Читаем без скачивания Внутреннее обозрение - Константин Арсеньев

Константин Константинович Арсеньев

Внутреннее обозрение

1 января 1906

Новый избирательный закон. – Временные правила о печати и о забастовках. – Исторические параллели и исторические уроки. – На ком лежит ответственность за последние события? – Новые формы произвола. – Опасность, грозящая личной свободе.

Почти два месяца спустя после обнародования манифеста 17-го октября появился обещанный им новый избирательный закон, заменяющий собою положение 6-го августа о выборах в Государственную Думу. Из двух путей – решительного изменения системы и частичных в ней поправок, – указом 11-го декабря избран, к сожалению, последний. Число избирателей значительно увеличено, но они остаются разделенными на группы, неравноправные между собою, и самый порядок выборов сохраняет свою запутанность и сложность. Совершенно особое положение по прежнему занимают крестьяне, с четырехстепенными выборами и с отдельными представителями, обязательно избираемыми из их среды. Не отменено правило, в силу которого избраны в Думу могут быть только выборщики данного избирательного собрания. Вне области избирательного права остаются рабочие небольших фабричных заведений, ремесленники, чернорабочие, живущие при главе семьи взрослые ее члены и другие лица, не имеющие особой квартиры, не платящие промыслового налога и не получающие содержания или пенсии по службе государственной, общественной иди железнодорожной. Для рабочих, получающих право голоса, вводятся трехстепенные выборы: рабочие избирают уполномоченных, уполномоченные – выборщиков, которые и входят, вместе с другими, в состав избирательных собраний. Число выборщиков от рабочих, в большинстве случаев, так невелико, что трудно ожидать сколько-нибудь заметного их влияния на решение собрания; в костромской губернии, например, их всего семь, а остальных выборщиков – 92, в пермской губернии соответствующие цифры – 10 и 196, в тверской – 4 и 120, даже во владимирской, где так много фабрик – 16 и 92. Несколько большее значение выборщики от рабочих могут иметь разве в губерниях столичных (в с.-петербургской губернии их 24, в московской – 35), но они распределяются между избирательными собраниями губернским и городским, и следовательно ни в том, ни в другом их не будет много. В с. – петербургской губернии фабрики и заводы больше, чем в московской, сосредоточены в столице; но если и допустить, что в избирательное собрание города С.-Петербурга войдут 20 рабочих (из 24), то все же они составят только одну девятую его часть (других выборщиков в этом собрании – 160). Уж если принят был принцип отдельных избирательных курий, то следовало довести его до конца и дать рабочим – в тех губерниях, где их много, – право избирать особо своих представителей в Государственную Думу, подобно тому, как это право дано крестьянам.

«Вводимые новым законом» – говорит Совет министров, – «поправки и дополнения к порядку, установленному в положении о выборах в Государственную Думу, страдают, конечно, некоторыми недостатками, как и всякая избирательная система, которая построена на различных для разных классов основаниях, а потому с точки зрения стройности и логических оснований могут вызвать немало возражений. По существу, однако, они вполне удовлетворяют всем самым строгим требованиям, которые могут быть в этом отношении предъявлены». Итак, закон может, в одно и тоже время, «страдать некоторыми недостатками» и «удовлетворять самым строгим требованиям»? Чтобы выйти из этого противоречия, нужно, по меньшей мере, доказать, что в данную минуту недостатки, от которых «страдает» закон, были безусловно неизбежны. Попытку доказательства мы действительно и встречаем в дальнейших объяснениях Совета министров. «Всеобщая подача голосов», по словам Совета, «далеко не составляет последнего слова политического представительства и даже в странах, значительно опередивших Россию на пути развития форм государственной жизни, не является сколько-нибудь общепризнанным началом. Ясным доказательством тому служит большинство европейских держав, которое не проявляет еще определенной решимости перейти к этому способу выборов и расширяет свои избирательные системы лишь медленно и постепенно, по мере роста и политического развития низших общественных слоев и проникновения соответствующих идей в сознание всех классов населения. Если же в России, которая по условиям своим мало подготовлена не только ко всеобщим, но ко всякого рода политическим выборам, действительно развилось в большинстве населения сознательное убеждение в пользе для государства этой именно системы народного представительства, то Государственная Дума, по силе манифеста 17-го октября, не лишена будет возможности возбудить в установленном порядке вопрос о дальнейшем расширении избирательного права в мере и степени, какие, по ее мнению, соответствуют истинным пользам и нуждам нашего отечества. Пока же мнение по этому предмету всего населения остается неизвестным, правительство, устанавливая порядок избрания членов Государственной Думы, не считает себя в праве отрешиться всецело от тех начал, кои до сих пор неизменно полагались в России в основание всякого рода общественных и сословных выборов и вошли в сознание огромного большинства населения».

Убедительными эти соображения признать нельзя. Россия вступила на путь радикальных преобразований при особых условиях, существенно отличных от тех, при которых обновлялся государственный строй в большей части западноевропейских стран. Не говоря уже об Англии, издавна привыкшей к осторожному, постепенному усовершенствованию государственных учреждений, почти везде конституционный порядок установлялся в то время, когда на очереди стояли исключительно или главным образом политические вопросы, когда едва намечались социальные реформы и движение не проникало в глубь народной массы. Сравнительно легко, поэтому, создавались цензовые системы, ограничивалось избирательное право; сравнительно медленно возникало и роело требование всеобщей и равной подачи голосов. Самые формы этого требования смягчались – и смягчаются до сих пор (например в Бельгии) – вошедшей в обиход свободой слова и высокою, сравнительно, степенью благосостояния народных масс. Обездоленные слои населения успокаивает уверенность, что в недалеком будущем их ожидает желанная равноправность. У нас страшная запоздалость политических преобразований привела к тому, что одновременно с ними выступил на сцену социальный вопрос – выступил на сцену не только в том виде, в каком он знаком нашим соседям, но и в форме специально-русской: к новому, рабочему вопросу присоединился старый, аграрный, давно таившийся в среде крестьянства. Те способы привлечения населения к участию в государственной жизни, которые были бы приняты с восторгом двадцать пять, даже десять лет тому назад, теперь оказываются бессильными внести успокоение в умы. Скажем более: еще в конце прошлого года Государственная Дума, построенная по образцу указа 11-го декабря, была бы встречена совершенно иначе, чем в настоящее время. Не было еще тогда воспоминаний о несчастном дне 9-го января, не была еще потеряна надежда на успешный исход японской войны, не было тех бесчисленных катастроф, которые ознаменовали собою по истине несчастный для России 1905-ый год. Меньше было поколеблено доверие к правительству, меньше были организованы оппозиционные силы, меньше взволнована и потрясена народная масса. Иным, быть может, было бы положение дел даже в таком случае, если бы положение 6-го августа ближе подходило в указу 11-го декабря или если бы последний был обнародован несколько дней спустя после манифеста 17-го октября. Обстоятельства, вследствие медленности и нерешительности правительства, сложились так, что наиболее смелый шаг оказался бы теперь и наиболее благоразумным. Опасностей и затруднений провозглашение всеобщей подачи голосов повлекло бы за собою не больше, а меньше, чем полумера 11-го декабря. Не случайно же за всеобщее избирательное право высказалось значительное меньшинство Совета министров; не случайно оно включено в программу такой умеренной партии, как союз 17-го октября.

Решимость воздержаться, в настоящую минуту, от введения всеобщей подачи голосов Совет министров мотивирует, между прочим, нежеланием отрешиться всецело от тех начал, которые до сих пор «неизменно полагались у нас в основание всякого рода общественных и сословных выборов». На самом деле манифест 17-го октября, а за ним и указ 11-го декабря, знаменуют собою такой разрыв с прошедшим, при котором нет основания держаться за ту или другую привычную форму. Общественные и сословные выборы, производившиеся при прежнем режиме, не могут служить образцом для выборов в Государственную Думу: слишком велика разница между задачами тех и других, слишком велика важность последних сравнительно с первыми. Сословное начало, притом, проводится в указе 11-го декабря, как и в положении 6-го августа, только отчасти: дворянству эти государственные акты никакой особенной роли не предоставляют. Необходимость сохранить отдельные крестьянские выборы Совет министров мотивирует тем, что «если бы дарованное крестьянам по положению 6-го августа право особого представительства было отменено, то всякое новое изменение в группировке крестьянских избирателей, произведенное без согласия Государственной Думы, могло бы вызвать, особенно при нынешнем настроении крестьянства, самые серьезные волнения». Едва ли, однако, крестьяне не сумели бы понять, что всеобщая подача голосов, при громадной, сравнительно с другими сословиями, численности крестьянства, создаст для них гораздо более влиятельное положение на выборах, чем сложный избирательный порядок, перенесенный в указ 11-го декабря из положения 6-го августа.