Читаем без скачивания Остров Пирроу - Александр Шаров

Александр Шаров

ОСТРОВ ПИРРОУ

~ ~ ~

В этой книге собраны фантастические рассказы и повести Александра Израилевича Шарова (1909–1984), великого советского сказочника, на чьих сочинениях выросло несколько поколений впечатлительных книжных подростков.

Шаров работал главным образом в трех жанрах (начинал как журналист и всю жизнь писал публицистику, в том числе замечательные статьи о Корчаке, но это не в счет). Во-первых, он был замечательным прозаиком-реалистом, автором умных, лаконичных, неоднозначных историй — «Жизнь Василия Курки», «Хмелев и Лида», «Поездка домой», автобиографической дилогии «Повесть о десяти ошибках» и «Окоем», отличного романа «Я с этой улицы». Во-вторых, он прославился как сказочник — пожалуй, никто в нашей литературе, кроме Андрея Платонова (с которым Шаров, кстати, был хорошо знаком), не умел писать для детей так сильно и бесстрашно, не боясь ранить. Шаровские сказки (как и платоновские, впрочем) поражают сочетанием сентиментальности и силы. Это очень грустные и поэтичные истории, мне и теперь трудно без слез перечитывать, скажем, «Мальчик-одуванчик и три ключика», — но Шаров не просто давит на слезные железы читателя. Осторожно и в то же время упрямо и точно он нажимает на болевые точки, чтобы раз и навсегда избавить ребенка от самых страшных соблазнов: тщеславия, алчности, презрительного снобизма. Воспитательное значение этих сказок исключительно — и, может, именно потому они почти не переиздаются: добрый Шаров страшен сегодняшнему истеблишменту. Ведь ребенок, воспитанный на его прозе, чего доброго, не станет мириться с действительностью, в которой старательно стирают грани между добром и злом. Кстати, есть отличный критерий для оценки детского писателя: посмотрите на его детей. Кто воспитан этими сказками? У большинства крупных детских писателей дети едва ли не талантливей отцов — вот уж где природа не отдыхает: вспомним Лидию и Николая Чуковских, Дениса и Ксению Драгунских, одного из лучших современных романистов Владимира Шарова — вот что значит детям на ночь рассказывали правильные истории!

В-третьих, Шаров был фантастом. И эта сторона его литературной работы наименее известна — потому что его притчи были с советской властью категорически несовместимы. Сказки еще разрешались, ладно, и вызывающе несоветские эмоции в них кое-как были терпимы: сказка все же. Должно в ней быть что-нибудь волшебное, чуждое действительности за окном. Мало ли талантливых людей сбежало в детскую литературу и там спокойно реализовалось — а во взрослой за такие дела давно бы голову оторвали. У Шарова был тот самый случай: его памфлеты и фантастические рассказы словно другой человек писал. То есть буйство и роскошь фантазии — те же самые, шаровские. Но сколько ярости, желчи, неверия в человечество — верно, и в самом деле «то сердце не научится любить, которое устало ненавидеть». Шаров ненавидеть не уставал. У его доброты и нежности была изнанка — страстная обида, желчная злопамятность, ядовитый сарказм. Он от души насмехался над розовыми идеалистами. В знаменитой (в узких кругах, разумеется) повести «После перезаписи» герой умудряется прочитать мысли щуки. Он искренне верит, что щука с годами поумнеет, подобреет и вообще усовершенствуется. Фигу. Она и в детстве, и в юности, и в старости неутомимо думает одну мысль: «Я хочу съесть карася!!!»

Шаров написал не так много этой самой фантастики, хотя именно для нее был рожден. Порукой тому — гениальная повесть «Остров Пирроу», которую Аркадий Стругацкий умудрился протащить в сборник советской фантастики 1965 года, выдав за «остроумный антифашистский памфлет». Что остроумный — бесспорно, что антифашистский — ну, вы понимаете (хотя в широком смысле он безусловно таков, кто же спорит). Все здесь предсказано настолько точно, что девяностые видятся живой иллюстрацией к этому язвительному пророчеству. Другие его рассказы — в частности, «Редкие рукописи» — выходили в мягкообложечных сборниках научной фантастики, где наряду с перлами хватало и халтуры, — но только так был у них шанс проскочить. Кое-что и вовсе осталось в рукописи и впервые печатается сейчас. Почти все, что было хорошего в СССР, отмерло первым, и потому Шаров надолго оказался… не скажу «забыт», ибо читатель его отлично помнил и годы спустя, а как бы вытеснен из обоймы упоминаемых и переиздаваемых. По-хорошему, сейчас бы самое время издать его собрание сочинений, где представлены были бы все грани его удивительной личности, где переиздали бы, например, легендарную книгу о сказке и сказочниках «Волшебники приходят к людям», где стали бы в полном объеме доступны три десятка его сказок и детских рассказов, грустных, уважительных, умных… но хорошо и то, что выходит том фантастики. И в первую очередь — вот почему.

Мы живем сейчас в довольно забавное время, которое характеризуется полной нравственной неразберихой, утратой любых ориентиров, размазыванием критериев качества и т. д. Объяснить все это можно по-разному — кто-то скажет, что виноват советский опыт, а кто-то — что это тенденция всемирная, и не зря Интернет дал слово любой шелупони, это гарантирует нас от тоталитаризма… От тоталитаризма, может, и гарантирует, но от нравственного падения — отнюдь. И потому надо как-то актуализировать собственный нравственный компас, заставить его работать без оглядки на чужие мнения и авторитеты. Нужен витамин духовной стойкости, точного и трезвого самосознания. И вот у Шарова это есть. Он весь про это. Особенно его фантастика — самая спорная и самая яркая часть наследия.

Очень своевременная книга, как сказал бы один литератор, противоположный Шарову во всех отношениях.

Остров Пирроу,

история его кратковременного возвеличения и падения, составленная магистром историко-географических наук и членом-соревнователем Пирроуской Академии Фридрихом-Иоганном Таубергом

Казалось бы, жемчужная эпопея разыгралась так недавно, что в памяти должны быть свежи малейшие ее детали, а уже многие пытаются отрицать достоверность этих событий.

— «Жемчужники»?! Сказки вы рассказываете о пресловутых «жемчужниках», — сказал мне один человек, фамилию которого я не упоминаю из соображений такта.

Тем более своевременно придать гласности документы, освещающие эту эпопею; разумеется, только самые достоверные сведения и показания очевидцев.