Читаем без скачивания Эксперимент - Кирилл Леонидов

Эксперимент

Кирилл Леонидов

Любимой Лоре посвящается

Я ведь не сказал, что это возможно,

я сказал, что это произошло!

© Кирилл Леонидов, 2016

© Дмитрий Дорофеев, дизайн обложки, 2016

Корректор Ольга Сокуренко

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Что такое навсегда потерять любимого человека, начинаешь осознавать по-настоящему только тогда, когда по судьбе выпадет такая потеря. Тем, кто испытал эту беду, вряд ли помогут медики. Собственная жизнь кажется бессмысленной, и пытаться обрести ее снова – все равно, что поднять из пепла и привить сожженное дерево. Кажется, сгорает душа, и даже если дышишь, кислород не питает ткани.

Наташа умерла внезапно от сердечного приступа всего в тридцать пять. Он был рядом: вызывал врачей по телефону, пытался сделать искусственное дыхание, что-то кричал ей в истерике, ревел, как затравленный зверь… Он никогда не видел смерть такой близкой и страшной в своей естественной, беспощадной простоте. По-настоящему страшно всегда то, что просто. Она бледнела и задыхалась. Перед тем, как потерять сознание, произнесла только одно: «За что?»

Потом ему сказали: «Получите вещи и распишитесь». Вручили кольца, часы, серьги в завернутом носовом платке, платке Наташи. Заставили все проверить, пересчитать, где-то расписаться. И никто не сказал при этом, что она скоро вернется… В нем, в этом платке было все, что от нее осталось.

Поднимаясь на крутую кладбищенскую гору, Кирилл Дымов снова и снова переживал тот последний день. После похорон прошло всего три дня, но казалось, что времени нет: как будто бездна поглотила его и растворила в черной бесконечности, лишив ощущения жизни.

Вот могила. Он вошел в металлическую ограду, еще временную (Дымов решил сделать памятник позднее по индивидуальному проекту), положил цветы перед крашеной пирамидой «времянки» с маленьким Наташиным портретом, закрепленным на болтах. Долго и отчужденно смотрел на это странное сооружение, как на воплощение человеческой ничтожности и наивности перед неизвестной стихией пустоты, и вспомнил все ласковые слова, которыми ее называл. Эти слова, как секретные коды, знали только они.

Дымов видел себя и жену на теплоходе в круизе по Средиземному за год до… Они танцевали под Розенбаумовский «Вальс-бостон», а ветер завораживал ароматом моря и снисходительно швырял в них забортную холодную влажную пыль. Дымов жадно целовал соленые от воды Наташины губы, она отвечала то с упругой силой, то с нежностью, в которых были и озорство с таинственным притяжением женской власти, и незащищенность:

– Это называется вместе пять лет? Где положенная супругу ровность чувств?

Дымов притворно вздохнул:

– Ну, прости, ну нет еще. У меня ж роман.

– Подумаешь, любовь… – засмеялась она. – Никакого душевного равновесия.

…Кладбищенское время не поддается учету. Дымов еще долго стоял неподвижно и не заметил, как внезапно стемнело, рванул сильный ветер, другой ветер, не тот. Этот был тяжеловат и настойчив. Как будто предвещал что-то. Кирилла забросало сухими сентябрьскими листьями, кепка слетела с головы. Ветер нарастал, темнота как-то странно быстро сгущалась. «Что за чертовщина, сколько времени?» – Кирилл ухватился за ограду памятника и вдруг понял, что Наташи здесь просто нет. Он обманут своим собственным невежеством. Все, кто сюда приходят и поклоняются тлену, обманывают себя. Здесь никого нет.

«Никого нет…» – эхом пронеслось у Дымова в сознании. Он невольно отступил назад и, ощутив на своем плече чье-то прикосновение, удивленно обернулся. Сзади стоял человек невысокого роста, худощавый (в отличие от коренастого и плечистого Дымова), с тонкими чертами на узком лице и таким же узким клинышком темной бороды. Все в этом человеке было тонким, узким, мелким, темным. Таких людей, как правило, плохо запоминают и постоянно с кем-то путают. Мужчина протянул Кириллу упавшую кепку и твердо сказал:

– Вы правы, ее, действительно, здесь нет.

Дымов растерянно улыбнулся. Он ничего не понял.

– Простите, я…

– Ее здесь нет. Возьмите головной убор – простудитесь, не июль.

– Вы откуда взялись?

– Я здесь уже давно.

– Зачем?

Дымов, плохо соображая, всмотрелся в этого человека, почему-то решил, что перед ним вежливый кладбищенский грабитель, который просто решил для начала завязать разговор. «Может быть, у него такой криминальный почерк? А черт его знает, бывает ведь всякое. Но…» Тут Кирилл вспомнил первые слова незнакомца «ее здесь нет» и неожиданно для себя грубо ухватил его рукой за воротник пальто:

– Мысли читаете, Кашпировский? Что за ерунда?

Мужчина спокойно посмотрел Кириллу в глаза:

– Это не ерунда. Хотите ее увидеть?

– Кого?

– Хотите увидеть вашу Наташу, пообщаться с ней?

Дымов вскипел:

– Вот с тобой я сейчас и пообщаюсь!

Правая рука была свободной, и он сжал кулак, чтобы врезать незнакомцу от всей души.

– Да подождите вы драться, не горячитесь. Может, мне не надо было так сразу…

Тот протянул что-то похожее на визитку, неловко обронил, но не поднял и, невозмутимо убрав руку удивленного Дымова со своего пальто, медленно пошел к дороге. Потом, остановившись, негромко, но отчетливо сказал, не оборачиваясь:

– У вас есть шанс быть с ней.

– Она что… жива, что ли? – Кирилл сам поразился своему вопросу.

– Не умирает никто.

Последние слова уходящего словно прозвучали у Дымова изнутри.

– Лечиться надо, придурок! – крикнул он вслед.

Потом очнулся. Никакого ветра и человека не было. Подумал: «Схожу с ума». Но все же опустил глаза под ноги и даже присел на корточки. На земле действительно лежала выполненная на цветной полиграфии визитная карточка. Дымов поднял и прочел: « Липовецкий Аркадий. Психолог. ООО «ОПЫТ», ул. Новодворьевская, 15».

«Не психолог, а псих», – подумал Кирилл, смял визитку и небрежно сунул в карман куртки. Он разозлился, как никогда в жизни. За себя и за жену. Решил шутника разыскать и все же разобраться с ним по-мужски. По пути к дому долго мысленно издевался над собой: «Ну и спросил „Она жива?“ Точно сбрендил». Но когда вернулся к тому странному ощущению, будто ее на кладбище нет, стало жутко. Тогда он решил не приходить сюда до тех пор, пока не объяснит себе это умопомрачение. Ведь если так чувствовать, как вообще возможно бывать здесь? Для кого и зачем?

Непризнанный гений

Селекторное совещание с начальниками районных отделов милиции заканчивалось. Начальник УВД города Рудного полковник Матвеев раздавал коллегам последние служебные «затрещины» и указания. Больше всего досталось начальнику Малореченского РОВД, майору Петру Кошкину. На его участке за прошедшие сутки два громких по меркам их города убийства (депутата городского собрания и предпринимателя), две новые квартирные кражи, притом что не удалось установить преступников по предыдущим трем, а почерк во всех случаях был похож: брали только бытовую технику, двери открывали отмычкой. Кроме того, поступили сведения об исчезновении людей.

Матвеев, как всегда, говорил тяжелым, сиплым голосом, что придавало его речи особенно жесткий характер:

– Твои опера только водку жрать умеют. А еще устраивать в ресторане стрельбу из табельного оружия по плафонам. Вот это вы могете!

– Дело давнее, товарищ полковник… Людей этих уж и в органах-то нет, ну? – сдержано-умоляюще возразил майор.

Но сегодня был не тот случай, чтобы к его возражениям могли прислушаться. Матвеев продолжал уже с угрозой:

– С твоими бездельниками я еще разберусь. Ни одного стоящего оперативного мероприятия за неделю! Вы меня нагишом перед областью выставляете. Короче, привет из Сочи, через неделю, двадцатого сентября жду от тебя конкретную информацию по убийствам, по кражам и пропажам. Устал или разучился работать – сиди на даче, б…, в своей Егорьевке и корми кроликов. У меня все!

Кошкин медленно выдохнул. Он чувствовал, как лицо побагровело, сдавило виски – подскочило давление. Годы службы перед завершением карьеры давались ему как последние шаги альпиниста по крутой горе к величественному покою вершины, называемой пенсией. Майор позвонил в приемную:

– Олеся, опергруппу и розыскной ко мне!

Потом – жене:

– Пошли Сашку с таблетками: давление, наверно.

Супруга на другом конце провода тоже вздохнула. Она была тем альпинистом, который ждал в базовом лагере. И неизвестно еще, кому было тяжелее.

Оперативная группа – пятеро молодых оперов и седой, как лунь, эксперт-криминалист – собралась моментально. Видимо, люди чувствовали, что на селекторном будет разнос, а затем начальник, конечно же, позовет к себе для передачи дубины разноса по эстафете. Чуть позже подошла женщина-лейтенант из розыскного. Совещание началось с краткого вступления Кошкина: