Читаем без скачивания Кальян. Стихотворения Александра Полежаева… Арфа. Стихотворения Александра Полежаева - Виссарион Белинский

Виссарион Григорьевич Белинский

Кальян. Стихотворения Александра Полежаева… Арфа. Стихотворения Александра Полежаева

КАЛЬЯН. Стихотворения Александра Полежаева. Москва. 1838. В типографии В. Кириллова. 186. (32).

АРФА. Стихотворения Александра Полежаева. 1838. В типографии В. Кириллова. 116. (12).

Обе эти книжки содержат в себе последние, уже замирающие, глухие звуки и полузвуки некогда звонкой и гармонической лиры. Полежаев прославился своим талантом, который резко отделился своею силою и самобытностию от толпы многих знаменитостей, по-видимому, затемнявших его собою; но волнуемый пылкими необузданными страстями, он присовокупил к своей поэтической славе другую славу, которая была проклятием всей его жизни и причиною утраты таланта и ранней смерти… Мир праху его… никто не смеет изречь приговор ближнему… Мир праху твоему, поэт!..{1}

Невольно взялись мы за «Стихотворения Полежаева», изданные в 1832 году, и прочли их. В созданиях поэта – его дух, его жизнь. Полежаев был рожден великим поэтом, но не был поэтом: его творения – вопли души, терзающей самое себя, стон нестерпимой муки субъективного духа, а не песни, не гимны, то веселые и радостные, то важные и торжественные, прекрасному бытию, объективно созерцаемому. Истинный поэт не есть ни горлица, тоскливо воркующая грустную песнь любви, ни кукушка, надрывающая душу однообразным стоном скорби, но звучный, гармонический, разнообразный соловей, поющий песнь природе… Создания истинного поэта суть гимн богу, прославление его великого творения… В царстве божием нет плача и скрежета зубов – в нем одна просветленная радость, светлое ликование, и самая печаль в нем есть только грустная радость… Поэт есть гражданин этого бесконечного и святого царства: ему бог дал плодотворную силу любви проникать в таинства «полного славы творенья»{2}, и потому он должен быть его органом… Вопли растерзанного духа, сосредоточение в скорбях и противоречиях земной жизни доказывают пребывание на земле и только тщетное порывание к светлому, голубому небу – подножию престола вездесущего… Вот почему мы не оставляем имени поэта за Полежаевым и думаем, что его песни, нашедшие отзыв в современниках, не перейдут в потомство{3}. Плачевных и скорбящих поэтов великий поэт Гете характеризовал эпитетом лазаретных и этим вполне определил их отрицательное значение в области искусства…{4}

И однако ж природа одарила Полежаева могучим талантом: только этому таланту не суждено было развернуться и расцвесть пышным цветом. Жизнь сделала его субъективным, а субъективность – смерть поэзии, и ее произведения – поэтический пустоцвет, который тешит взор минутным блеском и запахом, а плода не приносит. Почему было так, а не иначе, почему поэту не суждено было прозреть и в бесконечном чувстве бесконечной любви найти разрешение и примирение противоречий бытия?.. На это один ответ: да будет благословенна воля провидения!..

С содроганием сердца читаешь эту страшную исповедь жизни:

О, для чего судьба меня сгубила,Зачем из цепи бытияМеня навек природа исключила,И страшно вживе умер я!. . . . . . . .Я сын погибели и зла!Зачем же я возник, о провиденье,Из тьмы веков перед тобой?О, обрати опять в уничтоженьеАтом, караемый судьбой!Земля, раскрой несытую утробу,Горящей Этной протеки,И – бурный вихрь – тоску мою и злобуИ память с пеплом развлеки!{5}

Но это ужасное признание могло быть навеяно минутою отчаяния – но вот тихое и скорбное сознание своего падения:

Я увял – и увялНавсегда, навсегда!И блаженства не зналНикогда, никогда!И я жил, но я жилНа погибель свою…Буйной жизнью убилЯ надежду мою…Не расцвел и отцвелВ утро пасмурных дней;Что любил, в том нашелГибель жизни моей.Дух уныл, в сердце кровьОт тоски замерла,Мир души погреблаВ шумной воле любовь…Не воскреснет она!Я надежду имелНа испытных друзей,Но их рой отлетелПри невзгоде моей;Всем постылый, чужой,Никого не любя,В мире странствую я,Как вампир гробовой!..Мне противно смотретьНа блаженство другихИ в мучениях злыхНе сгораючи тлеть…Не кропите меняВы, росинки дождя:Я не цвет полевой,Не губительный знойПролетел надо мной!Я увял – и увялНавсегда, навсегда,И блаженства не зналНикогда, никогда!{6}

Это грустное убеждение в необходимости и неизбежности своего падения без надежды на восстание с не меньшею силою выразилось и в этих прекрасных стихах:

Ах, кто мечте высокой верил,Кто почитал коварный светИ на заре весенних летЕго ничтожество измерил;Кто погубил, подобно мне,Свои надежды и желанья;Пред кем разрушились вполнеГрядущей жизни упованья;Кто сир и чужд перед людьми,Кому дадут из сожаленьяИль ненавистного презреньяКогда-нибудь клочок земли…Один лишь тот меня оценит,Моей тоски не обвинив,Душевным чувствам не изменитИ скажет: так, ты несчастлив!Как брат к потерянному брату,С улыбкой нежной подойдет,Слезу страдальную прольетИ разделит мою утрату…. . . . . . . .Лишь он один постигнуть может,Лишь он один поймет того,Чье сердце червь могильный гложет.Как пальма в зеркале ручья,Как тень налетная в лазури,В нем отразится после буриДуша унылая моя!..Я буду – он, он будет – я!..В одном из нас сольются оба! —И пусть тогда вражда и злоба,И меч, и заступ гробовойГремят над нашей головой!..{7}

Этот характер мрачного отчаяния и тяжелой скорби лежит на большей части сочинений Полежаева, но с его лиры срывались и торжественные звуки примирения и гармонические аккорды явлений жизни. Кому не известно его стихотворение «Провидение», в котором, после ужасов падения, он так торжественно воспел свое мгновенное восстание?{8}

Я был готовБез тайной властиСорвать покровС моих несчастий…Последний деньСверкал мне в очи,Последней ночиЯ видел тень,И в думе лютойВсе решено;Еще минутаИ … свершено!Но вдруг нежданныйНадежды луч,Как свет багряный,Блеснул из туч;Какой-то скрытый,Но мной забытыйИздавна богИз тьмы открытойМеня извлек!..Рукою сильнойОстов могильныйВдруг оживил,И Каин новыйВ душе суровойТворца почтил!Непостижимый,Он снова влилВ грудь атеистаИ лжесофистаОгонь любви!Они снова дниТоски печальнойОзолотилИ озарилЗарей прощальной!

Гори ж, сияй,Заря святая!И догорай,Не померкая!..

Подобный же момент восстания с не меньшею поэзиею выражен в этих стихах:

О нет! свершилось!.. жар мятежныйОстыл на пасмурном челе:Как сын земли, я дань землеПринес чредою неизбежной:Узнал бесславие, позор,Под маской дикого невежды (?);Но пред лицом Кавказских горЯ рву нечистые одежды!Подобный гордостью горам,Заметным в безднах и лазури,Я воспарю, как фимиам,С цветов пустынных к небесамИ передам моим струнамИ рев и вой минувшей бури!..{9}

Кому не известно его стихотворение «Песнь пленного ирокезца» – это поэтическое создание, достойное великого поэта? Кому не известно его «Море», которое «измерил он жадными очами» и «пред лицом которого поверил он силы своего духа?» Кому не известен его «Бальтасар», переведенный из Байрона? Некоторые песни его также принадлежат к перлам его поэзии. Но самое лучшее, можно сказать, гигантское создание его гения, вышедшее из души его в светлую минуту откровения и мирового созерцания, есть стихотворение «Грешница», напечатанное в 20 № «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду»«{10}. Вот оно:

И говорят ему: «ОнаБыла в грехе уличенаНа самом месте преступленья;А по закону, мы ееДолжны казнить без сожаленья:Скажи нам мнение свое».

И на лукавое воззванье,Храня глубокое молчанье,Он нечто – грустен и уныл —Перстом божественным чертил.

И наконец сказал народу:«Даю вам полную свободуИсполнить праотцев закон:Но где тот праведный, где он,Который первый на блудницуПоднимет тяжкую десницу?..»

И вновь писал он на земле.Тогда, с печатью поношеньяНа обесславленном челе,Сокрылись дети ухищренья —И пред лицом его однаСтояла грешная жена.

И он с улыбкой благотворнойСказал: «Покинь твою боязнь.Где твой сенедрион упорный?Кто осудил тебя на казнь?»

Она в ответ: «Никто, учитель!»«И так и я твоей душиНе осужу, – сказал спаситель, —Иди в свой дом – и не греши».

С первого разу может показаться странным, что Полежаев, которого главная мука и отрава жизни состояла в сомнении, с жадностию переводил водяно-красноречивые лирические поэмы Ламартина;{11} но это очень понятно, если взглянуть на предмет попристальнее. Крайности соприкасаются, и ничего нет естественнее, как переход из одной крайности в другую… Кроме того, Полежаев явился в такое время, когда стихотворное ораторство и риторическая шумиха часто смешивалась с поэзиею и творчеством. Этим объясняются его лирические произведения, писанные на случаи, его «Кориолан» и другие пьесы в этом роде. Недостаток в развитии заставил его писать в сатирическом роде, к которому он нисколько не был способен. Его остроумие – тяжело и грубо. Недостаток же развития помешал ему обратить внимание на форму, выработать себе послушный и гибкий стих. И потому, отличаясь часто энергическою сжатостию выражения, он иногда впадает в прозаическую растянутость и между прекрасными стихами вставляет стихи, отличающиеся странностию, изысканностию и неточностию выражения.