Читаем без скачивания Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко

Виктор Карпенко

Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча

Часть I

Князья суздальские

Глава 1

Князь Дмитрий

Полторы сотни всадников, кутаясь в походные плащи и укрывая лица от леденящего, пронизывающего до костей ветра, с трудом преодолевали версту за верстой голой степи. Снега почти не было, и потому то, что стелилось под ветром, больше напоминало серую, языками скользящую по остылой земле пыль. Солнце, высокое, окруженное радужными кругами, словно замерло на блеклом небе.

Ткнув перстом вверх, один из всадников с раздражением заметил:

— К вечеру мороз еще крепче будет, а если ветер не стихнет — смерть нам… загинем.

— Что ты, Андрей, заладил: «загинем… загинем»… Поспешать надобно. До очередного яма[1] еще верст десять.

— То-то и оно, что десять. Не так много, но лошади подустали. Дойдут ли?

— Наши бы не дошли, а эти, татарские, к степи привычные, и к холоду тоже, дойдут.

— Ты посмотри, как князь Константин скукожился. Замерз совсем, — кивнул князь суздальский Андрей на едущего впереди ростовского князя.

— А поделом ему. Нечего соваться наперед старших. Дмитрию-то московскому и девяти еще нет, а они, бояре московские да князья ростовские, его на великокняжеский стол поставить норовят!

— Тише ты! — махнул рукой на своего младшего брата князя Дмитрия Андрей. — Не дай бог, услышит…

— Пусть слышит. Нам таиться нечего. Хан Невруз Володимир нам отдал.

— Не нам, а тебе, — возразил князь Андрей.

— Пусть так, — согласился Дмитрий Константинович. — Но поначалу-то хан тебе ярлык[2] дал. Почему ты не согласился на великокняжеский стол, до сих пор не пойму.

— Я уже сидел во Владимире, посиди и ты. А мне и Нижнего Новгорода с Суздалем достанет.

Помолчали.

Суздальским князьям в Орде пришлось несладко. Ехали они за ярлыком на владимирский великокняжеский стол в Орду к хану Бердибеку. Страшились хана. Тот, чтобы самому сесть на трон великих монгольских ханов, убил отца и двенадцать родных братьев. Но когда приехали в Берке-Сарай — новую столицу Золотой Орды, встречал их хан Кульпа. Не прошло и недели, как правитель Западной Орды хан Невруз сместил вероломного Кульпу и сам стал великим ханом.

В конце февраля 1360 года великий хан принял суздальских князей, обошелся с ними ласково и дал ярлыки на просимые земли. Добивались встречи с ханом и посланцы московского князя Дмитрия, но тот предпочел отдать улус Джучи[3] в руки тридцатипятилетнего суздальского князя, а не девятилетнего московского.

— Приедем на ям — сниму брони[4] и более надевать не стану. Все тепло из тела вытянули, — сокрушенно выдохнул князь Андрей.

— Все так, — согласился Дмитрий. — Да только под ними спокойнее. Дружина наша числом малая, могут и позариться…

— Кто? Татары?

— Может и татарвя. У них ноне неспокойно. Третий хан за полгода во главе Орды. Шатко все…

— Погоди! — остановил младшего брата князь Андрей. — Никак дозор. Не содеялось ли чего? — показал он рукой в сторону быстро приближающихся всадников.

Вскоре, вздыбив перед остановившимися князьями коня, старший дозора на выдохе доложил:

— Засада! Татары! Сотни три, а то и более. Винюсь, всех не разглядел. В ложбине, что сходит к Волге, затаились.

— Почто решил, что засада? — недоверчиво спросил князь Андрей. — Татары на своей земле, чего им таиться?

— То-то и оно, что на своей земле… Чего им таиться? — вопросом на вопрос ответил гридь и смешался, поняв, что ответил князю неподобающе. Но тот, озабоченный услышанным, даже не обратил внимания на дерзость.

— Что делать будем? — обратился Андрей к князьям и подъехавшим ближе боярам, состоявшим при князьях в посольстве. — Может, отойдем в степь подальше и минуем сие место, — предложил князь.

— Ты старший, тебе и решать, — подал голос князь Константин. — Хотя чего там решать, поздно… Вона татары…

Еще мгновение назад перед глазами была голая степь, и вдруг, словно из-под земли стали появляться всадники. По двое-трое они выезжали из распадка и быстро отъезжали в сторону, уступая место другим. До татар было более версты.

— Пока из ложбины не выползли, да лавой на нас не пошли, надо самим навалиться, — предложил князь Дмитрий.

— А может, татары не по наши души? — неуверенно произнес князь Андрей, лелея надежду на благоприятный исход неожиданной встречи, но Дмитрий, решительно рубанув рукой, пресек сомнения:

— Нечего гадать! Татары коварны и не зря затаились. — Он обернулся к дружине и, пересиливая ветер, крикнул: — Впереди во́рог! Животов наших домогается! Мертвые сраму не имут, так не посрамим же земли русской! — Выхватив меч из ножен, продолжил: — Идем клином! Строя не размыкать! — И, подстегнув лошадь ударом каблуков сапог, крикнул: — За Русь!

Князь устремился вперед и ни разу не оглянулся, знал, что все будет исполнено в точности. И правда, ранее ехавшие в колонну по трое дружинники умело перестроились в клин, в острие которого шли лучшие княжеские гриди-двуручники[5].

Татар все прибывало и прибывало. Но, ожидая, когда все войско выберется на ровное место, они не предпринимали никаких действий по отражению удара русской дружины. И только когда из распадка вынырнул княжеский бунчук[6], татары начали вытягиваться в линию, но было уже поздно. Клин взрезал татарскую конницу и развалил на две части, расширяя брешь, сметая вставших на пути татарских воинов. Описав дугу, клин вновь вонзился в массу только что выдвинувшихся из распадка татарских всадников. Повторного удара татары не выдержали и рассыпались по степи, спасая свои жизни. Их не преследовали.

На поле брани осталось больше сотни убитых и еще больше раненых татар. От пленных дознались, что бельдибек[7] Ратихоз по приказу хана Хидербека должен был захватить в плен русских князей или убить их. Княжеская дружина потеряла в схватке только девятерых воинов и три десятка гридей получили ранения.

— Ноне бог за нас, — перекрестился князь Андрей, обозревая поле скоротечной битвы. — Нет! Я погожу брони снимать. Ты прав, брат Дмитрий: лучше померзнуть, чем вот так, — кивнул он в сторону погибших.

Подойдя к стоявшим чуть в отдалении братьям Константиновичам, князь Константин ростовский предложил:

— Может, лошадей переловить, вон их сколь мечется. Мечей, луков собрать, рубахи кольчужные поснимать с убиенных. Им ни к чему, а нам сгодятся.

— Нет! — твердо произнес князь Дмитрий. — Кони меченые, а татарские мечи нам не по руке. Пока татары не прознали про сражение, надо поспешать к яму. Там и обогреемся, и лошадей сменим.

— А что с убиенными гридями делать? — подошел с вопросом княжеский воевода Даниил Скоба. — Земля, что камень, могил не выкопать. А в степи бросить — волки обгложут. Не по-христиански…

— С собой повезем. В плащи заверните и на заводных[8] лошадях приторочьте. Да на ямах к лошадям с убиенными татар не подпускайте, — распорядился князь Дмитрий. Он все больше входил в роль великого князя владимирского. — Да дозоры не только вперед направь, но и боковые выставь. Не дай бог одумаются татары да соберутся до кучи. А их, почитай, сотни три еще осталось, и князя Ратихоза ни среди раненых, ни среди убиенных нет. Воля-то ханская им не исполнена…

Вскоре место кровавой схватки опустело. Лишь беснующийся ветер выхолаживал последнее тепло из оставленных в распадке раненых татарских воинов… и не было им спасения.

Стольный град Владимир встречал нового великого князя настороженно. Каким он будет? Не обложит ли еще большей данью, чтобы расплатиться с татарами за великокняжеский стол? Не заберет ли кормильцев в дружину и не поведет ли их на своих соседей, вымещая давние обиды или расширяя границы княжества? Прежний-то великий князь, московский князь Иван Иванович, был тих, смирен, добропорядочен, дань взимал умеренную, народ владимирский защищал и берег. Каким будет Дмитрий — князь суздальский? За три года безвластия владимирцы отвыкать стали от твердой княжеской руки, а потому въезд суздальского князя в стольный град прошел обыденно, без колокольного звона и праздничного застолья. У лавок, на улицах и площадях города владимирцы судачили:

— А князь-то Димитрий лицом хорош. Телом дороден, статен. И княгиня Анна ему под стать: голубоглаза, русоволоса, лицом румяна, глядит ласково.

— Говорят, что Анна-то из Ростова, дочка князя ростовского Константина, — горячо тараторила дородная краснощекая торговка из калачного ряда. Ей вторила соседка-лоточница, такая же бойкая и острая на язык:

— Чего говорить, всем взяла княгиня. А детишек-то у нее пятеро: трое сыновей и две дочки — Машка и Евдошка. Младшенькой-то седьмой годок пошел. Махонькая такая, тоща, я ее надысь видела.