Читаем без скачивания Седой - Виталий Гладкий

ГЛАДКИЙ Виталий Дмитриевич

"СЕДОЙ"

ПРОЛОГ

Холодный осенний ветер с разбойничьим свистом врывался в ночные улицы, сметая с пустынных мостовых опавшие листья. Тонкий лунный серп, который долго барахтался в черной туче у самого горизонта, наконец выплыл на чистое место, вспоров полупрозрачную туманную вуаль над дальними лесами, и величаво поплыл к центру звездного купола, опрокинутого над городом. Тусклый свет немногочисленных уличных фонарей высвечивал щербатую брусчатку, черные провалы подъездов, мрачные коридоры переулков.

Время давно перевалило заполночь, и город был пустынен и нем, словно люди его покинули.

Неожиданно звуки шагов нарушили мертвую тишину улицы, и из-за угла показалась пара: мужчина в плаще и худенькая женщина в меховом жакете. Вцепившись мертвой хваткой в рукав кавалера, она тащила его, как погонщик упрямого мула, – мужчина был дороден и навеселе.

– Какого ч-черта… – бормотал он, пытаясь свободной рукой достать из кармана сигареты. – Погоди, з-закурю. Торопишься, как в баню…

– Идем, ну идем же… – вполголоса уговаривала его женщина, пугливо оглядываясь по сторонам. –

Уже поздно. Дети дома одни остались…

– Т-такси… Я сейчас п-поймаю такси.

Он хотел освободиться, но потерял равновесие и едва не растянулся на мостовой.

– Елки-палки… Вся дорога в колдобинах.

– А ты бы еще одну рюмку выпил, – не сдержалась женщина и со злостью дернула его за руку сильнее, чем следовало бы. – Горе мое…

Мужчина хотел что-то сказать в ответ, но тут перед ними словно из-под земли выросли три фигуры. С тихим возгласом «Ой!» женщина отпрянула назад.

– Ша, мадам! – с угрозой произнес хриплый прокуренный голос.

Один из троицы – кряжистый, с бычьей шеей, – подошел к ним вплотную.

– Что.. что вам нужно? – пролепетала испуганная женщина.

– А ничего особенного, – криво ухмыльнулся кряжистый. – Лавэ[1], перстенечки, камушки. И шкурку, она у тебя клевая.

Он показал на жакет.

– Эй, ты… т-ты кто такой? – наконец очнулся кавалер, до которого дошло, что происходит неладное. – Пошел отсюда!

Он попытался оттолкнуть кряжистого.

– Фраер чудит… – негромко бросил тот.

Кто-то из его подручных резко и сильно ударил мужчину в солнечное сплетение. Мужчина, хватая воздух широко раскрытым ртом, медленно осел на мостовую и привалился к стене дома.

– Не нужно! Умоляю, прошу вас!

Женщина начала плакать.

– Вот, возьмите…

Она торопливо сорвала с себя жакет, сняла сережки, достала из сумочки кошелек.

– Все заберите, только не трогайте нас.

– Понятливый бабец. Хи-хи… – коротко хихикнул один из подручных кряжистого и начал раскуривать сигарету.

Но не успел. Страшной силы удар, пришедшийся в подбородок, отшвырнул его к стене дома, и вниз он сполз уже без сознания.

Второй грабитель шарахнулся в сторону, но невесть откуда появившийся высокий парень в кожаной куртке точно рассчитанным движением захватил его руку и буквально воткнул растерянного громилу головой в мостовую. Кряжистый, негромко ругнувшись, выхватил нож.

Не обращая внимания на зловеще блеснувший клинок, парень неторопливо приблизился к нему и сказал:

– Вот и встретились, Валет. Долго я тебя искал…

– Ты!?

– Удивлен? Еще бы… Ты думал, что похоронил меня. Ошибочка у тебя вышла, Валет.

– Но… к-как? Ты ведь мертв! Не верю! Я сам видел!

Голос кряжистого дрожал.

– Плохо смотрел, Валет. А теперь ты ответишь за все…

Договорить парень не успел. Валет неожиданно пригнулся и с яростным хриплым криком, больше похожим на звериный рык, кинулся на парня, целясь ножом в живот.

И наткнулся на вихрь ударов.

Их точность и мощь ошеломили бандита. Звякнул о камни мостовой нож, который не смогла удержать сломанная рука Валета, резкая боль пронзила сердце – страшный по силе удар ногой пришелся ему в грудь. И это было последнее, что успел ощутить в своей жизни бандит. Когда грузное тело Валета рухнуло на мостовую, и из горла хлынула кровь, он уже был мертв.

Парень в кожаной куртке не спеша поднял воротник, задернул «молнию» и, мельком посмотрев на недвижимые тела подручных Валета, скрылся в чернильной тьме проходного двора.

Безмолвная женщина, словно в трансе наблюдавшая за схваткой, снова заплакала и принялась тормошить мужа, все еще не оправившегося от удара. Где-то над ее головой заскрипели створки открывающегося окна, послышались взволнованные голоса, и вскоре вдалеке замелькали огни милицейской патрульной машины.

Глава 1. КОСТЯ

Красный свет фонаря наполнял небольшую каморку таинственными полутенями. У стола сидел Костя и печатал фотографии. Слегка высунув язык от чрезмерного усердия, он терпеливо и осторожно окунал в кюветы листы фотобумаги. Белое глянцевое поле покрывалось сначала беспорядочно разбросанными пятнами, полосами, затем постепенно появлялись фигуры и лица. Весь процесс проявления для Кости был тайной, удивительной, непостижимой, и от этого сладостно-приятной. Вот и сейчас он пытался представить, какая картинка образуется из пока еще неясных, размытых очертаний, испещривших фотобумагу.

Подцепив пинцетом бумажный прямоугольник, Костя с радостным удовлетворением вздохнул – получилось! На него смотрели добрые мамины глаза; она уютно примостилась у папиного плеча, а отец широко улыбался и подмигивал.

Почему-то вспомнился тот вечер…

Проснулся Костя от голосов: радостного, звенящего весенними ручейками маминого и мужского, раскатистого, чуть хрипловатого:

– Ну, где он там? Показывай!

– Витенька, обожди до утра. Уснул, спит Костик…

Костю словно ветром сдуло с кровати. Он выскочил из спальни и застыл в дверях.

– Костя, папа…

Он узнал его, узнал сразу.

Отец был точь-в-точь как на фотографиях – высокий, широкоплечий, грудь в орденах и медалях, а лицо доброе, обветренное и уставшее.

Костя неуверенно сделал шаг вперед, затем другой, и тут сильные руки подхватили его, и он взлетел под самый потолок.

– Папа… Папочка… Я тебя так ждал, – лепетал Костя.

У него кружилась голова, он всей грудью вдыхал крепкий мужской дух, которым был пропитан офицерский мундир: смесь запахов табака, порохового дыма, соленого пота и утренних заморозков…

Счастье в тот вечер переполнило их квартиру доверху, расплескавшись в переливах гармошки по всему дому. Соседи разошлись только под утро. Они всю ночь разговаривали о душманах и Афгане, но Костя мало что понял из их бесед. Он так и уснул одетый, прижимая к груди офицерскую сумку – подарок отца…

С той поры прошло семь лет.

Мама по-прежнему трудилась в конструкторском бюро номерного предприятия, а отец, который оставил из-за тяжелого ранения воинскую службу, поступил на новый хлебозавод, где его вскоре назначили главным инженером. На летние каникулы Костю отвозили в деревню к бабушке. Она ни под каким предлогом не соглашалась оставить свой домишко на берегу реки и перебраться к сыну в город.

Война с фашистами забрала у нее троих: старшего сына убили под Варшавой, дочку немцы угнали в Германию, и с той поры от нее не пришло ни одной весточки, а муж-инвалид, потерявший на фронте ногу, умер в пятьдесят шестом. Так и жила бабушка Лукерья в своем тесном мирке среди старых выцветших фотографий, привечавших ее поутру улыбками довоенного счастья.

Сегодня папа с мамой ушли в кино на вечерний сеанс, а Костя, воспользовавшись их отсутствием и чтобы скоротать время, решил отпечатать фотографии – проявленная пленка, отснятая летом, в деревне, до сих пор покоилась в каморке, где они с отцом оборудовали фотолабораторию.

Неожиданно скрипнула дверь из прихожей в гостиную. Пришли! Но почему так рано?

Костя торопливо ополоснул свежий отпечаток, сунул его в кювету с фиксажем и уже хотел отворить дверь каморки, как вдруг раздался чей-то чужой гнусавый голос:

– Кто на стреме?

– Лупатый… – ответили ему ломким басом.

– Успеем?

– Должны…

– Когда кино заканчивается?

– Где-то без четверти одиннадцать.

– Точно?

– Спрашиваешь…

– Где пацан?

– Должен быть в спальне.

– Займись…

Кто-то потихоньку прошел в спальню. Луч фонаря скользнул по комнате, на долю секунды заглянул в щелку двери каморки.

Воры!

Костя мигом потушил фонарь, выдернул шнур увеличителя из розетки и, почти не дыша, затаился возле двери.

– Никого нет!

– Как – нет? Ищи, мать твою…

Гнусавый выругался.

– Ищу, ищу… – недовольно пробасил второй вор.

– Поторапливайтесь! – прикрикнул на них третий, входя в комнату.

Костя осторожно прильнул к щели.

Два вора стояли неподалеку от двери каморки, третий рылся в шкафу, а четвертый выглядывал из-за шторы на улицу.