Читаем без скачивания Иоанна — женщина на папском престоле - Донна Кросс

Донна Вулфолк Кросс

Иоанна — женщина на папском престоле

Шел двадцать восьмой день уинтарманота1, 814 года от Рождества Христова. Такой суровой зимы на земле франков никто не помнил.

Хротруд, деревенская повитуха Ингельхайма, пробиралась через сугробы к дому каноника. Порывы ледяного ветра с каждым разом усиливались, проникая все глубже под заштопанную одежду. Лесную тропинку почти занесло снегом. С каждым шагом женщина проваливалась почти по колено. Снег лепил в лицо, приходилось вытирать глаза, чтобы разглядеть путь. Несмотря на толстые льняные обмотки, от холода ломило руки и ноги.

Впереди показалось что-то черное: дохлая ворона. Даже эти выносливые птицы погибали потому, что не находили себе пропитание. Хротруд поежилась и прибавила шагу.

У Гудрун, жены каноника, схватки начались на месяц раньше срока. «Удачное выбрала время рожать», — досадовала Хротруд. В прошлом месяце в деревне появилось на свет пятеро детей, и ни один не протянул больше недели.

Вьюга продолжала свирепствовать, и едва заметная тропинка совсем пропала из виду. Повитуха запаниковала. Она знала, что, попав в подобную ситуацию погибали многие жители деревни, даже если находились неподалеку от собственного дома. Повитуха остановилась и ждала, пока вьюга немного утихнет. После этого, с трудом разглядев тропинку, Хротруд снова тронулась в путь. Онемевшие руки и ноги больше не болели. Она понимала, что это значит, но размышлять было некогда, главное — сохранять спокойствие.

«Я должна думать не только о холоде».

Хротруд вспомнила дом, в котором выросла, теплый и уютный, с бревенчатыми стенами. Он стоял на ферме величиной в шесть гектаров и отличался красотой на фоне мазанок. В доме в большом очаге всегда горел огонь, а над ним спиралью поднимался дым, уходя в отверстие в крыше. Отец Хротруд носил поверх льняной рубахи дорогую накидку из шкур выдры, а у самой Хротруд были три туники из тонкой шерсти. Она помнила эту мягкую и дорогую ткань.

Но счастливая жизнь закончилась очень быстро. Два засушливых лета и лютый мороз уничтожили посевы. Люди повсюду голодали. В Тюрингии ходили слухи о людоедстве. Постепенно распродавая семейное добро, отец на какое-то время спас семью от голода. Хротруд горько плакала, когда продали ее шерстяные туники. Казалось, ничего хуже и быть не могло. В девять лет она еще не понимала, как жесток и несправедлив мир.

Изо всех сил работая руками и ногами, Хротруд преодолевала сугробы. Голова у нее кружилась: вот уже несколько дней она голодала.

«Ничего, если все будет хорошо, сегодня вечером я наемся. Если каноник останется доволен, может быть, прихвачу домой кусок свинины».

Эта мысль придала ей сил.

Наконец Хротруд выбралась на открытое пространство и разглядела впереди бревенчатый дом. На опушке снег стал еще глубже, но это не остановило ее. Уверенная, что скоро доберется до цели, она прокладывала себе путь.

Постучав один раз в дверь, Хротруд, не дожидаясь ответа, вошла в дом. В такой мороз было не до церемоний. Ее окружила темнота. Единственное окошко в избе на зиму было заколочено, свет исходил только от очага и нескольких сальных коптилок по углам. Когда глаза Хротруд привыкли к темноте, она увидела двух мальчиков. Они сидели возле очага, прижавшись друг к другу.

— Родила? — спросила Хротруд.

— Пока нет, — ответил старший.

Хротруд прошептала короткую благодарственную молитву Святому Козьме, покровителю повитух. Ей не раз случалось уходить ни с чем, не получив и динара за проделанный долгий путь.

Возле очага Хротруд сняла обмотки с рук и тревожно вскрикнула, заметив, что пальцы посинели.

— Пресвятая Богородица, не допусти, чтобы мороз лишил меня их!

Никому не нужна искалеченная повитуха. Она помнила, что случилось с башмачником Элиасом из-за этого. В снежную бурю на пути из Майнца он отморозил пальцы, а через неделю их концы почернели и отвалились. Теперь он носил лохмотья и побирался, а его жизнь зависела от милостыни прихожан.

Грустно качая головой, Хротруд пощипывала и растирала онемевшие пальцы рук под любопытными взглядами мальчиков. Их присутствие успокоило ее. «Роды будут легкие, — сказала она себе, стараясь не думать о бедняге Элиасе. — В конце концов, с этими двумя я не испытала никакого труда».

Старшему было около шести зим. Он казался крепким и умненьким на вид мальчиком. Младшему братишке едва исполнилось три. Оба были черноволосые, как отец. Ни один не унаследовал белокурые волосы матери.

Хротруд помнила, как удивлялись деревенские мужчины волосам Гудрун, когда каноник привез ее из миссионерской поездки в Саксонию. Поначалу все переполошились из-за того, что у каноника появилась женщина. Одни говорили, будто это противоречит закону, поскольку император издал указ, запрещавший церковнослужителям жениться. На что другие отвечали, что без жены мужчина подвержен соблазнам и грехам. Взять хотя бы монахов из Стабло, позоривших святую церковь прелюбодейством и пьяными драками. А каноник человек степенный и работящий.

В доме было тепло. В большом очаге горели березовые и дубовые поленья, дым поднимался клубами к отверстию в соломенной крыше. Стены уютного жилья из толстых бревен тщательно проконопатили соломой и промазали глиной, чтобы не сквозило. Окно плотно заколотили крепкими дубовыми досками, защищавшими дом от холодного зимнего ветра. Довольно большой дом был поделен на три части: в одной находилась спальня каноника и его жены, в другой зимовал домашний скот. Хротруд даже слышала, как животные трутся о стену. В центральной части семья работала и ела; здесь же спали дети. Во всей округе только каменный дом епископа был лучше этого.

Руки и ноги Хротруд стало покалывать. Она осмотрела шершавые и сухие пальцы, которые постепенно начинали розоветь. Хротруд с облегчением вздохнула, решив сделать благодарственное пожертвование Святому Козьме. Еще несколько минут понежившись, Хротруд одобрительно кивнула мальчикам и поспешила к роженице.

Гудрун лежала на торфяной постели, покрытой свежей соломой. Неподалеку сидел каноник, темноволосый мужчина с густыми бровями, придававшими его лицу суровый вид. Взглянув на Хротруд, он углубился в чтение большой книги в деревянном переплете, которая лежала у него на коленях. Хротруд видела эту книгу, когда прежде бывала в их доме, и всякий раз ее сердце наполнялось благоговейным страхом. Это было Священное Писание — единственная книга, которую она когда-либо видела. Как и другие жители деревни, Хротруд не умела ни читать, ни писать, но знала, что эта книга — сокровище и стоит больше золотых, чем вся деревня может заработать за год. Каноник привез ее из Англии, где книги не были такой редкостью, как в государстве франков.

Хротруд сразу заметила, что дела у Гудрун совсем плохи. Дыхание было неглубокое, пульс сильно учащенный, а тело сильно отекло. Повитуха тотчас распознала симптомы и поняла, что медлить нельзя. Пошарив в своей котомке, она достала немного голубиного помета, который собрала осенью. Вернувшись к очагу, Хротруд бросила в огонь помет и с удовольствием наблюдала, как темный дым начал очищать воздух от дьявольского духа.

Придется снять боль, чтобы Гудрун расслабилась и родила ребенка. Для этого понадобится белена. Хротруд взяла пучок мелких желтоватых цветов с красными прожилками, положила в глиняную ступку и стала ловко толочь их в порошок, морщась от едкого запаха. Затем всыпала порошок в чашу крепкого красного вина и дала Гудрун выпить.

— Чем ты поишь ее? — резко спросил каноник.

Хротруд вздрогнула, так как почти забыла о нем.

— Она ослабла. Это снимет боль и поможет младенцу появится на свет.

Каноник нахмурился, отобрал у Хротруд чашу и белену, подошел к очагу и вылил напиток в огонь, туда же бросил цветы.

— Женщина, ты богохульствуешь.

Хротруд оторопела. Неделями она искала и собирала этот небольшой пучок драгоценного снадобья. Повернувшись было к канонику, чтобы обрушить на него гнев, она вдруг замерла, увидя его непреклонный взгляд.

— Сказано, — он ткнул пальцем в книгу, — в муках будете рожать детей своих. Твое варево не богоугодное!

Хротруд возмутилась. В ее снадобьях не было ничего неугодного христианству. Разве не читала она по восемь раз «Отче Наш», выдергивая из земли каждое растение? Да и каноник всегда охотно применял ее белену от зубной боли. Но она не станет спорить с этим влиятельным человеком. Одного его слова о «богохульстве» — достаточно, чтобы ее уничтожить.

Гудрун снова застонала. «Что ж, — подумала Хротруд, — если каноник не разрешает белену, она найдет другой способ». Снова порывшись в котомке, повитуха достала кусок ткани, оторвала от него длинный лоскут, проворно и ловко обвязав им живот Гудрун. Когда Хротруд начала поворачивать Гудрун, та закричала. Движения причиняли роженице боль. Повитуха извлекла из котомки маленький аккуратный сверток шелковистой ткани, в нем хранилось ее сокровище — косточка от лапки кролика, убитого на Рождество. Она выпросила ее у одного из охотников в прошлую зиму. С величайшей осторожностью Хротруд отломила от косточки три маленьких кусочка и положила их в рот женщине.