Читаем без скачивания Беспокойный человек - Любовь Воронкова

Л. Воронкова

Беспокойный человек

Катерина

Морозная луна висела над синими сугробами. В избах уже давно погасли огни. Уж и петухи один за другим подавали полночные голоса…

Гармонист, выйдя из избы-читальни, в последний раз рассыпал малиновую дробь плясовой метелицы и закинул гармонь за плечо:

— Прощайте, девушки, спокойной ночи!

— Пора по домам, — сказала одна.

— Пора, — повторила другая.

И начали расходиться по две, по три, допевая еще недопетые песни.

Комсомольцы — приземистый, широколобый Ваня Бычков и смуглый, как цыган, секретарь комсомольской организации Саша Кондратов, — остановившись у крыльца, благодарили Сергея Рублева.

— Спасибо за доклад, Сергей! — сказал Саша, крепко тряхнув руку Сергею. — Дельный доклад сделал! Ведь у нас о новостройках разговору в колхозе много, люди интересуются… Спасибо, Сергей! Приходи к нам почаще!..

— А как девчата сидели, Саша, ты заметил? — перебил его Ваня. — Просто глаз с Сергея не спускали! А Клашка Солонцова, Саша, ты видел? Рот раскрыла и сидит! — И Ваня засмеялся, по ребячьей привычке запрокидывая голову.

Сергей Рублев слушал их, сдержанно улыбаясь.

— А мне что-то кажется — не дошел мой доклад до наших девушек, — сказал он, приподняв свои темные, на разлет, брови. — Тут же, после доклада, как начали отплясывать, будто только и ждали, чтоб до гармони дорваться!

— Э, нет! — возразил Саша, и черные глаза его весело блеснули. — Я наших девчат знаю: если неинтересно, то и слушать не будут. Так и начнут одна за другой разбредаться…

— А что мы стоим? Проводим Сергея! — предложил Ваня.

— Да, — сказал Сергей, — поспать часика два, да и в МТС[1]. К утру на работу нужно.

И они все трое медленно пошли по широкой снежной дороге.

Девушки, стоявшие в сторонке под белыми от инея ветлами[2], молча проводили их глазами.

— А все-таки, как я гляжу, хороший парень Сережка Рублев, — сказала Анка Волнухина, в своей красной шапочке похожая на плотный подосиновый грибок. — Как говорить научился! И откуда все знает?

— Ну, «откуда»! — возразила белокурая тоненькая, как березка, Нина Клинова. — Небось, сколько литературы прочитал: и газет, и журналов… Подготовился! А ты думаешь, как доклад-то делают? С потолка берут?

— Да я и сама газеты читаю! — продолжала Анка. — Но сегодня я этот экскаватор, вот честное слово, девушки, я будто на своем поле увидела. Работает и работает на одном месте, а надо на другое перейти — он вдруг приподнимется, дальше шагнет! И как это Сережка рассказал про него — все ясно!

— Ну, а чего ж не ясно? — сказала Клаша Солонцова. Приоткрыв рот, она глядела вслед Сергею Рублеву, глядела до тех пор, пока он не свернул к своему дому. — А чего ж ему не рассказать? Чай, сам механик да комбайнер, машины знает.

— Девушки, а правда говорят, что Сережку мать из дома в МТС не отпускала? — с любопытством спросила Нина.

— Не отпускала, конечно, — подтвердила Клаша с таким видом, будто она сама при этом присутствовала. — Ну, да Сережка сам такой же, как Рублиха: крепкий! Что задумал, то и сделал. А теперь вон сколько денег зарабатывает!

— Ох! — вздохнула Нина и, поежившись, засунула руки в отороченные мехом рукава. — Клашке лишь бы побольше денег зарабатывать!

— Ох! — засмеялась Анка. — А Нинке только бы вздыхать! А куда мужик годится, если заработать не умеет?

И, форсисто притопывая новенькими ботиками по скрипучему снегу, она вполголоса запела:

Как на горке на гореДевки спорят обо мне!Да что ж вы, девки, спорите —Да вы ж меня не стоите!

И добавила:

— Эх, жаль — МТС далеко! Была б МТС поближе, все почаще бы Сергей домой забегал!

Была и еще одна среди девушек, которая стояла молча, слегка кутаясь в пушистый белый платок. Большие глаза ее задумчиво и светло глядели из-под сквозной каймы платка, опущенной на брови. Она слушала подруг и, казалось, не слышала их.

— Катерина, ты что это? — смеясь, крикнула Анка Волнухина, заглядывая ей в лицо. — Заснула, что ли?

Катерина улыбнулась и несколько раз моргнула крупными ресницами, будто и в самом деле стряхивая дрёму.

— И сама не знаю… — ответила она. — Вот вы разговариваете, а у меня все это перед глазами: степь, пустыня, желтый песок… Колючие саксаулы[3] торчат… Жара, пекло, в радиаторах вода кипит. И вдруг — ветер, и весь этот горячий песок — к небу, и несется черной бурей!.. И солнца не видно!

И вот там работают наши люди. И там будет вода, сады, зелень… Города выстроят.

— Не пора ли по домам? — вдруг зевнув, сказала Клаша Солонцова. — А то скоро вставать — да в овчарник[4]. Пожалуй, пойдешь ягнят кормить — и заснешь там!..

— Да, правда, — согласилась и Нина Клинова, — поздно уже!

Но Катерина, словно только сейчас вышла на улицу, оглянулась кругом — на сверкающий снег, на неподвижные белые ветлы.

— Что вы, девушки! — живо сказала она. — Ну неужели с этих пор спать? В такую-то ночь!

— А что делать? — спросила Анка. — Волков гонять?

— Ой, не знаю, что делать, не знаю! Только я до утра не шла бы с улицы! — И вдруг, закрыв рот руками, она засмеялась в свои пестрые варежки. — Придумала! — закричала она. — Штуку придумала!

— Ой, Катерина! — засмеялась и Нина Клинова. — Какую штуку?

— Какую штуку? — заинтересовалась и Анка.

А у Клаши Солонцовой загорелись глаза и дремота исчезла.

— Видите, вон около телятника столб стоит? — сказала Катерина, понизив голос. — От старой загородки остался. Видите?

— Ну, и что?

— Давайте мы этот столб нарядим. Шапку на него наденем. А потом Наталью Дроздиху вызовем… Она ведь всю ночь дежурит в телятнике. Постучимся, она и выйдет, а тут человек стоит! А?

— Давайте — с готовностью и заранее смеясь, подхватила Анка. — Вот смеху-то будет!

И все согласились:

— Давайте!

— Батюшки! А спать-то когда же? — всплеснула руками Клаша.

— Ой, да перестань ты — «спать», «спать»! Вот нашла об чем говорить! — закричала Анка. — Тут время не ждет, а она — спать!.. Вот где полушубок взять?

— Сейчас вынесу! — откликнулась Нина Клинова. — И шапку дедушкину!

Нина проворно вскочила на крыльцо, не скрипнув ступенями. Не прошло и двух минут, как она снова появилась на крыльце, держа в охапке дедушкин полушубок и косматую его шапку.

Девушки, стараясь ступать тихонько, чтобы снег не скрипел, подобрались к столбу. Притащили из поленницы полено, положили на верхушку столба и надели полушубок.

— Хорош!

— А голову?

— А вместо головы — шапку! Вот так! Будто он ее надвинул и лица не видать!

— Ух, хорошо! Человек и человек стоит!

— Бегите за угол, — сказала Катерина, — а я Наталью всполошу.

Тетка Наталья Дроздова только что обошла телятник. Телят было немало: и маленькие — молочники, и большие — уже ходившие в стадо. Маленькие спали за перегородкой, прижавшись друг к другу.

— Тесно, тесно… — вздохнула Наталья — Когда одни свои были — то ли дело! А теперь — с трех деревень, и все в один двор. Разбирайся с ними как хочешь!

При свете лампочки, висевшей под потолком, Наталья разглядела, что у многих телят заиндевели морды и ресницы.

— Еще надо подтопить, — решила она. — Эко морозы-то на улице! Не похоже, что февраль на исходе. Крещенье, да и только!

Наталья открыла печку и подбросила несколько поленьев в жаркие, еще не прогоревшие угли. Еловые дрова защелкали, затрещали, разбрызгивая искры.

— Дровец не могут привезти хорошеньких! — продолжала вести сама с собой разговор Дроздиха. — От елки-то один треск, а жару нету… Мы для своих теляток отгородили бы маленький хлевушек, да и натопили бы. А такую хоромину разве натопишь? Вот и будут телята простужаться. А Марфа Тихоновна — отвечай. А как же? Старшая телятница, бригадир! А поди-ка, справься с такой оравой, когда они со всех трех деревень тут! Вот один уж и погиб. А почему? Простудился. Мы-то своих бывало за печкой держим, а в таком холоде как телка уберечь? Эта скотинка нежная.

Наталья вдруг прервала разговор и прислушалась. Ей показалось, что кто-то снаружи пробует отпереть ворота. Наталья подошла к воротам. Да, трогают замок! Дергают!

— Эй! Кто там балует? — сердито закричала она.

За воротами молчали. Только чьи-то осторожные шаги проскрипели по снегу и затихли.

Наталья постояла, послушала. Тишина… Лишь телята посапывают и вздыхают во сне.

— Выйти посмотреть… — решила Наталья.

Она приоткрыла маленькую дверцу в воротах и выглянула на улицу. Сиянье лунных снегов ослепило ее.

«Эко красота!» — хотела сказать Наталья, но не успела — прямо против ворот неподвижно стоял человек и смотрел на нее.