Читаем без скачивания Золото партии. Историческая хроника - Игорь Бунич

Игорь Бунич

Золото партии

Часть 1. Нашествие

Владимир Ильич Ленин в своих страстных мечтах о мировой революции сознавал, что первым шагом к осуществлению этой мечты должен стать вооруженный захват какого-либо государства с его ресурсами, экономическим потенциалом и, естественно, с золотым запасом. Надо сказать, что при этом он вовсе не имел в виду Россию с ее вечным экономическим дефицитом, огромным государственным долгом и пустой казной. Ленин присматривался к Швейцарии, считая эту маленькую страну идеальной для осуществления своих планов мирового господства. Расположенная в центре Европы, многоязычная (готовый Интернационал!), опутавшая своими золотыми щупальцами весь мир через международную систему банков, именно Швейцария, по замыслу вождя, должна была стать той базой, откуда революция начнет победный марш по всей Европе, пробивая себе дорогу, как тараном, тысячами тонн швейцарского золота.

Специалисты считают, что «цюрихские» мечты Ленина были вызваны собственным безденежьем, поскольку после смерти матери денежные переводы из России перестали поступать, а зарабатывать себе на жизнь он не умел — что и вызвало у него обострение шизофрении со сладкими видениями, принимавшими вид бронированных сейфов швейцарских банков. Однако в лапы вождя пролетариата попала не Швейцария, а, к сожалению, Россия, быстро и эффективно превращенная в плацдарм для всемирной революции. Политика Ленина была простой, как и все гениальное. В основу ее, о чем Ильич не уставал повторять в своих бесчисленных речах, статьях, тезисах и записках, была положена провозглашенная в «Коммунистическом манифесте» К. Марксом основная идея социализма, заключающаяся в том, что «рабочие не имеют отечества» а потому социалисты никогда и ни при каких обстоятельствах не должны защищать интересы государства. Подобная постановка вопроса мгновенно дала блестящие результаты. Сегодня мы, отбросив шелуху бредовых идеологических теорий и заклинаний, глядя на события с семидесятипятилетнего расстояния, возможно, впервые попытаемся простым и доступным языком объяснить, что произошло в России в октябре 1917 года. И тогда гораздо понятнее станет то, что произошло три четверти века спустя — в августе 1991…

А произошло тогда следующее. Воспользовавшись демократическим хаосом после свержения монархии, власть в стране захватила международная террористическая организация, финансируемая во имя собственного спасения Германией. Такого в истории человечества еще не было. И то, что это удалось, явилось для мира полной неожиданностью, не меньшей, впрочем, чем и для самих его участников — кучки разноплеменных авантюристов, собравшихся вокруг своего полубезумного лидера. Менее всего в свой успех верили именно они, а потому и вели себя соответственно. Держа наготове заграничные паспорта, готовые в любую минуту исчезнуть из России так же неожиданно, как они в ней и появились, большевики начали грабеж национального достояния страны, растаскивая его по темным углам и переправляя за границу Вначале это делалось торопливо и неумело. Никто не знал, удастся ли завтра продолжить разбой, а потому все, что можно, нужно было взять сегодня. Параллельно необходимо было избавиться от конкуренции со стороны уголовных элементов, не желавших делиться добычей с новой властью, чей лозунг «Грабь награбленное!» — нашел немедленный отклик у многомиллионной российской черни. Однако этот лозунг призывал к грабежам вовсе не их, в чем они быстро сумели убедиться, так как безжалостно расстреливались без суда и следствия на месте.

Новая власть, будучи лучше организованной и вооруженной бандой, совершенно не желала терять драгоценное время на какое-либо юридическое обоснование своих действий. Тем не менее, идеологическое обоснование было необходимо, и оно, родившись в безумно-гениальной больной голове вождя, своей беспредельной утопичностью ужаснула даже его ближайших сообщников. Все ценности, награбленные царизмом и эксплуататорами у парода, отбираются большевиками с единственной целью — распределить впоследствии их поровну среди всех трудящихся, освобожденных отныне от каких-либо видов эксплуатации. «Боже мой! — восклицал трусливо-наивный Бухарин, — неужели в это можно поверить?» — «Поверят, пся крев!» — успокаивал его Дзержинский, и его глаза наркотически блестели, как бриллианты, конфискованные для «диктатуры пролетариата».

Действительно, поверили! Возможно, потому, что вера в сказки, где добрый Иван-дурак, став царем, раздает всю свою казну и казну казненных бояр всему народу поровну, устраивая по этому случаю трехнедельный пир-горой, слишком глубоко жила в душе доброго, наивного и вечно обманываемого народа.

Тех же, кто в эту «сказку-липу» не поверил, расстреливали, топили в баржах, сжигали в церквях, травили газами в подвалах без суда и следствия. «Будьте образцово беспощадны! — учил Ильич. — Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты!». Массовые убийства, впервые в мире новаторски примененные большевиками против собственного народа, конечно, сыграли свою роль, дав возможность банде ублюдков удержать власть, и это поразило весь мир, легкомысленно предсказывавший неминуемое и скорое крушение кровавого режима. Мир просто не знал этих новых «большевистских» методов, а если и знал, то никогда бы не поверил, что подобные методы можно применить на практике в XX веке, да еще в стране, совсем недавно считавшей себя европейской.

Но страшнее чекистских пуль оказалась выпущенная большевиками бацилла всеобщего равенства. Именно она повлекла под знамена международных террористов многомиллионные российские массы, именно во имя всеобщего равенства осуществлялись бесчисленные экспроприации, конфискации, национализации, именно на ее алтарь приносились неисчислимые жертвы, именно она позволила большевикам удержаться у власти, и именно из-за нее потерпели поражение их противники, пытавшиеся силой логики и разума остановить охватившее страну массовое безумие. Безумие большевизма — это болезнь что-то вроде бешенства нации; этот диагноз, к сожалению, социологи поставят слишком поздно, считая, что дальше должны уже работать психиатры. «Социализм — это идеология зависти», — еще в 1918 году определил Бердяев, но его, к счастью, никто не услышал, иначе бы уничтожили на месте. Бацилла бешенства или идеология зависти, или то и другое. Пусть ученые будущего разберутся, как на такую грубую приманку удалось поймать народы огромной страны, поверившие в возможность построения Царства Божьего на крови и разбое. Пока же народ, истекая кровью и кровавым потом, ждал, когда же его новые вожди начнут, наконец, раздавать захваченные богатства так, чтобы нарком и прачка получили свои одинаково равные доли, события развивались, как говорится, совсем по другому сценарию.

Мало кто понимает сегодня, что «созданное» в октябре 1918 года Лениным первое в мире Социалистическое государство рабочих и крестьян, было по сути своей германским протекторатом до самого крушения Германии, то есть до ноября 1918 года. Немцы, благодарные Ленину за развал Восточного фронта, а равно и за последующий развал Российской империи, обеспечивали новорожденному первенцу всех режимов военную и моральную поддержку. Немцы не только помогали миллионными субсидиями немецкого генштаба заговору большевиков против юной и наивной российской демократии, они приняли и непосредственное участие в октябрьском перевороте, обеспечив отрядами своих «военнопленных» оборону Петрограда от казаков генерала Краснова и руководя бомбардировкой и взятием московского Кремля.

Отблагодарив благодетелей Брестским миром, отдавшим под немецкую оккупацию чуть ли не половину европейской части бывшей Российской империи, Ленин получил взамен полную свободу рук на контролируемой его бандой территории. Однако они понятия не имели, сколько на этот контроль отпущено времени. Немцы постепенно начинали понимать, что за компанию они привели к власти в России, с ужасом взирая на методы большевиков по внедрению обещанного счастья попавшему под их гнет населению, и стали подумывать, а не заменить ли этот страшный режим каким-нибудь другим, поприличнее. В принципе, это сделать было очень легко: от 48 до 72 часов требовалось немецким войскам для оккупации Петрограда и Москвы. Однако, получив неслыханный подарок в виде Брестского договора, который им не снился даже в самом прекрасном сне, ведя переговоры с представителями различных политических группировок добольшевистской России, с уцелевшими членами императорского дома, Временного правительства и генералитета и предлагая свою помощь в свержении большевиков, немцы ставили единственное условие: подтверждение статей Брестского договора! Все с ужасом открещивались от этого условия, а немцы ни на какие уступки не шли. Одних губила жадность, других — честность.