Читаем без скачивания На задворках галактики - Александр Валидуда

Валидуда Александр Анатольевич

На задворках галактики

Пролог

Двое смотрели вдаль, где золотистые отблески заката играли бликами на шпилях мегаполиса. В этом мире было много таких мегаполисов, беспорядочно разросшихся, заражённых тягой к монументальной гигантомании.

– По-тихому не получилось, – сказал один нейтральным тоном.

– Не получилось, – согласился второй.

– Местные власти на ушах, все вокруг бурлит, – теперь в его тоне просквозил оттенок недовольства.

– Всё само собой затихнет, это вопрос времени. А ждать можно не здесь.

– Ты прав, ждать лучше не здесь. Только дело не доведено до конца.

Наступила пауза. Двое смотрели на мегаполис, в небе которого, соблюдая эшелоны высоты, сновали туда-сюда сонмы самых разнообразных воздушных машин.

– Я намеренно не перекрыл всех путей отхода, – сказал второй. – Выжившие скоро драпанут. И мне очень хочется узнать, куда и к кому они драпанут.

– Это рискованно. Их след может потеряться.

– Поэтому я бы хотел задействовать 'Реликт'.

– Лишь мы вдвоем не вправе принимать такое решение.

– На созыв Круга нет времени. Боюсь, его совсем не остаётся.

– Знаю, – сказал первый.

– Если решаться, то сейчас.

Первый застыл, как изваяние. Через минуту его губы слегка растянулись в улыбке и он произнёс:

– Удача тебе благоволит. В этот раз обошлось без потерь.

– Да, в этот раз без потерь.

– Я дам тебе в помощь Кочевника. Действуй как задумал.

– Вы правда хотите знать как нас занесло в ваши края? – Краснов добродушно растянул губы в улыбке.

Взгляд молодого офицера, походивший поначалу на взгляд волка-одиночки, смягчился и стал заинтересованным. Раз уж пошёл разговор не просто без чинов а, как говорится, по душам, почему бы ни дать воли любопытству. Тем более что хозяин кабинета, сам генерал 'загадочных дел' (как про него говаривали и друзья, и враги), заинтересован в нём, в Максиме Масканине – простом боевом офицере. И в обалдении наблюдая невообразимую картину, как генерал собственноручно разливает по чашкам кофе из вычурного и изящного серебреного кофейника явно кустарной работы – такую вещицу могли сделать не менее двухсот лет назад, а потом ставит на стол две коньячные рюмки из кантонского хрусталя, Масканин кивнул. Для него, неизбалованного в действующей армии генеральским вниманием (и полковников-то видел не часто), происходящее в этом кабинете попахивало чем-то ирреальным. И Масканин словно выдохнул:

– Хочу, Пётр Викторович.

– Тогда, Максим, устраивайтесь поудобней. Хлопнем по рюмашке, и за чашечкой-другой кофе, я поведаю, как оно всё для нас начиналось…

Коммерческий транспортник 'Миранда' шёл на пределе своих возможностей. Нет, скорее не шёл, а бежал, точнее – убегал. Этот транспортник – то ещё старое корыто, и что было удивительно, до сих пор не развалившееся корыто, упорно прущее на скорости намного превышающую допустимую. Но капитан 'Миранды' безжалостно жёг двигатели (видимо совсем новые, раз они не сдохли неделю-полторы назад), похоже, дальнейшая судьба транспортника его не волновала. По всему было видно, что находившиеся на его борту сильно спешили, и наверное предвкушали уже близкое окончание затянувшегося бегства. А может их просто подстегивал смертельный страх. Что ж, для страха у них имелся повод. И не один…

Транспортник был звездолётом ничем не примечательным, за свою полувековую жизнь сменил несколько владельцев и названий, пережил две аварии, один абордаж и три капитальные переделки трюмов. В общем простая и незатейливая судьба одного из десятков тысяч ему подобных – обычных 'рабочих лошадок' на межзвёздных трассах. У таких миранд даже приличного именования собственного класса не было – всех первенцев, сошедших со стапелей, нарекали набором цифр и букв. Не ставить же их вровень с блистательными лайнерами или гордыми линкорами! Это потом всех этих безликих работяг новые владельцы, изгаляясь каждый на свой вкус, нарекали именами. Бывало, что и довольно странными именами. И вот один из таких транспортников, названный кем-то и зачем-то женским именем, выжимал всё что мог из своих двигателей, прорезая пространства в малоосвоенной спирали галактики, точнее – где-то на задворках этой спирали.

А за 'Мирандой' неумолимо следовал наш корабль. Не воспринимаемый большинством детекторов и сенсоров. Единственный в своем роде, и непросто единственный, а с гордостью могу сказать – уникальный, старательно переделанный и приспособленный к нуждам человека, осколок давно сгинувшей цивилизации, да ещё обладающий своим собственным интеллектом. Странным, на первый взгляд интеллектом, с претензией на личность, впрочем, кто его знает, может это и правда была некая личность? Годами многие из нас бились над этой загадкой, но пока орешек этот был не по зубам. Имя корабль имел соответствующее – 'Реликт'. И сейчас он был подобен осторожному охотнику, терпеливо крадущемуся за своей жертвой. Преследователь шёл едва ли в половину крейсерского хода, мы не стремились особо сближаться, но подобно призрачной тени, что называется, дышали своей жертве в затылок.

В тесной кают-компании 'Реликта', столь не соответствующей гигантским размерам корабля, последние часы царствовал всеобщий эмоциональный подъём. Все явственней ощущалось, что вот он, наконец, заветный финиш затянувшегося преследования. Ведь с тех пор как проклятый транспортник покинул периферию обжитого космоса, он две недели нёсся в глубь малоизученных пространств, потом ещё с неделю пересекал пылевую туманность, в которой то и дело норовил потеряться, и каждый раз стоило не мало нервов не упустить его из виду. Сейчас, спустя трое суток после той чёртовой туманности, кажется наметился конечный пункт маршрута беглеца – самая обычная система жёлтого карлика с шестью безжизненными планетками.

На борту 'Реликта' нас было шестеро – это, конечно, слишком мало для экипажа такого огромного корабля, будь этот корабль творением рук человеческих. Но экипаж, как таковой, 'Реликту' не требовался, с ним превосходно управлялся капитан, находившийся сейчас, как и положено любому уважаемому капитану, на мостике. Впрочем, никакого мостика здесь не было, капитан на самом деле находился в центральной рубке управления, но традиции есть традиции, если есть капитан, то должен быть и мостик, с которого он должен командовать. Поэтому центральную рубку регулярно 'обзывали' мостиком.

Что до остальных, то мы собрались в кают-компании. Четверо увлеченно спорили и строили предположения, обсуждая лежащую прямо по курсу систему, то и дело поглядывая на голографические экраны, куда стекались все получаемые сенсорами данные, обработанные и представленные корабельным мозгом в удобоваримом для неспециалистов виде. Я сидел немного в сторонке от них и молчал. Я был старше остальных и казался им если не стариком, то уж точно прожившим пик расцвета сил. Сам себя я так не воспринимал и уж точно не ощущал. В дискуссию я не вступал да и почти не прислушивался к ней. В моем присутствии старались говорить осторожно, иногда бросая в мою сторону опасливые взгляды. Что ж, меня это не задевало, мало того, по многим причинам я считал это нормой. Потому как именно я организовал преследование 'Миранды', наскоро собрав всех кто оказался под рукой, и именно я настоял на задействовании в погоне 'Реликта'. Для своих я был Петром Викторовичем Красновым – одним из вождей нашей организации. Тайной организации, не подчинявшейся ни планетарным правительствам, ни разведкам, ни президентам, ни императорам. Да, иногда мы сотрудничаем с некоторыми правительствами или с иными специальными службами, некоторые из нас даже состоят или состояли в штатах этих служб, жизнь диктует свои условия, иногда достижение цели требует легализации, так что зачастую наши интересы и интересы государственных структур совпадают. Вот и сотрудничаем, если нам, как говорится, по пути. В галактике о нас не то чтобы неизвестно, а скажем так – о нашем существовании подозревают. Что поделаешь, не всякий раз получается не наследить. И кем нас только не представляют! Где-то мы предстаем сепаратистами, где-то тайной религиозной сектой (что меня лично сильно удивило, когда я узнал об этом), а где-то и конкурирующей разведкой, а ещё, так по мелочи, есть и иные о нас домыслы. Но обо всем по порядку.

Рассматривая трехмерную проекцию транспортника, я ощущал, как в душе просыпается затаённая до поры ненависть. Ненависть, смешанная с брезгливостью. С той брезгливостью, которая бывает у брезгливого человека, когда он во время обеда замечает в тарелке слизняка. Врага можно ненавидеть, можно им восхищаться или презирать его. Но своего врага я не презирал и уж точно не восхищался им. Он вызывал во мне некую брезгливость, но не презрение. Для меня эти два чувства имели огромное различие. Уж очень хорошо я знал качества и возможности врага. Тех, кто был на борту 'Миранды' я ненавидел. Ненавидел всеми фибрами души (хоть и не знаю где они эти фибры). А ненавидеть я умел, умел по всем правилам этого тёмного искусства. И ненависть моя имела довольно длинную историю, насчитывающую, не много – не мало, около трёх веков. Нет, столько, конечно же, я не прожил – эти века не биологический возраст. Истоки моей ненависти проистекают ещё со времен до Катастрофы – так среди современных историков принято называть сильнейшее потрясение, пережитое человеческой цивилизацией, и едва не низвергнувшее хомо сапиенс в пучину безысходного регресса и полной деградации. Сама Катастрофа, как принято считать в некоторых мирах, не случилась одномоментно, она развивалась несколько стандартных лет (то есть – принятых за стандарт годовых циклов прародины-Земли), на исходе тяжелейшей войны с чужаками – 'братушками' нашими по разуму. Ещё до столкновения с ними мы взаимно от чего-то не стали испытывать братских чувств, не в пример легче было с другими 'братьями', коих мы до того обнаружили. Да и то – к нам никто не спешил отнестись по родственному, вопреки чаяньям мечтателей о всеобщем братстве цивилизаций. Вот она как сбылась-то давняя мечта о братьях по разуму. И сбылась даже не сразу, а после трёх веков экспансии, колонизации и создания молодых государств (которым Земля очень быстро стала не указ). Что ж, мечтатели поперхнулись и проглотили. Позже возобладали изоляционистские настроения. Потом один из 'братушек' отчего-то нас сильно невзлюбил. И грянуло…