Читаем без скачивания Вор (Журналист-2) - Андрей Константинов

Вор

От автора

Книга, которую вы, уважаемый читатель, держите в руках — художественное произведение, поэтому все изложенное в ней — авторский вымысел, а фактура не может быть использована в суде. Любые совпадения с имевшими место реальными событиями — случайны, а расхождения — наоборот, закономерны.

Пролог

Санкт-Петербург, сентябрь 1992 года. Субботний вечер был еще по-летнему теплым, но листва на деревьях в садике двора большого серого дома на Каменноостровском проспекте уже наливалась желтизной, отражаясь в светлых лужах, еще не просохших после недавнего дождя. В такие тихие субботние сентябрьские вечера Петербург пустел — горожане старались перед наступавшей холодной и дождливой осенью использовать каждый выходной для того, чтобы покопаться на дачных участках.

Впрочем, жильцы серого дома на Каменноостровском были в основном людьми достаточно состоятельными, чтобы не ковыряться на огородах, — они уезжали за город подышать свежим воздухом, попариться в баньках, превосходивших размерами убогие времянки на участках простых смертных, расслабиться вдали от каменных кружев Питера…

Двор был пуст, когда в него вошли через просторную подворотню три смешных старика в старомодных болоньевых плащах и шляпах с обвисшими полями. Один из троицы бережно толкал перед собой детскую колясочку, руки других были свободными. Эти двое выглядели совсем комично, потому что на ногах у них поверх стареньких туфель были надеты резиновые галоши.

Старики неспешно прошлепали к скамеечке в центре двора, уселись и о чем-то оживленно зашушукались — не иначе как обсуждали очередное повышение цен и задержку выплаты пенсий… Впрочем, они обсуждали совсем другие вопросы — из всей троицы пенсионного возраста достиг только один, но он скорее умер бы под забором, чем согласился получать деньги от государства. Дело в том, что смешной старичок в галошах был вором — настоящим законником, коронованным еще в конце сороковых в спецлагере Севураллага.

«Как же давно все это было… Неужели — жизнь прошла…» Вор на мгновение прикрыл веки и зябко передернул плечами — в последнее время ему постоянно не хватало тепла, видимо, слишком медленно бежала по жилам стариковская кровь… Впрочем, внутренней силы у него еще было достаточно. Вор открыл холодно блеснувшие глаза, весь подобрался и негромко сказал:

— Пора.

Тот, который качал колясочку, остался сидеть на скамеечке, а второй обладатель галош встал, взял старика под руку, и они направились к подъезду, отгородившемуся от двора массивной металлической дверью с кодовым замком. Дверь эту спутник старика открыл мгновенно — словно она и не была заперта. Вор шагнул в полумрак подъезда, аккуратно закрыл дверь, щелкнув замком, а его напарник уже взлетал на третий этаж быстрыми и длинными, совсем не стариковскими прыжками…

Вор не спеша поднялся до площадки второго этажа, чувствуя, как его начинает охватывать знакомая лихорадка азарта, ощущение риска, страх, волнение и гордость от сознания того, что он сумеет страх перебороть… Эту сложную гамму чувств, наверное, можно было бы сравнить с тем, что испытывает альпинист, глядя на вершину, которую ему еще только предстоит покорить…

Вор за свою долгую и страшную жизнь поставил[1] десятки, а может быть, даже сотни хат — и каждый раз перед проникновением в чужой дом его колотило как в первый раз. Как ни странно, вор в своей работе больше всего любил именно эти мгновения наивысшего напряжения нервов, мгновения концентрации сил, словно перед прыжком в холодный омут. Старик ждал этих секунд, словно наркоман очередной дозы, он мистически верил в то, что каждая поставленная квартира вливает в него жизненную силу, заставляющую отступать старость…

Вор преодолел еще один лестничный пролет и остановился на небольшой площадке у окна, смотревшего во двор. В подъезде было по-прежнему тихо — только на третьем этаже перед роскошной тяжелой дверью, обитой натуральной кожей, еле слышно звякал чем-то металлическим спутник старика.

Вор спокойно смотрел на своего помощника, не подгоняя его ни словом, ни жестом — последнее дело говорить что-нибудь под руку человеку, занятому тонкой работой.

— Готово, — наконец выдохнул человек у двери и обтер рукавом плаща пот со лба.

Старик легкими, неслышными шагами поднялся на площадку третьего этажа, достал из кармана брюк секундомер, глянул на напарника и еле слышно прошептал:

— С Богом, Жора, поехали!

Жора облизнул губы и быстро скользнул в прихожую темной квартиры. Вор шагнул следом, аккуратно прикрыл дверь, достал из внутреннего кармана плаща фонарик и посветил уже колдовавшему над ящиком с сигнализацией напарнику. В квартире было очень тихо — окна, рамы в которых были заменены на звукоизолирующие финские пакеты, не пропускали с улицы шума, характерного для одной из крупнейших городских магистралей, — лишь отчетливо слышалось хриплое дыхание Жоры.

— Осталось двадцать секунд, — спокойно, даже почти бесстрастно констатировал старик, на мгновение переведя луч фонарика на циферблат секундомера. Напарник не ответил, только дыхание его стало еще более хриплым и частым.

— Все! — наконец выдохнул он и обессилено опустился прямо на пол в прихожей, отдуваясь, как после долгого бега. Вор застопорил секундомер, взглянул на циферблат и усмехнулся:

— С запасом… Девять секунд еще наши были… Он похлопал Жору по плечу, закрыл входную дверь на засов и пошел на кухню, доставая на ходу из кармана пиджака «воки-токи».

Окно кухни выходило во двор, вор слегка отдернул занавеску, нашел взглядом фигуру «старичка» с коляской и сказал в переговорное устройство:

— Мы на месте.

«Старичок» на скамейке поднял глаза, еле заметно кивнул и поднес ко рту маленькую черную коробочку.

— Все спокойно, — услышал вор его искаженный эфиром голос.

Старик кивнул, убрал «воки-токи» в карман и пошел в глубь квартиры, натягивая на ходу зеленые резиновые перчатки. Судя по всему, вор хорошо знал планировку квартиры — так уверенно он двигался по чужому дому.

Вернувшись в прихожую, старик открыл стенной шкаф и вытащил оттуда две большие дорожные сумки. Сунув пустые вместительные баулы уже пришедшему в себя и отдышавшемуся Жоре, вор пошел по комнатам. Комнат было шесть, и все они поражали богатым убранством, роскошью, бросавшейся в глаза даже в полумраке: ковры, тяжелая антикварная мебель, картины на стенах, старинные люстры и светильники гармонично сочетались с суперсовременными телевизорами, музыкальными центрами и компьютерами. Вор осматривал комнаты с какой-то странной усмешкой, время от времени покачивая красивой седой головой.

В просторном кабинете напротив массивного дубового письменного стола на стене висел поясной портрет хозяина квартиры работы Ильи Глазунова. Старик присел на краешек стола и долго смотрел на брезгливо-надменное лицо с тяжелыми брылами щек.

— Ну что, Миша, время разбрасывать камни и время — собирать? Не кидайте — и не кидаемы будете… Менты, говоришь, товар зажурковали? Сучонок…

Вор усмехнулся и перевел взгляд с портрета на стоявшую рядом с ним на столе большую пепельницу из серебра и горного хрусталя. Пепельница была сделана в форме драккара викингов: сама ладья — из хрусталя, щиты по бортам и голова дракона — из серебра. Щиты попеременно сверкали рубинами и изумрудами, а глаза дракона горели алмазами.

Старик хмыкнул и щелкнул дракона по носу. Вещица была ему хорошо знакома — десять месяцев назад вор взял ее на квартире академика Хворостина вместе с кое-какими картинами фламандских мастеров и уникальной коллекцией античных монет… Наколку на ту хату дал Миша Монахов, и ему же старик сбросил добычу — их вязка с Мишей была давней, заплелась она еще в семьдесят восьмом году в Коми АССР, где оба топтали одну зону. Вор попал туда как активный член известной ленинградской шайки «Хунта», а Монахова сделала «комиком» история, легшая впоследствии в основу одного из фильмов популярного советского сериала «Следствие ведут знатоки».

В середине семидесятых годов молодой перспективный работник Ленювелирторга Михаил Монахов организовал артель из спившихся художников, скульпторов и ювелиров и поставил на поточный метод производство ювелирных изделий «под Фаберже». На подделки ставилось настоящее, подлинное клеймо поставщика двора его императорского величества Карла Фаберже, которое сложным и темным путем попало в руки Миши.

Поток «Фаберже от Монахова» уходил в основном за кордон, и за несколько лет Миша стал настоящим подпольным миллионером. Но потом где-то в отлаженной цепочке случился сбой, ювелирами-нелегалами заинтересовался КГБ, и все в одночасье рухнуло… Забавно, что сел Монахов лишь за контрабанду — экспертиза Комитета сначала не смогла установить, что за границу шел не подлинный Фаберже, а левый.