Читаем без скачивания Сказки Дедушки Мороза - Н. Моисеева

Сказки Дедушки Мороза

Пересказ А. Афанасьева

Составитель Н. Моисеева

© Иллюстрации. Юдин Г. Н., 2014

© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2014

Морозко

Жили-были старик да старуха. У старика со старухою было три дочери. Старшую дочь старуха не любила (она была ей падчерица), почасту её журила, рано будила и всю работу на неё сваливала. Девушка скотину поила-кормила, дрова и водицу в избу носила, печку топила, обряды творила, избу мела и всё убирала ещё до свету; но старуха и тут была недовольна и на Марфушу ворчала: «Экая ленивица, экая неряха! И веник-то не у места, и не так-то стоит, и сорно-то в избе». Девушка молчала и плакала; она всячески старалась мачехе угодить и дочерям её услужить; но сёстры, глядя на мать, Марфушу во всём обижали, с нею вздорили и плакать заставляли, то им и любо было! Сами они поздно вставали, приготовленной водицей умывались, чистым полотенцем утирались и за работу садились, когда пообедают. Вот наши девицы росли да росли, стали большими и сделались невестами. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Старику жалко было старшей дочери. Он любил её за то, что была послушная да работящая, никогда не упрямилась, что заставят, то и делала, и ни в чём слова не перекорила. Да не знал старик, чем пособить горю. Сам был хил, старуха ворчунья, а дочки её ленивицы и упрямицы.

Вот наши старики стали думу думать: старик – как бы дочерей пристроить, а старуха – как бы старшую с рук сбыть. Однажды старуха и говорит старику:

– Ну, старик, отдадим Марфушу замуж.

– Ладно, – сказал тот и побрёл себе на печь, а старуха вслед ему:

– Завтра встань, старик, ты пораньше, запряги кобылу в дровни и поезжай с Марфуткой. А ты, Марфутка, собери своё добро в коробейку да накинь белую рубаху: поедешь в гости!

Добрая Марфуша рада была такому счастью, что увезут её в гости, и сладко спала всю ночку; поутру рано встала, умылась, Богу помолилась, всё собрала, уложила, сама нарядилась, и была девка – хоть куды невеста! А дело-то было зимою, и на дворе стоял трескучий мороз.

Старик наутро, ни свет ни заря, запряг кобылу в дровни, подвёл к крыльцу, сам пришёл в избу, сел и сказал:

– Ну, я всё изладил!

– Садитесь за стол да ешьте! – сказала старуха.

Старик сел за стол и дочь с собой посадил.

Хлебница была на столе, он вынул челпан и нарезал хлеба и себе, и дочери. А старуха меж тем подала в блюде старых щей и сказала:

– Ну, голубка, ешь да убирайся, я вдоволь на тебя нагляделась! Старик, увези Марфутку к жениху, да смотри, старый хрыч, поезжай прямой дорогой, а там сверни с дороги-то направо, на бор, – знаешь, прямо к той большой сосне, что на пригорке стоит, и тут отдай Марфутку за Морозка.

Старик вытаращил глаза, разинул рот и перестал хлебать, а девка завыла.

– Ну, что тут нюни-то распустила! Ведь жених-то красавец и богач! Смотри-ка, сколько у него добра: все ёлки и берёзы в пуху; житьё-то завидное, да и сам он богатырь!

Старик молча уложил пожитки, велел дочери накинуть шубку и пустился в дорогу. Долго ли ехал, скоро ли приехал – не ведаю: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Наконец доехал до бору, своротил с дороги и пустился прямо снегом по насту; забравшись в глушь, остановился и велел дочери слезать, сам поставил под огромной сосной коробейку и сказал:

– Сиди и жди жениха, да смотри – принимай ласковее.

А после заворотил лошадь – и домой.

Девушка сидит да дрожит: озноб её пробрал. Хотела она выть, да сил не было, зубы только постукивают. Вдруг слышит: невдалеке Морозко на ёлке потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает да пощёлкивает. Очутился он и на той сосне, под коей де́вица сидит, и сверху ей говорит:

– Тепло ли тебе, де́вица?

– Тепло, тепло, батюшко-Морозушко!

Морозко стал ниже спускаться, больше потрескивать и пощёлкивать. Мороз спросил де́вицу:

– Тепло ли тебе, де́вица? Тепло ли тебе, красная?

Девица чуть дух переводит, но ещё говорит:

– Тепло, Морозушко! Тепло, батюшко!

Мороз пуще затрещал и сильнее защёлкал и де́вице сказал:

– Тепло ли те, де́вица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?

Де́вица окостеневала и чуть слышно сказала:

– Ой, тепло, голубчик Морозушко!

Тут Морозко сжалился, окутал де́вицу шубами и отогрел одеялами.

Старуха наутро мужу говорит:

– Поезжай, старый хрыч, да буди молодых!

Старик запряг лошадь и поехал. Подъехавши к дочери, он нашёл её живую, на ней шубу хорошую, фату дорогую и короб с богатыми подарками. Не говоря ни слова, старик сложил всё на́ воз, сел с дочерью и поехал домой. Приехали, и де́вица бух в ноги мачехе. Старуха изумилась, как увидела девку живую, новую шубу и короб белья:

– Э, не обманешь меня.

Вот спустя немного старуха говорит старику:

– Увези-ка и моих-то дочерей к жениху, он их ещё не так одарит!

Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Вот поутру рано старуха деток своих накормила, как следует под венец нарядила и в путь отпустила. Старик там же оставил девок под сосною. Наши де́вицы сидят да посмеиваются:

– Что это у матушки выдумано – вдруг обеих замуж отдавать? Разве в нашей деревне нет и ребят? Неровён чёрт приедет, и не знаешь какой!

Девушки были в шубках, а тут им стало зябко.

– Что, сестра? Меня мороз по коже подирает. Ну, как суженый-ряженый не приедет, так мы здесь околеем.

– Полно, Машка, врать! Коли рано женихи собираются, а теперь есть ли и обед на дворе?

– А что, коли приедет один, кого он возьмёт?

– Не тебя ли?

– Да, смотри, тебя!

– Конечно меня.

– Тебя! Полное́ тебе цыганить да врать!

Морозко у девушек руки ознобил, и они сунули руки в пазухи да опять за то же:

– Ой ты! Прясть не умеешь, а перебирать и вовсе не смыслишь.

– Ох ты, хвастунья! А ты что знаешь? Только по беседкам ходить да облизываться. Посмотрим, кого скорее возьмёт!

Так девицы перекрикивались и не в шутку озябли; вдруг они в один голос сказали:

– Что так долго нейдёт? Вишь ты, посинела!

Вот вдалеке Морозко начал потрескивать и с ёлки на ёлку поскакивать да пощёлкивать. Де́вицам послышалось, что кто-то едет.

– Чу, уж едет, да и с колокольцом.

– Поди прочь! Я не слышу, меня мороз обдирает.

– А ещё замуж собираешься!

И начали пальцы отдувать. Морозко всё ближе да ближе; наконец очутился на сосне, над девицами. Он девицам говорит:

– Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные? Тепло ли, мои голубушки?

– Ой, Морозко, больно студёно! Мы замёрзли, ждём суженого, а он, окаянный, сгинул.

Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать и чаще пощёлкивать.

– Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные?

– Поди ты! Разве слеп, вишь, руки и ноги отмёрзли.

Морозко ещё ниже спустился, сильно приударил и сказал:

– Тепло ли вам, девицы?

– Убирайся ко всем чертям в омут, сгинь, окаянный! – И девушки окостенели.

Наутро старуха мужу говорит:

– Запряги-ка ты, старик, положи охабочку сенца да возьми шубное опахало. Чай, девки-то приозябли – на дворе-то страшный мороз!

Старик не успел и перекусить, как был уж на дворе и на дороге. Приезжает за дочками и находит их замёрзшими. Он в сани деток свалил, опахалом закутал и рогожкой закрыл.

Старуха, увидев старика издалека, навстречу выбегала и так его вопрошала:

– Что детки?

– В сенях.

Старуха рогожку отвернула, опахало сняла и деток замёрзшими нашла.

Тут старуха как гроза разразилась и старика разбранила:

– Что ты наделал, старый пёс? Уходил ты моих дочек, моих кровных деточек, моих ненаглядных семечек, моих красных ягодок! Я тебя ухватом прибью, кочергой зашибу!

– Полно, старая! Вишь, ты на богатство польстилась, а детки твои упрямицы! Коли я виноват? Ты сама захотела.

Старуха посердилась, побранилась, да после с падчерицею помирилась, и стали они жить да быть да добра наживать, а лиха не поминать. Присватался сосед, свадебку сыграли, и Марфуша счастливо живёт. Старик внучат Морозком стращал и упрямиться не давал. Я на свадьбе был, мёд-пиво пил, по усу текло, да в рот не попало.

Снегурочка

Жил-был крестьянин Иван, и была у него жена Марья. Жили Иван да Марья в любви и согласии, вот только детей у них не было. Так они и состарились в одиночестве. Сильно они о своей беде сокрушались и, только глядя на чужих детей, утешались. А делать нечего! Так уж, видно, им суждено было. Вот однажды, когда пришла зима да нападало молодого снегу по колено, ребятишки высыпали на улицу поиграть, а старички наши подсели к окну поглядеть на них. Ребятишки бегали, резвились и стали лепить бабу из снега. Иван с Марьей глядели молча, призадумавшись. Вдруг Иван усмехнулся и говорит:

– Пойти бы и нам, жена, да слепить себе бабу!