Читаем без скачивания Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1 - Ник Перумов

Ник Перумов

Алмазный Меч, Деревянный Меч. Книга 1

Посвящается моим друзьям, старым и новым, сетевикам-фидошникам и иным.

Автор не может не выразить им свою особую признательность за то, что они есть.

Сам же автор будет очень рад узнать мнения читателей, ведь вся моя работа – только ради Вас. Пишите.

Мои электронные адреса:

[email protected] или 2:5030/618.2 fidonet.org

Пролог

«Когда Два Брата обретут свободу, наступит конец времён»

«Будет народ Дану доведён до отчаяния. И когда останется их меньше, чем речных камешков в горсти, отмщение их состоится»

Iaienne Мудрая, Видящая народа Дану

«Истинно говорю вам – бывает так, что малый грех обращает в ничто целую праведную жизнь, и за прегрешение одного страдают все. Внемлите же! Праведно живите и скромно, ибо копятся грехи мира, и настанет день, когда они будут взвешены и измерены, и никто не узнает, какой из малых грехов качнет Чашу Терпения Его.

И ещё, и также истинно говорю вам – трепещите! Ибо Три Зверя Спящих должны получить свободу, но не дана будет им власть вредить тварям живым сразу, а лишь по прошествии трёх дней. И пока все Три не освободятся, не прольется Чаша. Так взмолимся же, дабы отвел Он от нас участь сию! Аминь»

Часть первая

Глава первая

До Хвалина бы добраться, покуда Ливень не нагнал...Она проснулась, вырвавшись из зыбкого, зябкого сна. Сквозь щели и прорехи фургонного полога сочился промозглый октябрьский ветер. Ветхое и кургузое одеяльце не спасало, если бы не смертельная усталость, она не сомкнула бы глаз до утра. Очень болел старый шрам на шее – к дождю. Старый и страшный шрам... очень страшный...

Опять дорога. Будь она проклята. И вечное «...покуда Ливень не нагнал...», в разных вариациях повторяемое всей без исключения труппой.

Да, здешний Ливень действительно мог бы именоваться именно так, с большой буквы. Он и впрямь должен был не «зарядить», а нагнать – мрачное и тёмное, небесное воинство шло с востока, горизонт клубился чёрным, словно там, вдали, полыхали невиданные пожары – но обо всём, что касалось Смертных Ливней, люди старались говорить самыми обычными словами, как будто это могло уберечь от льющейся с небосвода смерти!

На сей раз эти слова произнёс Кицум, старый клоун, никогда не расстававшийся с бутылкой. У него уже здорово тряслись руки, а изо рта пахло какой-то алхимической гадостью, даже когда он – редкое дело! – случайно оказывался трезв. На помост он выходил только после «маленького глоточка на удачу». Объём «глоточка» менялся от двухкулачной кружки до целой бутыли забористого гномьего «Каменного жара».

Она поёжилась, тщетно пытаясь сберечь последние остатки тепла. Всё, сейчас её поднимут. Фургон остановится самое большее на несколько минут, набрать воды в придорожном колодце, а затем потащится дальше, через лесное, буреломное безлюдье, через Суболичью Пустошь, отделявшую славный град Хвалин от не менее славного града Острага.

«...Только бы успеть, покуда Ливень не нагнал...»

Они не останавливались на ночлег. Не разводили на привалах огня. Пищу кое-как варганили на железной печурке, опаса ради вынесенной за борт фургона.

Потому что, если дождь застигнет в пути, всем им можно читать отходную.

Не дожидаясь пинка в бок, девушка откинула одеяло и потянулась – легко, грациозно, словно дикая кошка. Что, кстати, было не так уж далеко от истины. Заострённые ушки и в самом деле придавали ей определённое сходство с кошкой – притом именно с дикой.

Агата – из племён Дану. Точнее, Агатой её звали люди – за редкостные волосы, иссиня-чёрные, чернее воронова крыла; а как звучало её настоящее имя, никого не волновало.

– А, очухалась... – Кицум сидел на своём облезлом сундучке и пил дымящийся чай из костяной потрескавшейся кружки. Фургон немилосердно трясло, однако старый клоун неведомым образом ухитрялся не пролить ни капли.

Боги! Кицум пьёт с утра чай!

– Давай-ка за дело, остроухое отродье. Вон котлы с вечера нечищены. А воды за тебя – и сюда и господину Онфиму – Троша натаскал. Дала б, что ли, парню в благодарность...

Девушка (вернее сказать – девочка; по человечьим меркам она выглядела лет на четырнадцать, не старше; а сколько по счёту нечестивцев Дану, всякий верующий в Истинного Бога никогда не станет и задумываться) насмешливо присела, пальчиками оттянув в стороны складки широких порток.

– Если ты пьёшь чай, то неужто сие значит, что бочонок гномояда показал дно, о почтенный Кицум, да не опадёт белизна грима с твоих щёк на помосте? – Агата ловко увернулась от пущенного ей в голову драного башмака и показала старику язык.

Кицум относился к нейлучше всехв труппе. Если не считать, конечно, Троши, такого же парии, как и она.

Башмак врезался в полог и, завершая полёт, опустился прямиком на голову рекомому Троше, молодому парню, взятому в цирк Онфима и Онфима за редкостное здоровье, от природы громадную силу и столь же громадные благоглупость с доверчивостью. Он работал с тяжелыми стальными шарами, соединёнными цепью, подбрасывал их, крутил, вызывая неизменные охи, вздохи и закрывание шалями лица у дебелых купчих, по неразумию мужей угодивших на Хвалинскую, Острагскую либо Ежелинскую ярмарки. Почти каждое выступление заканчивалось тем, что хозяин Онфим-первый брал Трошу за руку и куда-то уводил, возвращаясь всякий раз весьма довольный. Парень же появлялся не иначе как на следующее утро и на жадные расспросы Тукка и Токка, братцев-акробатцев, отвечал лишь недоумённым пожиманием плеч:

«Да всю ночь на мне скакала, корова треклятая... Лучше б я шары лишний раз повертел. Удоволь... чего? Не знаю я таких слов, господин Тукк, простите великодушно... Устал, вот и всё. И выспаться не дали. Как всегда...»

– Ой, – дисциплинированный Троша немедля открыл глаза. – Виноват, господин Кицум... Уже встаю, господин Кицум...

– Помочь вам оправиться, господин Кицум? – искусно подделывая голос, продолжила Агата, уже склонившись над котлами.

– Болван!.. Тьфу, Агата, блудливая кошка, это опять ты! Который раз ловлюсь на твоём дурацком фокусе!..

Девушка-Дану фыркнула.

Пока не проснулись господин Онфим, братцы-акробатцы и прочие обитатели двух цирковых фургонов, она могла себе это позволить. Потом в ход пойдут кнуты или заклятья, терзающие плоть дочери племён Дану. Если, конечно, она не будет слушаться.