Категории
Самые читаемые
💎Читать книги // БЕСПЛАТНО // 📱Online » Проза » Зарубежная современная проза » Избранные сочинения в пяти томах. Том 3 - Григорий Канович

Читаем без скачивания Избранные сочинения в пяти томах. Том 3 - Григорий Канович

21.12.2023 - 22:30 0 0
0
Избранные сочинения в пяти томах. Том 3 - Григорий Канович 18+
Описание Избранные сочинения в пяти томах. Том 3 - Григорий Канович
Роман «Козлёнок за два гроша» – дилогия. В ней широко представлена жизнь евреев в созданной царским правительством черте оседлости для тех, кто в империи родился под еврейской крышей… С центральным героем дилогии – каменотёсом Эфраимом Дудаком случилось несчастье: его сын Гирш совершил покушение на виленского генерал-губернатора и был приговорен к смертной казни. Старый отец отправляется на телеге своего друга – балагулы Шмуле-Сендера в Вильно, чтобы проститься со своим сыном. Дорога полна приключений и выстлана горькими размышлениями о мироустройстве, о справедливости, о милосердии, о неискоренимой ненависти между народами. Господь, мол, оплошал, не улыбнулся им, наплодил такое их множество. Не потому ли один из персонажей в пылу спора печально восклицает: «Ах, если бы я был царём, я бы всех сделал евреями!» Во второй части дилогии – романе «Улыбнись нам, Господи», действие переносится в Вильно, где старший сын Эфраима, образованный Шахна работает в жандармском управлении переводчиком и пытается всеми силами помочь брату. Но его попытки тщетны… ибо убийством себе подобных Господний мир изменить к лучшему, к более совершенному, невозможно.
Читать онлайн Избранные сочинения в пяти томах. Том 3 - Григорий Канович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 29
Перейти на страницу:

Григорий Канович

Избранные сочинения в пяти томах. Том 3

© Григорий Канович, 2014

© Марк Канович, иллюстрации, 2014

© Йокубас Яцовскис, оформление, 2014

©«Tyto alba», 2014

Адомас Яцовскис. Портрет писателя Григория Кановича, 1988

Козлёнок за два гроша

Отцу – С. Д. Кановичу

Глаз, насмехающийся над отцом и презирающий покорность матери, выклюют вороны долины и пожрут птенцы орлиные.

Старинное заклятие

I

Всю жизнь старик Эфраим для других надгробия делал, а когда стукнуло ему восемьдесят, стал подумывать о том, что пора и себе соорудить. Высечет он на памятнике свое имя и звание, украсит каким-нибудь изречением из Торы и, закончив работу, в тот же день испустит дух; потому, видно, Эфраим не спешил, долго и придирчиво выбирал для своей могилы камень – и тот нехорош, и этот! – рыскал по полям, по оврагам, по пустошам – мало ли их там валяется без дела, – ездил за камнем чуть ли не в Россиены к такому же каменотесу, как и он, Вацловасу Гадейкису, но то ли не сторговались, то ли камень был с изъяном – вернулся Эфраим домой ни с чем.

Другой расстроился бы – в его-то годы из такой дали, не солоно хлебавши, – но старик Эфраим не только не огорчился, но даже по-своему обрадовался. Стало быть, Господь не торопит его, стало быть, всемилостивейшему угодно, чтобы он, Эфраим бен Иаков Дудак, еще малость небо покоптил, помучался на земле, один, без жены и детей. Ну что ж, живому человеку и помучаться радостно. Конечно, с женой и детьми мука слаще, да где ты их возьмешь? Разлетелись, растаяли, испарились! Криком кричи – не докричишься, навзрыд рыдай – не отзовутся. Разве тучку приманишь? Разве ветер посадишь на цепь?

Были у Эфраима даже три жены: сперва Гинде, потом Двойре, потом любимица Лея, царство им небесное, нарожали ему трех сыновей, а покойница Лея в придачу и дочку, Церту, и отправились к праотцу Аврааму.

С Гинде Эфраим прожил шесть лет, с Двойре – в два раза больше, а с любимицей Леей – почитай, все двадцать.

Не держались у Эфраима Дудака жены, не держались. Что правда, то правда. Всех карает Господь, но Эфраима – во всяком случае, ему так казалось – он карал чаще и жесточе, чем других.

Смерть ходила за женами в Эфраимовом доме, как цыганская собака за телегой.

Гинде, первая его жена, хворала долго – год-полтора. Перед смертью позвала мужа, посмотрела на него выжженными глазами и прошептала: «Может, ремесло твое виновато… Всю жизнь якшаешься не с живыми, а с камнями».

С камнями Эфраим, конечно, имел больше дела, чем с людьми, и в нем самом было что-то от камня – могучий, с широкими, как русло Немана, плечами, с тяжелыми ручищами, которыми он по привычке постукивал себя по коленям, как молотом по наковальне, с крепкими, как багры плотогонов, ногами, под которыми постанывал выложенный им булыжник на местечковой мостовой и, как прищемленная мышеловкой мышь, попискивала покладистая кладбищенская трава.

Об Эфраимовой силе в местечке рассказывали небылицы. Говорили, например, будто в молодости, еще задолго до женитьбы на Гинде, поспорил он, что по нему, как по мосту, проедет телега его друга водовоза Шмуле-Сендера. Телега якобы проехала – говорили, будто бочка была пустая! – не причинив Эфраиму никакого вреда, он поднялся, стряхнул с себя пыль, два раза чихнул, разгладил рубаху и преспокойно, надев ермолку, отправился на вечерний молебен в синагогу. То был, по слухам, всем молебнам молебен. Евреи не столько буравили глазами молитвенники, сколько мышцы Эфраима, бугрившиеся под дешевым льном, как священная гора Сион.

– Ах, ах! – вздыхали на хорах женщины, мечтавшие родить от него сына, хотя и знали, что за такое желание могут через год, через два расплатиться смертью.

Эфраим снисходительно посмеивался над побасенками о его богатырской силе, стеснялся ее, никогда не употреблял во зло, а однажды из родственных чувств даже позволил гончару Цемаху, брату первой жены Гинде, уложить его на лопатки.

Был Эфраим в молодости молчалив – другого такого молчуна в местечке не было. Урядник Нестерович – тогда еще он не был почтарем – принял его за глухонемого.

– Хуже всех тем, которые говорят, – басил Эфраим.

В местечке шутили, что у молодого каменотеса два дома – один с соломенной кровлей, другой – крытый молчанием.

Для того чтобы мостить улицы, делать надгробия, нужна сила, и Господь дал ее Эфраиму, а после того, как дал, еще и добавил.

Сколько надгробий он на своем веку соорудил – всех и не перечтешь. Первый камень он поставил в память о сыне рабби Ури, положившего начало местечковому кладбищу.

– Эфраим, – сказал рабби Ури. – Изобрази на камне мое горе и горе моей жены Рахель.

– А как оно, рабби, выглядит?

В те далекие годы, когда рабби Ури приобрел участок для захоронения умерших, Эфраим был простым каменотесом, не ваятелем, не резчиком и о горе-печали ничего не знал. Какая печаль в двадцать лет?

– Как птица с покалеченным крылом, – сказал рабби Ури. – Вчера еще жила в небе, а сегодня упала на землю.

– А разве, рабби, на земле плохо?

– Ты еще не жил на земле, – ответил тот. – Поживешь, и тебе покалечат крыло…

Ах, рабби Ури, рабби Ури! Накаркал, напророчил, накликал! Но отказать ему Эфраим не мог. Рабби Ури – не простой смертный, рабби Ури – светоч во мгле кромешной, целительный бальзам, мудрец из мудрецов. Эфраим вырубил на камне ангела с подбитым крылом, да так умело, так выпукло, что и сам на него засмотрелся. Посадил он своего ангела на желтый холмик, окопал его со всех сторон, но тот весь трепетал, рвался в небо, – что из того, что у него одно крыло, – ангелы не живут вместе с кошками, дворнягами, с гончарами, банщиками, водовозами.

С той поры, с того дня, когда рабби Ури и его жена Рахель облились слезами, увидев на камне ангела, рвущегося в поднебесье, и посыпались заказы.

– Эфраим, сделай и для моей дочери ангела.

– Эфраим, для моего отца ангела.

– Эфраим, для моей матери ангела.

Ну где он для них возьмет столько ангелов? Есть ангелы, избавляющие от зла, ангелы-ходатаи, воители, ангелы восхваляющие, ангел, охраняющий Сарру от Фараона, а ангелов горя и печали нет.

Когда ангелов на кладбище развелось столько, сколько кур в курятнике, родственники покойников просили изобразить их горе строчкой из Священного Писания, взлохмаченной львиной гривой, рыбой, заходящейся в исступленном беззвучном крике, да мало ли как – сколько ликов у горя, столько и изображений. Но и у него, у Эфраима, стряслась беда – умер отец, плотогон Иаков Дудак, гонявший плоты аж в германский Мемель и говоривший по-немецки, как истый немец, а может, и лучше, потому что речь его была понятна не только немцам, но и евреям.

Иаков Дудак, отец Эфраима, хотя и не отличался такой силищей, как сын, был здоровяк из здоровяков, свободно подкидывал в воздух шестипудовую гирю, мог, не согнувшись, удержать на плечах бычка-двухлетку.

– Задуманы на веки вечные, – шипели завистники.

– Кто рождается на кладбище, тот либо долгожитель, либо дьявол во плоти. Дед Иакова Дудака Шимен среди могил родился.

Отец Эфраима был и долгожителем, и дьяволом во плоти одновременно. У него была удивительная способность заговаривать болезни, он не боялся самого лютого холода, расхаживал по снегу босиком, пугая коченеющих от страха перед резней и погромами сородичей, для которых снег и стужа были сущим наказанием, ниспосланным еврейскому народу за его грехи. Когда по местечку пошел гулять невеселый слух о смерти Иакова Дудака, никто поначалу не хотел верить. Те, что побойчей, доили пейсы, посмеивались: мол, нас не проведешь, мы, может, деньгами бедны, зато ума у нас палата, можем и вам одолжить. Но и самые бойкие, самые заядлые сдались, когда пришло время отпевать бессмертного Иакова.

Он лежал на полу, завернутый в саван, казалось, такой же могучий, как прежде, и его крупное, как бы желтушное лицо выражало не смирение перед судьбой, а удивление и непримиримость. Его мертвые, свинцовой тяжести руки плыли по половицам, как бревна по реке, и сын его богатырь Эфраим не мог оторвать от них скорбно-восхищенного взгляда. Потом через два года он поставил на могиле памятный камень с изображением плота, мчащегося по бурным волнам жизни и исчезающего в непроглядной пропасти воды-смерти, а на плоту фигурку, маленькую, неприметную фигурку Иакова Дудака.

Памятный камень стоял бы и по сей день, Иаков Дудак и сегодня несся бы по бурным волнам на своем, уже неземном, плоту, не пристыди ваятеля рабби Ури. Где, мол, ты такое, Эфраим, видел на еврейском кладбище? По еврейскому кладбищу скачут каменные олени, на еврейском кладбище рычат каменные львы, развеваются на ветру раскрытые страницы Торы, над еврейским кладбищем круглый год кружатся каменные мотыльки, но плотов никто никуда не гоняет – ни в Мемель, ни к божьему престолу. Как Эфраим ни объяснял почтенному рабби Ури, тот был непреклонен, тот только отмахивался и взамен плотов и рыб предлагал ваятелю виноград, пальмы, плоды граната, голубей, означающих любовь и согласие, и пеликанов с выводком, олицетворяющих родительскую заботу и преданность.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 29
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Избранные сочинения в пяти томах. Том 3 - Григорий Канович торрент бесплатно.
Комментарии