Читаем без скачивания Ночной корабль: Стихотворения и письма - Мария Вега

Мария Вега

Ночной корабль

Стихотворения и письма

ПОЛЫНЬ

(Париж, 1933)

В заботах каждого дня

Живу, а душа под спудом

Каким-то пламенным чудом

Живет помимо меня.

И часто, спеша к трамваю

Иль над книгой лицо склоня,

Я слышу ропот огня

И глаза закрываю.

Ходасевич

Ах, Мария, как ты, Горькая, горька.Что за имя подарили нам века.От Распятья, эшафота, от пустыньПодползает, расстилается полынь.В день крестин, стуча крылом в иконостас,Молят ангелы-хранители за нас:Мы ведь бывшие Марии, Бог-Господь;Больно вспомнить нам измученную плоть. –Но горька вода купельная тоской,Значит, надо, чтобы жизнь была такой.

Вот моя трава.Я не щит, не льва,Не орла, не серпЗаношу в мой герб:Из глухих пустыньПриползла полыньИ цветет гербомНад печальным лбом.Но когда взалкал,Никогда бокалНе бывает пустДля горчайших уст.Слаще мед стократДля того, кто радХоть на миг спастисьОт полыни – ввысь.

Что вы любите на свете?Мать? Богатство? Жениха?Нет. В сегодняшнем сонетеДва стиха.

Для кого же эти строки?Кем они вдохновлены?Так… Скользила по осокеТень сосны.

Умерев, из ваших песенЧто оставите в веках?Что в веках оставлю? – Плесень,Пыль и прах.

Улиточка, улиточка,Бродячая кибиточка,Не ты ли мне сестра?Туманом дни окутаны,И все дороги спутаны,Пройденные вчера.Улиточка, улиточка,Едва заметна ниточка –Твой след в траве густой.Чуть солнце заалеется,И ветром след развеется,И скажет смерть: Постой.И на земле не вспомнитсяУлиточка-паломницаС котомкой на спине, –Моя душа безродная,Ступенька переходнаяВ Твоем, о Боже, дне!

Отчего огонь дрожит.И струится, и бежит,Быстрой дрожью грея тьму?Или холодно ему?Столько надо света дать,Стольких в мире согревать.Что уходит всё теплоВ торопливое крыло.Прав огонь или не прав,Если, всё другим раздав,Допылав, поникнет онВ уголь, в пепел, в вечный сон,До конца пребыв огнемВ смертном холоде своем?

Подслеповатое окно,Да комната в четыре метра –Вот жизнь моя. И я давноЗабыла шум лесного ветра.Оборван день мой, искалечен,Как неоконченный рассказ.Но почему в нем каждый часТакою музыкой отмечен?

Она одна придет, наверное,В холодном сумраке разлукиИ мне на грудь положит верные,Неизменяющие руки.

Я буду тихой и оставленнойСмотреть в туманное оконцеНа запад, в золоте расправленный,И на малиновое солнце.

Как древний образ в темных трещинах,Мое лицо застынет скоро,Но подождет шагов обещанныхПо шатким доскам коридора.

И сосчитав ступени лестницыК черте дверей моих забытых,Она войдет в плаще кудесницы,В сияньи глаз полузакрытых.

Не ей ли быть моей сиделкою,Склоняясь бережно к кровати,Когда часы безмолвной стрелкоюУкажут смерть на циферблате?

И я, вступив на путь таинственный,Где ветер бездны гасит счастье,Приму из бледных рук ЕдинственнойСтиха последнего причастье.

У меня, на дне шкатулочки,Камень с солнечного берега;Он зеленый, с белой крапинкой,С чуть заметною царапинкой.У других – ларцы с запястьямиИ с прабабкиными кольцами,Рядом с тайнами сердечнымиДа цветами подвенечными.У меня же – только камушек,Он пропитан солью горькою,Дождь звенел над ним стеклярусом,Шелестел, играя парусом,Говорил о дальних странствиях,О русалках в черном жемчуге,И на камне море синееДень и ночь чертило линии.Стал он пестрый и причудливый,Как вода на солнце светится.Стоит в сумерках прислушаться –Слышно – где-то волны рушатся…У меня, на дне шкатулочки,Не смарагды, не карбункулы:Только камень с белой крапинкой,С чуть заметною царапинкой.

О эта женщина,Такая же, как все:Рот полумесяцем,И невеселый смех,И смутных крыльев проблески,Но вниз влекущий страх,И вечно поискиВпотьмах, впотьмах.

Мне этой женщиной(Она как дым прошла)Не жемчуга завещаны,А только два крыла.Сказала: Вспыхни заревом,Птенец мой, полетев!

Лететь заставила,Сама – сгорев.

Я больше ничего от встречи не ищу,И стала цель моя давно невероятной.Охотник райских птиц, я уроню пращу,И птицы полетят над тишиной закатной.

Ни к светлым волосам, ни к звездному плащуЯ рук не протяну в хвале тысячекратной,Но только помолюсь и горестно прощуПустынные глаза и голос невозвратный.

И если ты ушла без ласкового словаИ сбросила меня безбольно и сурово,Как лишнюю слезу с подкрашенных ресниц, –

То дай мне у конца твоей чужой дорогиПоклоном проводить к воротам вечным дрогиИ знать, где ты лежишь, чтобы склониться ниц.

Провода, о чем поетеИ какие вдаль несетеКрики боли, счастья, мести?Провода гудят все вместе;За верстой летит верста,Мир как птица пролетает,И от каждого постаТелеграфный столб взывает:

Весть идет! Кому?.. Куда?..Чу, не спите, провода.

Кто и где, не всё равно ли?Ранен воин в темном поле,Шхуну в льдах затерла вьюга,Ищет друг по свету друга,Или чья-нибудь рукаСловом ласковым сверкнулаИ от скорбного вискаОтвести успеет дуло, –

Весть идет! Кому?.. Куда?..Чу, не спите, провода.

Мы не спим, мы не устали.В каждом нерве чуткой сталиРвется, бьется птицей пленнойТелеграфный пульс вселенной.И на страже у судьбы,В блеске зорь, в дожде, во мраке,Часовые слов, – столбы, –Напряженно ловят знаки.

Весть идет! Кому?.. Куда?..Пойте, пойте, провода!

Мне хочется молить кого-то сквозь века,Сквозь солнце дальних дней, когда меня не будет.

Ведь через триста лет, по-прежнему легка,Весна придет к окну, и сонный дом разбудит,И белокурый луч заглянет в груды книг,Старинные листы позолотив апрелем…О через триста лет,– я вижу этот миг,-В шкафу мои стихи с их горечью и хмелем.Кто будет их читать, пусть слышит голос мой,Пусть волею мечты он разрешит задачу,И мертвая давно, я сделаюсь живой,Такою как сейчас, когда пишу и плачу.Пусть в музыке стихов, где снега и огняВысокие тона поют как в небе птицы,Отыщет он не ритм, не звуки, а меня,И молодость мою, и темные ресницы.Пусть я войду на миг весною в чей-то домИ улыбнусь в окно потерянной отчизне…Ведь я сейчас живу, как будут жить потом,И слышу четкий пульс моей поющей жизни.

Клубится лес в весеннем дыме,Звенит капель, синеет таль.Помилуй, отче Серафиме,Мою звериную печаль.И я, как ты, из серой перстиРожден для смерти в ночь весны;Я тоже стар, и в бурой шерстиБелеют клочья седины.В твоей лачуге радость Божья,Ты сгорблен, благостен и сед,В разливах рек и в бездорожьиТвоих лаптей затерян след.Позволь мне тихо перед входомНа снег растаявший прилечь,Ходить в июньский день за медом,Тебя баюкать и стеречь?Плывет в лесу смолистый запах,И капли падают, шурша…Возьми меня. В простертых лапах –Моя звериная душа.

Я люблю Серафима из Сарова,Лесного, клобушного, старого,С медведем в глухом овраге.Где ветхая хижина кроется,А в грозу Пресвятая ТроицаЛетит в громовой колымаге.Как свеча он теплился в келейкеА кругом шелестели в ельникеБесенята, жуки, уродцы,И звереныши над дорожкамиШушукались, двигая рожками:Попьем из святого колодца?Медведь их нянчил, укачивал:Помолитесь, родные, иначе вамБудет голодно, будет горестно.Так молились: все безответные,Только ели шуршали ветками,Роняя шишки над хворостом.А когда из мира незримогоСмерть дохнула в лицо Серафимово,Он прилег на мшистой завалинкеЯсным вечером, в воскресение,Сквозь листву парчевую, осеннюю,Чернея скуфейкой маленькой.И такой вокруг него радужныйСвет мерцал, что крестилась набожноТварь лесная в кустах можжевельника,А медведь, как учила заповедь,Прикрыл неумелой лапоюСвятые глаза отшельника.

В голубом сиянии месяцаИз оврага в шалашик – лестница,А к лестнице бурый медведьПриходит ночью сидеть.Чу, скрипит в морозном валежникеТяжелая поступь медвежья.Он ревет и копает снег:Скоротать бы звериный век.Тишина, темнота в шалашике,Сосульками дверь украшена.Уголок под иконой пустНа столе раскрыт Златоуст.Качается зверь, не наплачется;Покачнется – тень обозначитсяНа пороге. Лежит пластомВ горе своем простом. –Я ли не жил твоими заботами,Угощал медовыми сотами,Ночью грел и в глаза смотрел,А ты как свеча сгорел.Я отнес тебя в полночь на поле,Я зарыл тебя в землю лапами.Я медведь, я только медведь, –Где мне в рай за тобой поспеть?

Ангел-хранитель сегодня больной.Тихо ложится он рядом со мной.Жалко взъерошены перышки риз,Крылья с кровати свесились вниз.

Я проводил тебя к краю пути,Вот ты умрешь, – мне другую вести.Много я видел заплаканных глаз,Многих спасая, устал и не спас…

Тихо прижались щекою к щеке.Слушаем, – Вечность плывет вдалеке.Страшная Вечность вздыхает едва…

Бедный мой ангел, пока я жива,Я в эти краткие, грустные дниСтану на страже. А ты – отдохни.

Гуляет с зажженною свечкой весна,От ветра огонь закрывая ладонью.Великий четверг… Тишина… тишина…Последних кадил благовонье.

Великий четверг… Я свечу донесу,Я душу мою золотую спасуОт черного ветра стихии…

А в небе весна разжимает ладоньИ ставит свечи сбереженный огоньК престолу Марии.

Этот серенький день, как пушистый зверек.Влез погреться в окно и у печки лег,Тронул бархатной лапкой мои глаза,И, растаяв, упала слеза.

Мне не хочется плакать, но я стоюНа опасном, на очень крутом краю…

Слишком ласков осенний больной денек,Он недаром в окно меня подстерег:Ты не хмурь, говорит сурового лба,Всё равно соскользнешь, – слаба.

В стране без имени, где спит прошедшее,Где дни грядущие не сочтены,Жила таинственная сумасшедшаяВ глухой лечебнице, у Сатаны.Но в лето душное ей гром понравился,Грозы над пропастью широкий гул,И, обессилевший, в ту ночь не справилсяС когтями женщины сам Вельзевул.Решетка сломана в окне лечебницы,Ночной прохладою блаженна грудь,И, ослепленная, она колеблется,В какую сторону ей выбрать путь.

Горячий ветерЛицо обжег.Ее прыжокВ пространство – светел.Смотрите: мчится Больная птицаСквозь тайну чащ,Сквозь долы, веси,И хохот весел,И вьется плащ.

В каком-то городе, в какой-то улицеОна спускается над мостовой.

Притихший часСтоял на страже,Боясь пробить.Ударит часДля нас…Для насЗавяжет Нить.

В каком-то городе, в какой-то улице, –Она – с опущенною головой.

Я хотела мимо пройти,Не задеть ее по пути,Но с безумными не шути.С колокольни ударил часИ меня от нее не спас.Не отвесть изумленных глазОт ее гениального лба…

И сказала она: Я – Судьба.

В дорогах страшного мираМой путь – самый дикий сон.Моя Судьба – чемпионШахматного турнира.Без смысла летя, скользяВ хаосе шахов и матов,Я знаю, что выйти нельзяИз плена тупых квадратов.Попалась в игру и терплю,Чуждая смеху и муке,Но, стиснув зубы, люблюЕе ледяные руки.В гримасах нелепых фигурДа будет великий сумбур Прославлен!Я с каждой потерей бесстрашней.Король обезглавлен,Разрушены башни,Высокие башни Мои…

Я жду, затаивДыханье…

Когда ей наскучит игратьИ мчаться по замкам разбитым,И свечи начнут догоратьНад нашим последним гамбитом,У самого края доски,Усталые сузив зрачки,Она в изумленьи застынет,И больно ей станет, и жаль,И доску она, как скрижальНенужную, вдруг опрокинет.

Я жду, затаивДыханье…

Темный лик, икон суровей,Там, в саду.Плотно сдвинутые брови.Рот жестокий, цвета крови…– Выйди, жду… –Плещет, машет черным крепом:Я дышу открытым склепом,Я последнюю звездуСброшу вниз, завью туманом,Изогнусь бескровным станом.На поляны, на откосыКинусь буйным ураганом,Разметав по ветру косы…Раньше выйти в мир бескрайныйНе могла.Мой дворец окутан тайной,Я тебя, мой друг случайный,Стерегла.Слышишь – дождь струится зыбкий,Чуть шурша…У меня в разбитой скрипке –Вся душа.Слушай струны, пой со мной,С темной, мертвой и хмельной…

Взвизгнув, крикнула струна,Вот поет, зовет она,И, срываясь, в беге дикомПляшут листья по дороге,Стонет лес протяжным криком,Травы клонятся в тревоге…Мимо страшного лица,Мимо губ ее усталыхМчатся, мчатся без концаВодопады листьев алых.

Над смеркающейся далью –Самолеты из парчи.Завиваются спиралью,Рассыпаются смерчи.

Слушай скрипку. Пой со мной,С темной, мертвой и хмельной…

Нам простор привольный ведом, –Дальше, выше, прочь из круга, –И бессонницей, и бредомОпьянили мы друг друга.

В плеске, в шелесте, в хаосе,Где предсмертный бьется свет,Я лечу… За мною следЗаметает скрипкой – Осень.

Дудочка гудит устало.На мосту прохладно стало.Видишь дальнюю звезду?Я умру и к ней уйду.Там, где месяц ходит кругом,Буду плыть над сонным лугом,Уроню в глубокий прудЛучик – тусклый изумруд.Я березе серебристойСвета легкое монистоВ кудри лунные вплетуИ на стареньком мостуПроведу узоры тучек,А в пруду зеленый лучик,Закачавшись на волне,Быль расскажет обо мнеТростнику, ночным купавам,И зверям, и Божьим травам.На мосту, у темных вод,Грустно дудочка поет.

В Золотом РогеПаруса сушили.В Золотом РогеПлеск воскрылий.

Над водой сегодняТысячи мотыльков.Задрожали сходниОт моих шагов.

Господь, ты дал мне родиться.Чтобы видеть чужое счастье.Паруса мои, лебеди, птицы,Просмоленные снасти!

Господь, качающий лодкуНа груди воды золотой,Позволь мне робкоПогладить ее рукой

И быть до конца благодарной,Утаив в ладони моейЗапах смолы янтарнойИ соль морей.

В Золотом РогеПаруса сушили,В Золотом РогеПлеск воскрылий.

Всю жизнь мне хочется уйти.Куда уйти? К каким просторам?По неизвестному пути,Сквозь чуждый лес, по косогорам,По самым дальним берегам,Где пасть скалы чернеет сводом,Песок горячий льнет к ногамИ пахнут водоросли йодом.К снегам полярным, к тишине,К покою бледных очертаний,И стали часто сниться мнеРазливы северных сияний.Когда-нибудь я всё раздамИ, подарив поклон прощальныйСпокойно прожитым годам,Услышу зов дороги дальней.Путь расчищая впереди,Промчится ветер на откосах,И я уйду, прижав к грудиДавно предчувствованный посох.

Как расскажу, как передам бумагеПростым пером весь хмель дорожной фляги.Тревожный ветер, золотой закат.Трав аромат, и рваный плащ бродяги,И плеск морей, которым дух мой рад?

Над желтою водой Баб Эль Мандеба,Над Мексикой, единственное небоРаскинулось ликующим шатром,И с севера на юг земля кругом –Как отчий дом с амбаром, полным хлеба.

О страшные слова – очаг, уют,Часы в углу, которые пробьютИ завтра, как вчера, одно и то же!Бежать от них, пока в крови поютВсе звуки волн и предрассветной дрожи!

Я, может быть, не женщина, – пират,С тайфуном в лад вздыхающий СиндбадО берегах и странах без названья?

Но лучший сон мой: гибнущий фрегатУ острова последнего желанья.

Там страшно жить. Там месяца осколок,Рогами вниз, стремится в океан,Там кактусы – подушки для иголокГигантов. Там и день и ночь вулканГотовит смерть, дрожа глухою дрожью,И демоны летят к его подножьюКупаться в лаве.Как спасти любовь,Как память уберечь от вихрей пепла,Когда душа давным-давно ослеплаИ в жилах стала течь иная кровь,Отравленная дымом марихуаны?

Когда-то, в прошлом, промелькнули страныОтрадные, и в сердце этих странЛюбовь осталась жить…А ночь всё глуше,Вполнеба – зарево… Дрожит вулкан…Спаси, Господь, потерянные души.

У кого бессонница,У кого любовница,А кому всё помнитсяБоевая конница,А у тех по комнатеМысли, что паломницыЧерные и белые,Бродят до зари.МолитсяИ маетсяРод людской.

Это называется –Ночь. Покой.

Если ночью глухою, вьюжной,Умирает чужой, ненужный,Незнакомый, от страшной чумы, –Ты не бойся заразы, тьмы,Бездны, гибели.Выйди просто,Помоги ему. До погоста,Если нет родных, проводи,А потом сторонкой уйди,От прохожих лицо скрывая.И не думай, что стоишь рая.

Я стояла на лестнице в маленьком храме,Выводя на стене позолоту крыла.А на небе заря с огневыми краямиВ этот вечер особенно светлой была.

Были образы в сердце едва уловимы,Словно память о чем-то угасшем в веках.Вырастали на белой стене херувимы,Зарождались кометы в густых облаках.

Я была так слаба, так мала перед ними,И печально звучал мой беспомощный зов:Как могу я создать вас руками моими,Голубиное небо и Бог Саваоф?

Где мне взять дерзновенные краски для славы?Как зажечь у престола разливы огня?Тихо двери раскрылись. Старик величавыйПодошел и спокойно взглянул на меня.

Был он в длинной одежде и темном берете,И душа догадалась, почувствовав взгляд,Что к таким прибегают с улыбкою дети,И святые приходят, и птицы летят.

Он взглянул на рисунок простой и нехитрый,И от старческих глаз засияла стена,Словно ангелы пели над бедной палитрой,Зажигая на ней, как лампады, тона.

О, побудьте со мною! Я вами крылата,Подождите тушить этот сказочный свет.Я боюсь, он погаснет, уйдя без возврата,Потому что во мне его нет.

Кто вы? Лик ваш задумчивый важен и светел,От седин ваших отблеск, как дым голубой.«Леонардо да Винчи, – он тихо ответил: –Я останусь. Не бойся. Я буду – с тобой».

Может быть, в монастырской келье,Где лампады всю ночь горят,Суждено мне молитвы зельеИ бегинки скромный наряд,Или вечером, в сумрак тяжкий,Буду красться вдоль стен тюрьмыВ ярко-красном платке апашки,Поджидая прохожих из тьмы?Или там, в России далекой,Где в полях сверкает покос,Буду девушкой синеокойС пышной лентой в золоте кос?Может быть, я буду последнейИз последних рабынь землиИ пройду, тумана бесследней,Пресмыкаясь как червь в пыли,Всё равно. Только дай мне, Боже,Снова жить на этой звезде,Снова видеть солнечной дрожиЗолотые круги в воде,Воздух поля, пахнущий мятой,Розовеющий, смуглый востокИ вот этот маленький, смятыйКолесом телеги, цветок.

Я не вздрогну, не пожалуюсь,Не заплачу.Просто так: опущен занавесНаудачу.Чья рука меня разбилаИ отставила?В балагане есть и былоВсё без правила.Вот и мрак чертоги кутаетЗолотые.Режиссер спешит и путаетНе впервые.В новом действии появятсяНа охотеКоролевич и красавицаВ позолоте.Дальний замок вспыхнет играми,Бросят флагиНад разрубленными тиграмиИз бумаги.И, цветами разукрашены,Два герояВъедут в замок семибашенныйНад горою.Я одна. Кулисы черныеВ паутине.Где плати мои узорные?Веер синий?Кто пришел? Кто тронул теснуюЭту дверцу?Ах, в груди пружинка треснула, –Верно – сердце?Пусть судьба, служанка дряхлая,Скуки ради,Побредет сквозь утро чахлоеПо эстраде,Чтобы там усмешкой колкоюРассмеяться,Собирая пыль метелкоюС декораций.

Девочке в кимоноБыло семнадцать лет.Где-то… Давно… давно…В живых ее больше нет.

– Снег серебрил окно. –

Страшный летел драконНа огненном рукаве.Бабочку видел онВ вышитой гладью траве.

– Всё это – как сквозь сон. –

Слышится шаг вдали:Счастье идет в ночи.Руки, дрожа, зажглиБледный огонь свечи.

– Тени в снегу легли. –

Светлым, как день, был он.Радостно с ним вдвоем.Всё это – только сон…Что рассказать о нем?

– Бабочку съел дракон.

Окно, квадратом врезанное в небо.Белеет в темноте…Ты настоящим в этой жизни не был,И все твои слова – не те.

Но я, поняв безумные изломыТобой спаленных дней,Жду одного: ты скоро будешь домаВ душе моей.

Пусть очень поздно. Перед смертью самой.Всё было. – Всё прошло. –Есть это небо за оконной рамой,И от него – светло.

Мое окно останется неспящим:Тебе, тебе помочь!И ты придешь. Простым и настоящим,Забросив маску в ночь.

Пойдем по улице в осенний сквер,Дома сутулятся и воздух сер.Ночь светит окнами над пеплом дней,Мы бродим около чужих огней.И жажды дальнего – в душе прибой…Прощай, мой маленький… Господь с тобой

Не удержу тебя, но в эту ночь,В глухую жуть ее, дай мне помочьВсему тяжелому, что плачет в нас, –Погладить голову, коснуться глаз,Чтоб завтра весело ты вышел в путь…Мой день? – Бог весть его. Меня – забудь.

Бессонница. Рассеянность. Табак.Ночь напролет. И завтра будет так.Какая-то ужасная напасть…О, если бы хоть нежность или страсть.Но не лежать и слушать тишину…

А кольца дыма медленно к окнуПлывут, плывут, и вновь рисует дымНенужное лицо с виском седым.

– Мне скучно, бес.