Читаем без скачивания Подборка Тамары Зибуновой - Сергей Довлатов

Довлатов Сергей

Подборка Тамары Зибуновой

Сергей Довлатов

Публикуемая ниже подборка любезно предоставлена Тамарой Зибуновой,

в доме которой Сергей Довлатов жил в 70-е годы в Таллинне.

" Мы живем не в Америке, а в эмиграции.

А это помойка, дерьмо собачье..."

* * *

... Мы в Нью-Йорке. Все хорошо. Главное в американской жизни поливариантность, разнообразие. Тут есть все - прекрасное и отталкивающее. Но - решительно все. Есть съедобные дамские штанишки. Есть майки с портретом Хрущева. Негр по соседству ходит в буденовском шлеме. На Бродвее я видел абсолютно голую женщину в целлофановом плаще...

Я еще не работаю. Может быть, скоро начну. Видимо - по специальности.

* * *

... Литературные мои дела остаются на прежнем (не сенсационном) уровне. Журнал "Нью-Йоркер" уже год бракует мои рассказы. Зато могучее издательство "Кнопф", вроде бы, подпишет со мной контракт на третью книгу, при том, что я все еще не окупил издательству аванс, полученный за первую книгу, не говоря уже о второй. Готовятся еще две публикации в приличных журналах, вроде левого и даже красного издания - "Партизан-ревю". В Америке несколько тысяч журналов, но лишь публикации в пяти-семи вызывают хоть минимальный резонанс и влекут за собой хоть какие-то гонорары. Огромное большинство журналов не платит ничего, а несколько сотен из них берут за публикацию деньги с автора. К счастью, я до этого еще не докатился.

Здесь недавно вышел по-английски пошлый роман Евтушенко "Ягодные места" и не только имеет успех /в "Ньюйорк Таймс" была огромная рецензия на три книги сразу - мою, Васину /Аксенова - Т.З./ и Евтушенко, и там написано, что он, Евтушенко, хоть и коммунист, но лучше нам обоих /, но и выдвинут на премию имени Хемингуэя, а это 50.000. Жюри этой премии возглавляет Вильям Стайрон - жлоб и дурак.

Милая Тамара, прости за сумбур и всякие нелепости, переписывать все это нет сил. Я тебя по-прежнему люблю и уважаю, и воспоминания о дружбе с тобой - одно из самых горьких, а разлука с тобой - одна из самых тяжелых потерь.

Если можешь, прости мне заранее все, тем более, что многих вещей тебе просто не понять издалека. Несмотря ни на что, я верю, что рано или поздно Саше /младшая дочь писателя - прим./ станет понятно, что я ее не опозорил. Я не бедный и не богатый, поскольку все это относительно, просто я этнический писатель, живущий за 4.000 километров от своей аудитории. При этом, как выяснилось, я гораздо более русский, точнее - российский человек, чем мне казалось, я абсолютно неспособен меняться и приспосабливаться, и вообще, не дай Бог тебе узнать, что такое жить в чужой стране, пусть даже такой сытой, румяной и замечательной. Я знаю русских из первой эмигрантской волны, они прожили здесь по 40 - 50 лет и по-прежнему в них можно узнать русских на расстоянии 500 метров...

* * *

Недавно выступал в одном южном университете и все удивлялся, глядя на тамошних негров - вежливых, почтительных и даже пугливых. В Нью-Йорке перед неграми все дрожат от страха.

Я-то, собственно, не очень дрожу, потому что похож на латиноамериканца или араба, а их здесь боятся еще больше, чем негров. Вечером я не могу обратиться на улице к прохожему: девять из десяти бросаются от меня бежать, а какой-нибудь психопат может и выстрелить, оружие есть у каждого второго.

Недавно в Н.Й. выступал Евтушенко. Говорят, вел себя очень прилично, не кривлялся, говорил искренне. Я не пошел на его выступление, потому что вообще никуда стараюсь не ходить, особенно на эмигрантские сборища. Америку я люблю и уважаю, но мы живем не в Америке, а в эмиграции, а это - помойка, говно собачье.

... Здесь очень много разных премиальных фондов, есть даже такая премия - "За крайнюю творческую беспринципность", но мне все не удается ничего получить. Это даже странно, потому что некоммерческий успех у меня есть... Восточно-европейское происхождение в таких делах и плюс, и существенный минус.

* * *

У меня вышла четвертая книга по-русски, с лета пойдут заграничные издания, может быть, что-то заработаю, хотя кормит все же не литература, а журналистика, и притом весьма низкого сорта.

Воннегут не только черный юморист, он еще и романтик, и выразитель тотального скепсиса, а в жизни невероятный добряк, ему недавно исполнилось 60 лет, и он похож на страшно истаскавшегося юношу. Недавно он сказал мне: "Я живу на этой улице десять лет, и три раза в день гуляю с собакой", но ни один человек еще не сказал мне: "Ты Воннегут?"

Как ты, наверное, слышала, в этом году Нобелевскую премию дали Маркесу, шансы Воннегута были очень велики, когда решение было принято, Воннегут написал: "Даже если бы премию дали мне, все равно всем было бы ясно, что Маркес пишет лучше".

Надо сказать, Воннегут прав...

... И помни, что мы тоже живем не в раю, и в некоторых отношениях наша жизнь - очень трудная, хотя объяснить всего этого я не могу. Когда-нибудь разберемся. Никаким дурным слухам обо мне не верь, я пытался сделать первую нормальную газету в эмиграции, и меня оттуда выжили. Репутация моя в симпатичных мне кругах - вполне хорошая, от американских же издателей и редакторов я только и слышу: "Вы - первый нормальный русский, которого мы встречаем."

Обними и поцелуй Сашу. Я верю, что мы когда-нибудь увидимся. Это не слова, я действительно верю. Не разочаровывайся во мне, ты один из очень немногих близких и дорогих мне людей, и дружба с тобой - лучшее время моей жизни, это правда.

* * *

В Америке, конечно, очень много хорошего, все лучшее относится к традициям - свобода, доброжелательность, юмор, но мы выросли в совершенно другом мире и с величайшим трудом приспосабливаемся к здешним условиям. К идее свободы тут относятся болезненно, даже патологически, мой сосед-пуэрториканец заводит кошмарную музыку, и если я сделаю ему замечание, он даже не нахамит в ответ, он просто не поймет, что я имею в виду, он будет потрясен - ведь я посягнул на его свободу, на его "прайвеси". Прайвеси - местное заклинание,

означает - "частная сфера" и оберегается с неистовой силой.

Девку, которую трахаешь, нельзя спросить, где была вчера - это нарушение прайвеси, Катя /старшая дочь писателя - прим./ встречается с мальчиками, но я решительно ничего о них не знаю - это ее прайвеси, если человек идет в феврале босиком по улице, никто не поворачивает головы в его сторону, чтобы не нарушить его ебаного прайвеси, не посягнуть на его свободу...

Если в иных краях людей тяготит недостаток свободы, то тут ее слишком много, и свобода одного человека запросто нарушает границу свободы другого. В Нью-Йорке фактически идет гражданская волна, каждый день здесь убивают больше народу, чем в Афганистане и Бейруте, больше 2.000 в год, люди поголовно вооружены, тезиз "Лучше быть красным, чем мертвым" - не пустой звук, обыватели говорят: "Лучше уж коммунисты, чем грабители и убийцы" ...

С первых месяцев в Америке я занимался исключительно русскими делами, начал выпускать демократическую альтернативную газету /48 страниц формата "Недели"/, она стала популярной, я даже что-то зарабатывал, нажил миллион врагов среди авторитаристов из Максимовской банды, среди монархистов, сионистов, которые дико гордятся, что хуй у них на полмиллиметра короче, чем у других народов, среди так называемого "морального большинства" - что есть разновидность фашизма, короче, среди правых дикарей и фантазеров. Надо сказать, обстановка в эмиграции помойная, ярлыки вешаются быстрее, чем в Союзе, стоит положительно упомянуть, например, Шукшина, и тебя объявят просоветским и даже агентом КГБ, организуют какие-то дикие кампании по бойкотированию советских фильмов, в Калифорнии по ошибке бойкотируют "Смирновскую" водку, хотя водочный фабрикант Пьер Смирнофф умер, кажется, задолго до революции. Короче, известность была довольно шумная, очень поддерживали американские слависты, наши говноеды стонали от бешенства, рисовали на меня карикатуры как на сиониста и антисемита - одновременно, написали обо мне в общей сложности книгу...,один довольно талантливый, но гнусный тип Наврозов выпустил обо мне повесть под названием "Простой советский парнишка" и так далее. Повторяю, американцы нас очень любили, хвалили новый живой язык и юмор, но потом я сделал несколько глупостей, не закрепился в газете юридически... В результате я лишился независимости, стал хорошо оплачиваемым наемником... и постепенно меня выжили. С одной стороны, это, конечно обидно, и потеряно время, и английского я не учил, но с другой стороны из-за газеты тормозились мои литературные дела, контакты с американскими журналами и издательствами, и потому, в стратегическом плане уход из газеты был разумным...

У меня - еженедельная халтура на радио, какие-то гонорары в издательствах и журналах, плюс выступления и лекции. Сначала я боялся ездить, но оказалось, что все это весьма комфортабельно, я был в Детройте, Чикаго, Филадельфии, Бостоне, Северной Каролине, Минессоте, Калифорнии, участвовал в двух международных конференциях, на одном симпозиуме полчаса говорил по-английски и чуть не умер от напряжения.