Читаем без скачивания Подлеморье. Книга 1 - Михаил Ильич Жигжитов

Михаил Жигжитов

Подлеморье

Роман

ПРЕДИСЛОВИЕ

Все трагически совпало.

В кузове машины не оказалось места для собаки, пришлось ее оставить дома.

Когда он соскочил с машины и углубился в тайгу, в самой тайге произошло событие: медведь, попавший еще в позапрошлую ночь в забытую каким-то браконьером петлю, наконец порвал поржавевший тонкий стальной трос и начал метаться от боли и ярости. Лапа его была изрезана до кости, ощущение свободы вылилось в бешенство.

Зверь случайно оказался на таежной тропе, случайно столкнулся с человеком. Собака могла бы учуять зверя, предупредить охотника, но она осталась дома.

Охотник успел сорвать с плеча ружье, а медведь выбил его из рук и обнял. Разъяренный зверь и человек начали бороться.

Человек был опытным таежником. Он уперся руками в грудь зверя и стал отчаянно крутить головой, увиливая от медвежьей лапы. Медвежьи когти, вцепившись в затылок, могли содрать кожу с головы прямо на лицо, на глаза — это смерть! Когти рвали лоб и щеки, но до затылка не доставали. А руки, упертые в медвежью грудь, слабели, оскаленная пасть надвигалась. И тогда человек решился на последнее средство — сунул левую руку прямо в пасть, поглубже в глотку: на, подавись! Медведь мотнул головой, рука хрустнула, захрустели кости и на медвежьих зубах.

Но это на долю секунды остановило агрессивность зверя. Правой рукой удалось выдернуть из-за пояса нож.

Нож вошел выше сердца, должно быть, пробил аорту, так как кровь из раны ударила тяжелой струей, залив человека. И человек и медведь попятились друг от друга. Медведь свалился, сделав три шага.

А человек пошел обратно к дороге. Сначала он отсчитывал по сто шагов и ложился. Вставал, снова делал сто шагов, снова ложился. Потом он стал ложиться через пятьдесят шагов, потом через двадцать пять, наконец, пополз…

Он так и выполз на дорогу и… потерял сознание. Первая же машина подобрала его, доставила в больницу. Там насчитали тридцать семь ран и несколько переломов.

Не прошло и месяца, как он сбежал из больницы — надоело! А скоро уже бродил по тайге с ружьем, промышляя соболя.

Эта история, достойная пера Джека Лондона, случилась с Михаилом Ильичом Жигжитовым, автором той книги, которую вы сейчас открыли.

У меня как-то при знакомстве с Жигжитовым сорвалось с языка: «Дерсу Узала, взявшийся за перо». Но, строго говоря, это не совсем так.

Да, Михаил Жигжитов — таежный охотник. Да, в труднейшей охоте — соболевании — он считался едва ли не лучшим добытчиком. Да, он, возможно, мог бы посоперничать в «звериной науке» с самим легендарным Дерсу — прочитать по следу, кто прошел, когда прошел, устал зверь или бодр, что делал, что намеревается делать, разгадать даже характер. Но Жигжитов вовсе не дремучий лесовик, дитя природы. До того как стать охотником-профессионалом, он был школьным учителем, знаком с русской литературой, знает монгольский язык, читал старинные монгольские книги.

Писатель — создатель культуры, но не изобретатель ее. Те духовные ценности, которые он преподносит читателю, уже до него существовали в народе. Писатель лишь замечает и переосмысляет, он добытчик золота, нелегким трудом перерабатывающий тонны породы, но не алхимик. Без того, что заложено в народе, писатель — бессмыслица.

Заложено в своем народе, частью которого является сам писатель… Но с Михаилом Жигжитовым тут возникает некоторое осложнение. Он вырос в том краю, где живет не один народ, а несколько — буряты, эвенки, русские… У каждого из них свои обычаи, свои традиции, свои национальные особенности, своя нажитая культура. Это сказывается во всем, даже в бытовых мелочах. Русская женщина, например, не считает позором пролить слезу при расставании, бурятка же в этом случае никогда не плачет — таков обычай. Эвенк при встрече не целует сына, а обнюхивает его голову. Русские песни не схожи с бурятскими, бурятские легенды отличаются от эвенкских. Но между народами в этом краю нет строгих границ, все перемешаны, тесно общаются, занимаются одними делами, одному и тому же радуются, от одного страдают. Жизнь так переплела народности, что отделить их друг от друга почти невозможно. Даже в самом писателе Жигжитове сказывается это переплетение — он бурят по национальности, но пишет на русском языке, считает его родным.

Тут мы подходим к одной из особенностей творчества Жигжитова. Оно богато уже тем, что питается из нескольких национальных источников. Писатель прекрасно знает жизнь бурят, русских, эвенков. Нельзя это не отметить и нельзя не позавидовать.

Но необычно не только население, необычен и сам край — Байкал… На планете нет другого такого удивительного озера. Бездонное по глубине, размашистое, как море, с самой чистейшей водой на свете, с редчайшими породами рыб, оно лежит среди величественных гор и не менее величественных лесов. Байкал — постоянный и едва ли не главный персонаж произведений Жигжитова. Глобальная исключительность Байкала — «жемчужина земли»! — не может не накладывать исключительный колорит и на творчество писателя.

Прекрасный, величественный край, однако, суров, «славное море, священный Байкал» капризен, люди, живущие возле него, — рыбаки и охотники — постоянно сталкиваются с опасностями, их существование — сплошная борьба. И в этой борьбе, идущей уже много веков, сложились сильные, необузданные характеры. Люди Прибайкалья порой неумеренно дики, как дика и своенравна природа, их окружающая. Сильные характеры из жизни переходят на страницы книги Михаила Жигжитова.

Есть еще одно немаловажное, которое никак нельзя обойти, разбирая творчество писателя, — история. Чуть ли не со времен Курбата Иванова, в 1643 году открывшего русским Байкал, сюда стремились те, кому тесно было на родной стороне — люди кипучей энергии, безумной отваги, всепобеждающей напористости и неутоленного предпринимательства. Вместе с пытливыми землепроходцами шли авантюристы, с честными служаками царю и отечеству — рыцари наживы, а подчас и просто лихие разбойнички. А затем, гремя кандалами, двинулись сюда этап за этапом ссыльные. Именно здесь была та легендарная, холодная, самая глубинная Сибирь, куда царская власть сбывала всех неугодных, нарекая их преступниками. Такой-то не дотягивает до виселицы, послать его в места, куда Макар телят не гонял! И человек шел, шел, шел через российские просторы и, если оставался жив, попадал на Байкал. Декабристы, польские патриоты, революционеры разных партий и направлений, люди высочайшей самоотверженности, чистых помыслов, обширных знаний, глубокой культуры! А вместе с ними опять же плыла мутная пена общества — убийцы, воры, зарвавшиеся по-крупному мошенники, разных мастей Иваны Непомнящие Родства.

Наконец, в Байкал