Читаем без скачивания Фокусник - Сол Стейн

Сол Стейн

Фокусник

1

Снег шел с самого Рождества. Почти месяц, каждый день после школы, мальчишки выходили с лопатами и чистили дорожки. По ночам оранжевые снегоочистительные машины, освещая фарами падающие белые хлопья, старательно скребли асфальт улиц Оссининга. Вдоль дорог выросли сугробы высотой в десять, а то и пятнадцать футов. Казалось невероятным, что придет весна и превратит эти серые холмы в журчащие ручейки. Оссининг раньше назывался Синг-Синг, по имени индейского племени, жившего в этих местах. Но после того как с легкой руки Голливуда тюрьма Синг-Синг стала известна всему миру, местные жители решили отмежеваться от заключенных и переименовали городок в Оссининг. Власти вскоре последовали их примеру, назвав тюрьму Исправительным учреждением Оссининга, а у горожан не хватило силы воли вновь изменить название города.

В тот январский день шестнадцатилетний Эдвард Джафет стоял перед большим зеркалом в спальне родителей, оттачивая свое мастерство фокусника. Он увлекся фокусами три года назад, начав с карт, наперстков и упругих каучуковых шариков. В шестнадцать лет благодаря исключительной пластичности кистей и умению отвлечь внимание зрителей он уже считался искусным фокусником.

Отец Эдварда, Теренс Джафет, преподавал в школе биологию. Другие учителя уважали, но не любили Теренса. В школе он держался особняком, вероятно, потому, что разочаровался в выбранной профессии. Его детство прошло во времена Великой депрессии, и с ранних лет он убедился в том, что учитель теряет работу последним. И лишь гораздо позже Теренс Джафет понял, что его призвание — в исследовательской работе и, возможно, даже не в биологии. Он говорил себе, что стал жертвой экономической необходимости, в душе сознавая, что лжет самому себе. В действительности Теренс Джафет не обладал той предприимчивостью и настойчивостью в достижении цели, которые восхищали его в других. И, как многие мужчины, он поощрял в сыне те качества, которых не находил в себе.

Когда Эду пошел второй год и он только начал ходить, мистер Джафет наблюдал, как тот, ковыляя через комнату, не мог повернуться, не усевшись на пол, после чего вставал и шел в противоположном направлении.

— Какой он шустрый! — восхищалась миссис Джафет.

— Дело не в шустрости, а в голове, — поправлял ее мистер Джафет. — Он только что додумался, как справиться с возникшей перед ним проблемой.

Годом позже мистер Джафет заметил кусок картона, засунутый между дверью и косяком черного хода. Эта дверь, ведущая во двор, запиралась только на ночь, но Эдди не хватало сил, чтобы повернуть тугую дверную ручку. Поэтому, когда утром мистер Джафет шел в гараж, чтобы прогреть мотор, Эдди ждал его у двери и подкладывал кусочек картона, когда отец закрывал дверь. После этого ему оставалось лишь тихонько толкнуть ее, чтобы выйти погулять. Мистер Джафет, который полагал, что детей можно научить вежливости, лишь проявляя ее по отношению к ним, вставлял под дверь картон до тех пор, пока несколько месяцев спустя Эдди не справился с тугой ручкой.

Как и все дети, Эдди обожал задавать вопросы, и мистер Джафет старался, чтобы на каждый из них сын получал обстоятельный ответ. Когда четырехлетний Эдди спрашивал, почему идет снег, отец объяснял ему про замерзший дождь. Когда Эдди интересовался, почему идет дождь, мистер Джафет не жалел времени, чтобы сын понял, что к чему.

Ко времени, когда Эдди пошел в детский сад, он уже умел читать и составлять простые предложения. Теперь Эдди мог, пусть и корявыми печатными буквами, записывать свои вопросы и получать ответы не на бегу, а перед обедом, в спокойной, располагающей к беседе обстановке.

К пятнадцати годам Эдди проштудировал библиотеку отца, так же как школьную и городскую, и вопросов к мистеру Джафету стало гораздо меньше. Мальчика интересовало, необходима ли семья, не слишком ли велика зависимость американцев от электричества, в чем разница между законом и справедливостью, и обсуждение этих вопросов выливалось в жаркие споры за обеденным столом.

— Мне кажется, Эдди ждет блестящее будущее, — заметила как-то раз миссис Джафет.

— Боюсь, мы научили его, как наживать себе неприятности, — после короткого раздумья ответил мистер Джафет.

Как выяснилось, он оказался прав.

КОММЕНТАРИЙ ЕГО ОТЦА, Теренса Джафета, сорока шести лет, учителя:

Я преподаю в школе Оссининга четырнадцать лет. Разумеется, у учителя возникают определенные трудности, если в школе учится его сын. Когда мы встречаемся в коридоре, мне приходится говорить: «Привет, Эд», хотя мы виделись за завтраком. Он обычно машет рукой, но не говорит: «Привет, папа», хотя все друзья Эда знают, что я его отец.

Я не присутствовал на самом представлении и слышал о том, что произошло, от учителей, школьников, самого Эда. И их версии во многом разнятся. Люди часто спрашивают меня, как он делает свои фокусы. Я ничего об этом не знаю. Он увлекся фокусами в двенадцать лет, что-то выписывал по почте, что-то мастерил в моей мастерской в подвале, затем начал ездить на встречи фокусников в Нью-Йорк. Фокусы захватили Эда. Он занимается ими каждый день, особенно много по уик-эндам.

Но я не могу поверить, что происшедшее с Эдом — простая случайность. В мире, зараженном эгалитаризмом, самое страшное — привлечь к себе внимание.

КОММЕНТАРИЙ ЕГО ПОДРУГИ, Лайлы Херст, шестнадцати лет, учащейся:

Люди уверены, что девушка первым делом замечает внешний вид. Ну, вы знаете, как выглядит Эд: высокого роста, светлые волосы и все такое, приятное лицо, хотя правое ухо оттопырено у него больше, чем левое, и сейчас у многих приятные лица. Мне кажется, что вначале я обратила внимание на его манеру держаться. В шестнадцать лет большинство юношей — одни углы и колени, они даже не могут стоять, выпрямив спину, а Эд стоит и ходит, как король, хотя я знаю, что он не так уж уверен в себе, за исключением тех моментов, когда показывает фокусы.

Мы начали встречаться, нам нравилось бывать вместе. Почему-то взрослые думают, что, оставшись вдвоем, мы можем только обниматься да целоваться. Как будто нам не о чем поговорить! Естественно, после того представления все изменилось. И зачем он только выступил в школе?!

КОММЕНТАРИЙ ДОКТОРА ГЮНТЕРА КОХА, манхэттенского психиатра, пятидесяти семи лет:

С тех пор как умерла моя жена, я прихожу по утрам на кухню, наливаю большой стакан апельсинового сока, выпиваю его маленькими глотками, в отличие от большинства американцев, проглатывающих сок залпом, и просматриваю «Нью-Йорк таймс», пока не закипит вода для кофе. Затем с чашечкой кофе я иду в гостиную, сажусь в мое любимое кресло и долистываю газету.

Читать ее от корки до корки — занятие утомительное, тем более что всю информацию можно получить из заголовков, в крайнем случае из первого абзаца. Меня привлекают в основном маленькие заметки о простых людях на последних страницах. О матери, которая оставила четверых детей, чтобы сходить в магазин на углу, а вернулась в горящую квартиру. О водителе такси, второй раз за месяц подвергнувшемся ограблению, который монтировкой сломал грабителю руку, а затем проломил череп. О докторе, которого я встречал на симпозиумах. Его обвиняли в том, что он сделал более двух тысяч абортов. Все эти городские сплетни помогали мне найти в себе силы одеться, побриться и с одиннадцати утра до семи вечера выслушивать моих пациентов.

В понедельник утром, прочитав об Эдварде Джафете, я вырезал заметку из газеты и, думая о нем, забыл побриться. Так и проходил весь день с щетиной на щеках. Судя по всему, мальчик не нуждался в моей помощи, но этот случай привлек мое внимание. Возможно, потому, что я всегда интересовался фокусами.

Впервые у меня возникло желание совершить неэтичный, с профессиональной точки зрения, поступок — расспросить пациента о случившемся. Впрочем, я не знал, соответствуют ли действительности приведенные в заметке факты. Разумеется, слава мальчика нарушала душевное равновесие его отца ничуть не меньше, чем события того вечера. Я хотел бы знать о его взаимоотношениях с матерью.

И я подумал, не следует ли мне более тщательно разобраться в том, что произошло. Возможно, мне удалось бы написать статью о психологии детей, выбравших фокусы в качестве хобби.

2

Лишь узкие полоски лунного света, проникающие сквозь венецианские жалюзи, освещали темную комнату. Эд Джафет, во фраке, взятом напрокат специально для выступления в школе, закрыв глаза, лежал на кровати. Еще час — и он выйдет на сцену. Он приказал мышцам расслабиться. Каждой мышце в отдельности, как поступали перед представлениями многие великие фокусники.

Его тело отдыхало, но перед мысленным взором прокручивалась непрерывная череда фокусов. Сколько раз повторил он каждый из них перед большим зеркалом в родительской спальне, оттачивая жесты, отвлекающие внимание зрителей в критический момент фокуса!