Читаем без скачивания Прекрасное далеко - Либба Брэй

Либба Брэй

ПРЕКРАСНОЕ ДАЛЕКО

С любовью — Барри и Джошу. И всем, кто верит, что мир — это не идеал или несбыточная мечта, а необходимость.

Суть ненасилия — любовь. Из любви и желания действовать не эгоистично естественным образом вырастают стратегия, тактика и техника ненасильственной борьбы. Ненасилие не является некоей догмой; это — процесс.

Мир не только лучше войны, но он еще и куда более труднодоступен.

Действие первое

ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Нет ничего проще самообмана. Всяк готов уверовать лишь в то, во что хочет верить.

Пролог

Лондон, 1893 год

Ночь была холодной и мрачной, и бродяги, промышлявшие на Темзе, проклинали свою невезучесть. Рыскать в тенях по великой лондонской реке в поисках добычи — не самое радостное занятие, но оно давало возможность кое-как прокормиться, а сырость, пробирающая до костей и вызывающая боль в спине, была частью этого промысла, нравится это кому-то или нет.

— Видишь что-нибудь, Арчи?

— Ничегошеньки, — ответил Арчи своему другу Руперту. — Не видывал ночи гаже, чем эта.

Они уже около часа шарили в воде, но раздобыли только старую одежду, которую сняли с тела утонувшего моряка. Это тряпье они утром продадут старьевщику. Но парочка монет могла бы означать немного еды и эля в их животах прямо сейчас, ночью, а для таких несчастных, как Арчи и Руперт, здесь и сейчас представлялось самым важным; заглядывать так далеко, до утра, было для них неоправданным оптимизмом, а его лучше оставить тем людям, которым не приходится проводить жизнь на Темзе в поисках трупов.

Небольшой лодочный фонарь не мог противостоять адскому туману. Берега окутывал мрак. Неосвещенные дома на другой стороне реки казались сгустками темноты. Речные бродяги пробирались по мелководью, шаря длинными баграми в грязной воде, искали тела тех, кому не повезло этой ночью, — матросов или докеров, напившихся и свалившихся в воду; или, может быть, им удалось бы найти несчастную жертву драки на ножах или того, кто подвернулся под руку грабителю и убийце. Иной раз внезапным сильным приливом уносило женщин, собиравших уголь на берегу, — тяжелый груз, который они складывали в фартуки, увлекал их под воду.

Багор, который держал в руках Арчи, наткнулся на что-то плотное.

— Эй, придержи-ка лодку, Руперт. Я что-то нашел.

Руперт снял фонарь с подставки и переставил его на корму, чтобы виднее было всплывшее тело. Бродяги выволокли труп на палубу и перевернули на спину.

— Ух ты, — сказал Руперт. — Да это леди!

— Была леди, — поправил его Арчи. — Пошарь-ка у нее в карманах.

Бродяги принялись за свою наводящую ужас работу. На погибшей леди было хорошее платье из шелка цвета лаванды, уж никак не дешевое. Она не похожа на тех, чьи трупы бродяги обычно вылавливали в этих водах.

— Ох, есть! — улыбнулся Арчи.

Из кармана пальто леди он вытащил четыре монеты и каждую проверил на зуб.

— Ну, что там, Арчи? Хватит нам на пинту пива?

Арчи присмотрелся к монетам. Нет, не фунты. Шиллинги.

— Да, но не больше, похоже, — проворчал он. — Сними с нее ожерелье.

— Точно, надо…

Руперт снял ожерелье с шеи утопленницы. Это была старинная вещица из простого металла; подвеска в центре изображала глаз и полумесяц. Здесь не было драгоценных камней, которые стоили бы внимания; Руперт и вообразить не мог, чтобы кому-то захотелось это купить.

— А тут-то что? — воскликнул Арчи.

Он разогнул скрюченные пальцы утопленницы. В них был зажат обрывок промокшей бумаги.

Руперт подтолкнул приятеля.

— Чего тут говорится?

— Не знаю, — отмахнулся Арчи. — Я читать не умею, забыл?

— А я в школу ходил, когда мне было восемь лет, — гордо заявил Руперт и забрал листок. — «Дерево Всех Душ живо».

Арчи пожал плечами:

— Ну и что это должно значить?

— Не знаю, — покачал головой Руперт. — Что нам с этим делать?

— Выбросить. От слов прибыли никакой, мой мальчик. Заберем ее одежду и сбросим леди обратно в реку.

Руперт взялся за дело. Арчи был прав, никто не даст денег за какую-то старую записку. И все же было немного грустно от того, что последние слова покойной потерялись вместе с ней; но, рассудил Руперт, если бы у этой леди был хоть кто-то, кто бы о ней заботился, она не поплыла бы лицом вниз по Темзе в такую мерзкую ночь. Резким толчком речной бродяга сбросил мертвую женщину за борт. Она упала в воду с негромким всплеском.

Тело медленно погружалось, лишь распухшие белые руки на несколько секунд задержались на поверхности, как будто пытались до чего-то дотянуться. Бродяги оттолкнулись баграми от покрытого илом и грязью дна и поплыли дальше по течению в поисках сокровища, которое могло бы оправдать проведенную на холоде ночь.

Арчи еще раз ткнул острием багра в голову женщины, как бы давая ей своеобразное жестокое благословение, и она погрузилась в придонную грязь могучей Темзы. Река поглотила несчастную, приняв в себя ее плоть, погрузив утопленницу в мрачную могилу.

Глава 1

Март 1896 года

АКАДЕМИЯ СПЕНС

Есть особенный круг ада, не упомянутый в великой книге Данте. Он называется «умение держаться» и расположен в школах для благородных девиц по всей Империи. Я не знаю, каково это — оказаться брошенным в огненное море. Не сомневаюсь, что это не слишком приятно. Но могу со всей уверенностью заявить, что прошагать через весь бальный зал со стопкой книг на голове и со специальной дощечкой, привязанной к спине, будучи при этом затянутой в тугой корсет и плотное белье, и в ботинках, которые отчаянно сжимают ноги, — это пытка, которую даже мистер Алигьери счел бы слишком ужасной, чтобы задокументировать ее в своем «Аду».

— Взгляд постоянно устремляем в небеса, девушки! — умоляюще повторяет наша директриса миссис Найтуинг, пока мы пытаемся одолеть заданное расстояние, высоко держа голову и раскинув руки, как балерины.

Петли, на которых крепится доска на спине, натирают мне руки. Сама доска ужасно твердая, так что я поневоле держусь прямо, как стражники у Букингемского дворца. От усилий болит шея. Когда наступит май, я уж постараюсь как можно скорее выйти в свет, потому что мне почти семнадцать и я готова начать свой первый бальный сезон. Я буду носить прекрасные платья, посещать чудесные вечеринки и танцевать с красивыми джентльменами… если переживу вот эти упражнения. А пока я очень сильно сомневаюсь в благополучном исходе.

Миссис Найтуинг шагает по бальному залу. Ее жесткие юбки громко шуршат по полу, как будто упрекая хозяйку за то, что им приходится касаться паркета. Директриса постоянно выкрикивает приказы, не хуже самого адмирала Нельсона:

— Головы держать высоко! Не улыбаться, мисс Хоуторн! Безмятежное и серьезное выражение лица! Опустошите свои умы!

Я изо всех сил стараюсь лишить собственное лицо хоть какого-то выражения. Спина болит. Левая рука, отведенная в сторону уже, кажется, несколько часов подряд, дрожит от утомления.

— И реверанс…

Мы, как опадающее суфле, низко приседаем, отчаянно пытаясь не потерять равновесие. Миссис Найтуинг не дает команды подняться. У меня от усталости дрожат ноги. Мне с ними не справиться. Меня качает. Книги летят с головы и с гулким стуком падают на пол. Мы проделываем все это в четвертый раз, и в четвертый раз я заканчиваю упражнение тем же самым. Ботинки миссис Найтуинг останавливаются в нескольких дюймах от моей опозоренной персоны.

— Мисс Дойл, могу ли я вам напомнить, что вы при дворе, что вы делаете реверанс перед вашей королевой, а не отплясываете в Фоли-Бержер?

— Да, миссис Найтуинг, — весьма глупо отвечаю я.

Безнадежно. Мне никогда не сделать настоящий придворный реверанс, не упав. Я буду лежать, распластавшись на сияющем полу Букингемского дворца, как какое-нибудь грязное пятно, и мой нос уткнется в туфельку самой королевы. Я стану темой для сплетен на весь бальный сезон, обо мне будут шептаться, прикрывшись веерами. И, само собой, мужчины станут избегать меня, как будто я больна сыпным тифом.

— Мисс Темпл, может быть, вы нам покажете правильный реверанс?

Сесили Темпл, Та, Которая Не Совершает Неправильных Поступков, припадает к полу в плавном, долгом, грациозном реверансе, изгибаясь так, словно не признает законов притяжения. Это образец красоты. Я чудовищно завидую.

— Спасибо, мисс Темпл.

«Да, спасибо тебе, маленькая демоница! Чтоб тебе выйти замуж за человека, который каждый день ест чеснок!»

— А теперь давайте…

Директрису перебивает громкий стук. Она крепко зажмуривает глаза.