Читаем без скачивания Триста неизвестных - Петр Стефановский

Стефановский Петр Михайлович.

Триста неизвестных

Глава первая. Небесные колумбы

Рано наступившая зима 1931 года плотно укрыла искрящимся снежным покрывалом обширное Ходынское поле. Здесь, на Центральном аэродроме Москвы, расположилась авиационная бригада Научно-испытательного института Военно-Воздушных Сил Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Напряженная работа самого крупного в стране испытательного авиацентра идет обычным порядком. Взлетают самолеты, кружат над аэродромом, садятся. Возвратившись на землю, летчики горячо обсуждают выполненные полеты, спорят о достоинствах и недостатках испытываемых машин.

Нам, молодежи, недавно влившейся в ряды испытателей, все здесь кажется необычным, чуть ли не фантастичным.

Профиль использования новичков пока не был определен. Их внимательно изучали: опыт каждого, технику пилотирования, характер и волевые качества, физические данные.

Мы с нетерпением ожидали решения командования института. Хотелось летать.

"Назначить на тяжелый бомбардировщик ТБ-1…" Вновь и вновь перечитываю короткую строчку приказа и все больше недоумеваю: я же истребитель, по призванию и по опыту. Налет достаточный. Контрольные полеты на Р-1 и Р-5 здесь, в институте, выполнил с оценкой "отлично". И вдруг… на бомбардировщик! За что?

Надо идти к начальству. Буду возражать, спорить. Должны же все-таки учитывать профиль подготовки и наклонности летчика, считаться, наконец, с его желанием. Еще работая в школе инструктором, я мечтал о больших скоростях и высотах, о лихих боевых маневрах. А может быть, школьные-то полеты и подвели. Прямо скажу: было дело, перехлестывал. Надоедало изо дня в день выполнять одно и то же — летать с курсантами по кругу и в зону. Простора хотелось, в строевую часть тянуло. А подобру туда не отпускали. Вот и… Да и один ли я бесшабашничал… Нет, бомбардировщик из меня не получится. Сокол и в неволе уткой не станет…

Такую речь надумал сказать, но начальника НИИ в тот день, как на грех, не оказалось на месте. В Управление ВВС вызвали. Решил зайти в летную комнату. Едва перешагнул порог, как кто-то из летчиков с иронией бросил:

— Внимание, товарищи! Представляю нового летчика-бомбовоза.

От неожиданности я, кажется, даже отступил на шаг. Откуда он знает, ведь приказ подписан всего несколько часов назад? Испытатель (фамилию его запамятовал), словно угадав мои мысли, расхохотался:

— Да у тебя, Стефановский, сейчас не лицо, а копия приказа по Научно-испытательному институту! — Но тут же уже серьезно спросил: — В бомбардировщики, значит?

— В бомбардировщики…

— Вот и отлично! Наконец-то настоящим летчиком-испытателем станешь.

Товарищи, находившиеся в комнате, окружили меня. Кто-то похлопал по плечу, кто-то пожал руку. Со всех сторон слышалось:

— Поздравляю, Петро!

— Нашего полку прибыло!

— Радоваться надо, а он нос повесил.

Не спалось мне в ту ночь. Одолевали разные думы. Тяжелых воздушных кораблей я не знал, вернее, не летал на них. Сжился, сердцем сжился с маленькими, юркими, послушными в воздухе истребителями. В Каче освоил "мартинсайд", И-2бис, Р-1, Р-5. О полетах на бомбардировщиках даже не помышлял. Не знаю, с кого началось, но у многих летчиков-истребителей было предвзятое отношение к тяжелым, с виду неуклюжим самолетам. Тогда, в пору массового увлечения покорением пятого океана, почти все мы бредили бешеными скоростями, петлями Нестерова, "кавалерийскими" атаками в поднебесье. Я тоже мечтал об этом. И вдруг… на бомбардировщик.

Вспомнился наш качинский "аврушка" ("Авро-504К"). Какие только выкрутасы не выделывали на нем! Хотели взять от него больше, чем он мог дать. Нас, конечно, не миловали за это. И в моей карточке учета взысканий и поощрений появлялись неприятные для меня строчки.

Гибель молодого летчика-инструктора Юркевича, не посчитавшегося с возможностями "аврушки", несколько отрезвила нас, научила уважать авиационную технику, не подхлестывать ее там, где она уже не может дать большего. Но стремления штурмовать новое, неизведанное у нас не убавилось. Истребитель, рассуждали мы, — это боец, а без риска и смелости в бою невозможно добиться победы.

…"Бомбер" так "бомбер". Пришлось сесть за книги, беседовать с инженером, знакомиться с оборудованием пилотской кабины ТБ-1. Порядки в НИИ ВВС только внешне выглядели "домашними", без особых строевых строгостей. На самом деле здесь они были, пожалуй, более четкими, чем в летной школе. На каждый день мы получали определенное и довольно трудоемкое задание.

Постепенно я увлекся изучением новой техники. Но к истребителям тянуло по-прежнему.

И все-таки судьба сжалилась надо мной. Мне разрешили полетать сначала на И-3, а затем на цельнометаллическом истребителе А. Н. Туполева И-4 с мотором М-22. Самолет оказался без нижнего полукрыла. Это новшество инженера В. С. Вахмистрова вначале обескуражило меня: ведь усложняется техника пилотирования. Однако решил лететь. Едва успел после взлета осмотреться, как оказался уже на высоте трех тысяч метров. Замечательный самолет! А как легко выполнять на нем фигуры! До чего он послушен в управлении!

После посадки у меня возникло недоумение: для чего мне, бомбардировщику, разрешили полеты на истребителях. Ответ на этот вопрос пришел много позже.

Наша страна строила большой Воздушный Флот, создавала многоцелевую военную авиацию. Особенно бурно развивалось многомоторное самолетостроение. В войсках в сжатые сроки образовывались специальные бомбардировочные части. Советские авиаконструкторы разрабатывали все новые, более совершенные образцы большегрузных боевых самолетов. Каждый из них, прежде чем поступить в серийное производство или пойти на слом, всесторонне, безжалостно экзаменовался в НИИ ВВС Красной Армии. Поэтому все летчики института должны были уметь пилотировать и легкие и тяжелые машины.

Впоследствии мне приходилось в течение дня поднимать в воздух по нескольку самолетов различных классов и назначений. Вот почему тогда, в январе 1932 года, мне перед первым полетом на тяжелом бомбардировщике разрешили слетать на истребителе: чтобы сразу почувствовал разницу в технике пилотирования этих машин и понял — испытатель должен быть всесторонне подготовленным летчиком.

С типичным представителем испытателей-универсалов я познакомился перед первым полетом на ТБ-1 (с двумя моторами М-17). Встретились мы на аэродроме. Коренастый, в добротном комбинезоне на лисьем меху, он с добродушной улыбкой на крупном обветренном лице выслушал мой доклад о прибытии в его распоряжение и махнул рукой в сторону самолета. Залезай, дескать, чего там официальничать.