Читаем без скачивания Остия Лидо - Наталия Медведева

Медведева Наталия

Остия Лидо

Наталья Медведева

ОСТИЯ ЛИДО

- Не пизди ты, блядь! Откуда у тебя, на xyй мандавошки?! - Он сильно пихнул ее в грудь, и сиденье само подалось назад, со скрипом и рывками. - Были бы мы в Киеве, я б тебя по печени треснул, все дела...

Это был нормальный его стиль. Привычный. Правильно он сказал - так в Киеве он с бабами всегда и разбирался. А тут - какой-то Рим, на хуй, эмиграция...

Машину он остановил на обочине узкой дороги. На ответвлении от основной, ведущей из Остии в Рим. По ней как раз можно было доехать до места, где месяц назад убили Пазолини. Там еще не устроили мусорную свалку, так что невозможно будет памятника различить - неизвестного автора памятника, сливающегося с решеткой заброшенного футбольного поля, да и изображающего непонятно что: птицу взлетающую? - но уже место было довольно гаденьким. Вся Остия была мерзкой, потому что в Остию надо было ехать, чтобы идти на Почтовую площадь и искать квартиру. Комнату в квартире. Спрашивать - есть ли комната? Общаться. Что поперек горла стояло - общаться с теми, с кем не хотелось: несчастными и бедными, беспомощными и потерянными. Эмигрантами из СССР.

Этот тип киевский ей как раз и нашел комнату. Ничего такая комната, в небольшой квартире. Там жили всего две тетки, так что коллектив для общения получился небольшим. Этот киевский - его называли маклером - никаких денег с нее не взял. Видимо, предполагая расплату натурой. Ну вот он и хотел ее трахнуть в машине, по дороге в Рим, куда она попросила подвезти, когда он пришел через день после ее переезда, "проведать", как он сказал, заглянув в ванную, где она красила ресницы. А про мандавошки она не соврала, чтобы отвязаться. Действительно, эти животные бегали где-то у нее по телу. Между ног, видимо. Она их так никогда и не увидела. Ей об этом сообщил тип, с которым она прожила неделю. Кто кого заразил, они так и не выяснили. Тот тип тоже с кем-то спал, помимо нее, как и она. Они все с кем-то спали, трахались, будто наверстывая упущенное. Делать в Риме без денег было нечего. Ходить без конца по античным развалинам было тошно, и все шли на "Последнее танго в Париже", на дешевую порнуху и искали партнеров. Некоторые не искали, а брали: по старой советской привычке фарцы.

Вообще их оказалось довольно много в эмиграции - этих клевых мальчиков, чуваков в прикидах, болтавшихся по Невскому или улице Горького, стоявших у Думы или у Долгорукова, у "Арагви". Она не то что бы их действительно узнавала, но точно знала, что они оттуда. Из центра. По их жаргону - батник, шузня, шопать; по прическам, сохранившимся еще со стрижечек, сделанных Женечкой Орловым в "Чародейке"... Эти типы в прикидах, отличавшиеся на Родине прикидом, были, наверное, самыми несчастными в эмиграции. Здесь любой фима мог приобрести прикид за копейки на барахолке. Какой угодно, на выбор. Не как на Родине, когда звонили и предлагали шузню с разговорами за два кола и фини. А если долго думал, то шузня уезжала - так и говорили: "Шузы уехали, чувак, ты долго медитировал". Поставь этого фиму в барахольном прикиде на Невский - и любая лялька была бы его. Для фарцы, правда, ляльки на Родине служили приманкой для фирмы. Лялек сажали за столы "AСТОрии" и "Европейской", ими украшали бары в "Советской" и "Ленинграде". Поддатые итальяхи, бундеса, штатники или на худой случай финны клевали на лялек, клевых мочалок. Лялькам утром, может быть, покупали колготки или тени для глаз. В "Березке". Фарца покупала у фирмы валюту... В неудачные вечера, когда фирма не клеилась, лялек везли трахаться на хату хором. Когда те ломались, им давали по печени. Правильно все киевлянин сказал...

Но здесь, в Риме, все потеряло свои привычные ценности и законности, даже если закон только и был для таких, как киевлянин, чтобы нарушать. Здесь он не знал, что будет, если он даст ей по печени. Может, она выскочит из машины, побежит в полицию, а он эмигрант, без документов... Там все менты были схвачены-оплачены, в доле. Вообще все было хуево здесь. Единственный бизнес можно было делать с вновь прибывающими эмигрантами - еще не знающими, что почем. Им можно было сдать комнату в квартире, заранее снятой. Запихнуть в квартиру несколько семей, на хуй, пусть не рыпаются. Сами они ни хера не найдут, им в голову не придет, что есть куча квартирных агентств. И куча квартир в Риме, а не только в Остии, как им говорили. И машину им можно загнать - сбить со счетчика несколько тысяч км, хули они понимают, у них романтика, им во Флоренцию охота, пусть едут, хоть туда доколесят, обратно на автобусе... В Москве можно было прийти к Виктору Семенычу, и он отваливал тебе ящик "Пельзнера" или пять пар "Сеек". И ты был в порядке. У киевлянина был друг в магазине новобрачных. Так он через этого друга несколько десятков немок в шубы одел - через черный ход, за валюту, а не по 500 рублей госцены. Себе наварил 15 тысяч, левой ногой, еще ебал этих немок беложопых, желающих после водки Вольга и Иван.

Никаким Иваном он не был, киевлянин. Был он евреем. Хоть подумал о своем еврействе всерьез, только когда решил свалить. И то ему его друг лучший кстати, бакинец - напомнил, что он еврей и имеет шанс выехать.

...Киевлянин стащил с одной ее ноги колготку и трусы и, неудобно согнувшись, выебал ее. Быстро как-то, не успев сообразить, что он таки ебется первый раз за полтора месяца. Она несколько раз, до еще, повторила, что он дурак, раз не верит, что он пожалеет и что она его предупредила. Ей лень было очень уж сопротивляться. И по движениям его было видно, что он давно не трахался, так что она подумала: "Хуй с ним, это будет быстро. И я его предупредила, пусть попробует что-то вякать после, когда обнаружит, что заразился..." Киевлянин слез с нее и сразу закурил, выругавшись: "Блядь! Во, попали. Свобода, бля!" Он, когда хотел ее поиметь, то представлял, как засадит ей аж по печень, как будет ебать ее, будто глину месить, а ни хрена не получилось. Затмение - ив момент все кончилось. Он кончил. Даже вспомнить будет не о чем. Хотя она была клевая телка, длинноногая. И чем-то похожая на украинку. Глазами черносливовыми. Она, впрочем, не была еврейкой. Это про нее все знали. Хуй знает, кто она такая и как в эмиграции очутилась. Но вот, бля, она качала свои права! Ей давали столько же денег, как и ему в организации этой, столько же, сколько и всем одиночкам. И эти бабы одинокие зверели, наглели и ебли мозги. Им уже нельзя было пригрозить ударом по печени, тем, что не возьму, мол, в ресторан. Кто сам-то, на хрен, в ресторан ходил? Да и что это за рестораны у них в Риме?! Маленькие, темные, все по отдельности сидят, никого, бля, не видно, и тебя никто не видит. И не знает. На хуй вообще в ресторан идти?! В "Асторию" ходили, чтобы увидеть, с кем пришел Коля-жлоб, или чтобы прийти с бывшей Коли-жлоба телкой, или чтобы снять фирму, или чтобы купить грины один к трем. А здесь они все приходили сами по себе, хавали свои макароны, пили свое винишко-кислишко и сваливали тихонько, так же, как и сидели - тихо. Были какие-то клубы, но кто в них на хрен пустит, надо было быть их членом. Или эти, дискотеки, так там было темно, как у негра в жопе, и одни пацанки.

Киевлянин привез ее к ХИАСу, как она просила. Оба они были злы. Он - что не получилось так, как хотелось, она - что ей не поверили. У ХИАСа ее ждал бывший сожитель. Они молча проводили взглядами машину киевлянина и потом только поздоровались.

- Женька, меня выебали. Какой мудак!

- Я что-то мало верю, что можно кого-то выебать в трезвом состоянии. Ты, может, отомстить хотела?

Она подумала, что, возможно, и хотела. Она ведь сказала правду! Но этот киевский, видимо, привык, что все врут. Он, видимо, всех силой брал. Добровольно с ним кто-нибудь ебался? Ему врали ляльки в Киеве, что нельзя, что у них месячные или мандавошки, только чтоб не трахаться. Для лялек трахаться было на крайний случай, в последний момент только ляльки уламывались и давали. Если пьяному финну, давали сами, и то потому, что наутро, может быть, покупались колготки. А киевлянину что за выгода давать? Он все равно не женится. А это было самое главное, так мама всегда говорила. Это было в генах. А про удовольствие многие даже не знали. Для многих удовольствие было в мужском удовольствии. В том, что он, после, лежал с умиротворенной рожей, дымил в потолок и перебирал волосы ее, играя. А потом они шли в "Асторию" или "Ленинград".

С сожителем Женькой она отправилась в клинику. У того там был знакомый врач-румын, обещавший дать мазь от мандавошек. Это была бесплатная клиника для неимущих, для малоимущих, и они просидели в ней три часа. Простояли. Все стулья были заняты полудохлыми старухами и бабами с кучей детей. Румын-доктор взял на всякий случай ее телефон, и сожитель Женька усмехнулся. Он тоже, пока ждал ее у ХИАСа, взял телефон симпатичной телки. На потом, когда вылечится. Они вышли из клиники и, пройдя немного пешком, зашли в кафе, встали у стойки.

- Слушай, может, я тоже могу тебя выебать? Нам это не опасно. А?