого, бесформенного, в нем много подражательности. Период лет от семи до двенадцати-тринадцати характеризуется наибольшей самобытностью, напором сил, яркостью; это  – период «цветения и цветущей сложности». Затем наступает третий период, – «период вторичной простоты» с его разрозненностью, вялостью, неуверенностью, неустойчивостью.

Бесспорно, что это (как, вероятно, и всякое другое) деление детского возраста на периоды в большой или малой мере условно, но оно полезно при попытках выделить наиболее интересный для наблюдателя возраст; к тому же оно не находится в противоречии со специальными исследованиями периодов человеческой жизни.

Самый интересный, яркий и содержательный – второй период. Вторая половина, особенно конец его, характеризуется развитием у детей «хорового начала», общественной жизни, уходом их в жизнь своей среды, настойчивым обособлением от жизни и быта взрослых. Свои игры и свои обычаи, свое право и своя общественность, свой фольклор и свой язык – вот что обособляет детей в периоде «цветения и цветущей сложности» от мира взрослых.

Обособленность лишний раз (и, может быть, с большей убедительностью) подчеркивается стремлением детей к созданию языка, который давал бы возможность полнее и в то же время неприметнее для взрослых осуществлять планы, задачи и стремления, связанные с их общественной жизнью.

Этим задачам чаще всего отвечает какой-нибудь искусственный язык, являющийся не только средством общения между членами языковой группы, но и могущий служить целям сокрытия тайны от посторонних, непосвященных – прежде всего от взрослых и уж во вторую очередь – от малышей.

Какие тайны детских сообществ или групп охраняются от взрослых и малышей и почему?

Обладание тайным языком не всегда предполагает у носителей этого языка наличие подлинно тайной организации.

Тайные сообщества, вполне оправдывающие такое название, встречаются в детской среде довольно редко. К ним можно отнести организации, ставящие себе «преступные» цели лишь время от времени и выполняющие их, так сказать, между прочим (кража из огородов, из конопляников), и с полным основанием – более постоянные ассоциации малолетних преступников, спаянных воровством как профессией.

В большей же части детские временные или постоянные ассоциации лишь с известной долей условности могут называться тайными. Они окружаются некоторой таинственностью из подражания образцам (разбойники, индейцы), из необходимости обезопасить себя от насмешек взрослых и вообще людей, чужих по настроениям и интересам, из стремления быть или казаться интересными, необыкновенными, из желания «держать фасон» перед малышами, возбуждая их восхищение и плохо скрываемую зависть.

И здесь сила потребности становится силой творчества. Нужда в непонятном для непосвященных средстве общения через слово рождает тайные языки.

Различные виды и разновидности детских тайных языков распространены довольно широко, особенно в городах и больших селах.

Степени их распространенности не вполне соответствует степень интереса к ним и знакомства с ними. Правда, детский argot пользуется вниманием новых беллетристов, авторов брошюр о беспризорных детях, но блатной язык – не самый распространенный и далеко не единственный в обиходе детских масс. О других детских языках (если не иметь в виду работу Д.К. Зеленина об языке семинаристов) мы встречаем только упоминания и беглые характеристики их.

Такое положение дела оправдывает мое намерение опубликовать краткое описание некоторых из тайных детских языков, сделанное на основании имеющихся в моем распоряжении материалов, собранных в разных местах Восточной Сибири, на Амуре (Зея и Благовещенск), в Забайкалье (Чита и Маккавеево), в Иркутской губернии (Иркутск, Тулун и др.), в Енисейской губернии (Красноярск, Енисейск); некоторые записи относятся к Томской губернии.

Недочеты моего сборничка ясны каждому. Он, конечно, не вмещает всех материалов, которые можно было бы собрать в указанных провинциях; данное мною описание не отмечено следами трудолюбного изучения детских языков; оно сделано кратко и схематично и, возможно, с допущением ошибок. Если последуют желательные дополнения и необходимые исправления, то это и будет как раз то самое важное, на что мне хотелось бы надеяться. Таким путем создастся удовлетворительное собрание материалов, обеспечивающее возможность изучения детских языков.

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ ТАЙНЫХ ЯЗЫКОВ

Заумный язык

1. Взрослые в своем языке часто не имеют слов, которые обозначали бы предметы детского повседневного обихода, понятия, связанные с детским общественным бытом, не имеют они, как кажется, и слов для выражения детских настроений, переживаний, вообще духовной жизни детей. Видимо, общеупотребительный материнский язык в том составе и виде (с ограниченным запасом слов, их оттенков, оборотов), в каком он доступен детям интересующего нас возраста, не настолько богат, чтобы им можно было ограничиться, выражая мысли и многообразные настроения и ощущения. Не отсюда ли создание новых слов, насыщенных своеобразным смысловым или эмоциональным содержанием, – слов заумных и речи заумной?

Любование звуками слова и сочетаниями их свойственно детям. В речи взрослых они не всегда находят радующие их звуки в таком изобилии, как в своей заумной речи. Отсюда неудовлетворенность обыденным языком социальной среды и поиски если не во всем нового, то необычного, – того, что взрослые назовут «коверканием» обычного языка, искусственным языком.

Элементы, делающие искусственный язык тайным языком, улавливаются в разговорном заумном языке детей и подростков.

Детская заумная речь не всегда переводима на обычный язык и всегда – неповторима. Чтобы заинтересовать кого-либо («для форсу») или с целью привлечь к себе внимание, в группе детей импровизируется непонятный для окружающих разговор, дразнящий страсть и возбуждающий зависть непосвященных. В одних случаях говорящие на новом языке совершенно не понимают друг друга, и даже каждый говорящий не знает того, что он говорит, ведя совершенно заумную речь; от живой речи в ней только и остается, что звуки да утрированно-выразительная интонация. Внешняя сторона тайного языка здесь в наличии: сокрытие истинных намерений, которое здесь можно наблюсти, – один из признаков тайного языка.

С теми же целями создается речь из каких угодно слов какого-нибудь иностранного языка; в сравнительно недавнее время читинские, иркутские и, вероятно, другие бурсаки-подростки нередко пользовались этим видом заумной речи.

Один произносит на греческом языке (он был в таких случаях самым употребительным) отдельные фразы из Кюнеровой грамматики или Ксенофонтона Анабазиса, другой поучает, что когда говорят старшие, то юноши должны молчать, иной, с трудом удерживая смех, говорит о гибели священной Трои, древнего Приама и его народа-копьеносца… Каждый участник «разговора» понимает все слова и все фразы, но, по существу дела, никто ни с кем не разговаривает (т.е. не общается через слово), – ведется та же заумная речь; эффект получается такой же, как и в предыдущем случае.