Читаем без скачивания Меня убил Панчо Вилья - Владимир Плешаков

Меня убил Панчо Вилья

рассказы

Владимир Плешаков

© Владимир Плешаков, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Курьерская доставка

Властелин Горизонтов, Царь Глубин и Высот, Сущий В Себе и Способный Являться, явился. Он отдалился от Царицы. Это было лёгкое, почти не заметное движение, как вдох – и Царица открыла веки. Она знала: Владыка отдалился лишь для того, чтоб приблизиться. Ведь не может приблизиться то, что не пребывает в некотором отдалении. Но прежде Царь сложил фигуру внимания. Это было лишним – Она и так внимала Ему, потревоженное равновесие не оставляло Ей выбора. Но таков ритуал! Фигура внимания – и фигура трепета в ответ. Теперь Повелитель сделал движение навстречу, Он не достиг исходной точки, для этого было ещё слишком рано. Танец только начинался…

Капеле не злился на себя. Он просто не умел этого. Ведь злиться на себя, осуждать собственные поступки означает искать виноватого, а виноватых в этом мире быть не может, чтоб там ни утверждали священники европейцев и северян. Они придумали понятие греха и вины, чтоб заставлять человека чувствовать страх. А страх нужен для того, чтобы вынудить человека повиноваться. Человек же по природе своей не должен никому повиноваться. Он свободен от рождения. Свободный человек не может причинить зло другому человеку или себе, потому что не знает вины и страха, а все зло совершается в мире только из-за страха. Страх разрушает человека, как гниль, медленно и неотвратимо. Капеле не думал такими словами. Он вообще редко думал словами. Просто он не злился на себя.

Попутчики нравились Чезаре. Хоть молодой щёголь с бородкой и был немного шумноват и немного грубоват с водителем-тамильцем, но к Чезаре он относился с должным уважением, беря в расчет и его возраст и его знания. Потому они и отказались от гида в этой поездке, что пожилой профессор знал куда больше местных жителей об их собственных древностях. Хотя, что значит собственных? Это была совсем другая культура, иная цивилизация. О преемственности здесь говорить вряд ли приходится, поскольку само существование этой культуры почти тысячу лет оставалось неизвестным. Она была забыта, утеряна и затем вновь найдена «проклятыми колонизаторами», как с улыбкой сказал Чезаре их водитель. Непонятно, был ли это сарказм в привычном для европейца смысле. Почти во всём здесь ощущалось двойственное отношение к британцам. Ненависть к захватчикам стёрлась за поколения, а признаки цивилизации, принесённые колонизаторами, охотно использовались. С другой стороны, исконные традиции охотно сохранялись без всякого поощрения…

Служба курьера весьма почётна и опасна. Возможно, почётна именно потому, что опасна. Мы доставляем послание в любую точку, куда и когда нам будет указано. В расчёт не принимаются никакие сложности, препятствия и помехи. Послание должно быть у адресата. Он должен получить его. А какой ценой – этот вопрос не обсуждается. Я горжусь своей службой, хоть мой выбор и не был сознательным, так уж сложилось, что я – курьер. И скажу без ложной скромности: неплохой курьер. Очень неплохой! Не было случая, чтоб моя работа дала сбой, чтоб какие-то осложнения помешали мне доставить послание. В каких только переделках я не побывал! Думаете, я имею в виду то, о чём любят трепаться хвастливые молодые курьеры? Как они отважно доставили послание под градом пуль? Или на тонущий корабль? Чепуха! Все эти пули, бомбы и вообще война – это самое простое в нашей работе. Не надо обладать ни дюжинной смекалкой, ни изобретательностью, чтоб разыскать адресата на войне и передать ему послание. Да хоть дюжину адресатов! Опытный курьер не станет хвастать такими пустяками. Гораздо сложнее, когда…

Кто мы? Мы или Я? Нас миллиарды, нет, нас неизмеримо больше, нас – неисчислимое количество. И всё же мы едины, мы одно целое. Так, может быть, мы всё-таки Я? Но у нас нет какого-либо управляющего центра, нет даже намёка на иерархию. У нас вообще отсутствует структура. Значит, скорее всего, каждый из нас сам по себе, индивидуальность, Я? Я или Мы? Существует ли система связи между нами, наличествует ли коммуникация? Возможно, ответ на этот вопрос помог бы решить и главную проблему: Мы или Я? Взаимодействие существует, бесспорно. Но всякое ли взаимодействие можно назвать коммуникацией? Как отличить одно от другого? Вопросы, вопросы… Я уверен лишь в… Мы уверены… Лишь одно можно утверждать с определённостью: мы все или просто Мы – подчинены Силам. Всё наше существование, все устремления, передвижения и изменения – всё определяется Силами. Всемогущими и вездесущими. Вот так. Да. Это можно утверждать с уверенностью…

Мартышка перемахнула с ветки на ветку вслед за своими собратьями, словно порыв ветра прошёлся по кронам деревьев. Вожак коротко тявкнул, и поток стих. Обезьяны остановились. Мартышка спустилась по стволу и прыгнула на соседнее дерево, наступив на голову другой мартышки, оттолкнувшись от неё. Наверное, той не очень понравилось столь бесцеремонное отношение, и она пустилась в погоню. Некоторое время мартышки скакали друг за дружкой, но затем эта игра им наскучила, и вторая обезьяна отстала. Похоже, она нашла плод манго и принялась его уплетать за обе щеки. Мартышка хотела было попытаться отобрать плод, но увидела, что упавшими манго усыпана вся трава вокруг. Она тоже спустилась на землю и начала собирать спелые плоды…

Властелин Горизонтов, Царь Глубин и Высот, Сущий В Себе и Способный Являться, раскрыл фигуру обожания, в точности следуя ритуалу. Но фигура не выглядела притворной или нарочитой. Владыка был пронизан обожанием как лучами света, и Царица заслонилась фигурой смущения. Грань между обожанием и всепоглощающей страстью тонка, почти неуловима. Мелкие, едва заметные изменения в фигуре могут показаться позволительной неточностью, а могут и двусмысленностью. Здесь уже начинается импровизация. Ритуал не есть точная инструкция, он лишь дает общий рисунок танца, но цветами и оттенками его наполняет исполнитель. Царь Миров он и царь импровизации. Движения его изящны, ритм завораживает, а мастерские нюансы полны намёков, которые заставляют Царицу трепетать в предвкушении…

Капеле не ощущал вины, но лицо жены стояло у него перед глазами, и вертикальная морщинка на её лбу вспоминалась как немой укор. Он не смог утром подняться вовремя и опоздал на работу, а это значит, что денег он получит ещё меньше, чем обычно. Но ведь он всё-таки встал! И пошёл! Хотя шум в голове и слабость во всём теле невыносимы. Дядя не умеет делать арак, сколько бы он не хвастал. Всякий раз, как он угощает Капеле своим самодельным араком, утро оказывается мучительным. Когда Капеле работал рядом с домом, это ещё можно было вытерпеть, подольше полежать в постели, неторопливо позавтракать. Но теперь работа была далеко, и сам путь туда уже требовал усилий, незаметных в обычные дни, но болезненных наутро после дядиного арака…

Молодую попутчицу Чезаре, похоже, совсем укачало на бесконечных зигзагах горного серпантина. В начале пути она вертела головой, беспрестанно щёлкала затвором фотокамеры, пытаясь зафиксировать все свои впечатления. Теперь же смотрела только прямо перед собой, тяжело дыша. Чезаре покопался в своем видавшем виды кожаном рюкзаке и достал зелёный флакончик, купленный в Таиланде. Он отвинтил колпачок и поднёс флакончик к носу девушки. Она непонимающе взглянула на профессора.

– Понюхайте. С силой втяните воздух, а затем закройте глаза на пару минут.

Она без особого энтузиазма, только из уважения к авторитету Чезаре, понюхала флакончик и откинула голову на спинку сиденья, закрыв глаза. Чезаре с удовольствием наблюдал, как почти сразу же выражение смертельной муки на её лице начало будто растворяться, мышцы расслабились, дыхание её стало спокойнее. Через минуту она открыла глаза, повернулась к Чезаре и улыбнулась.

– Да вы просто волшебник, профессор!

– Это не я, это бальзам сиамских королей…

Мы знаем время и место. Обычно этого достаточно. Конечно, оказаться в нужный момент в необходимой точке не всегда просто и порой сопряжено с опасностями и непредвиденными осложнениями. Но это всё-таки рутинная часть работы. Вот ты прибыл, час настал. Тут-то и проверяется настоящий профессионализм. Ведь адресат нам не известен! У нас нет примет или описания, нет портрета и даже намёка, нет ничего. Бывает так, что в указанном месте в урочный час никого больше и нет, кроме адресата. Так что, и гадать не приходится – вот он, передавай послание, и дело с концом. Но чаще случается иначе. Ты оказываешься в гуще людей, самого разного возраста, пола, худых и полных, больных и здоровых, жизнерадостных и печальных, людей пьющих, сидящих за столом, играющих, поющих, людей, занятых работой, спорами, людей дерущихся, спящих. И здесь, среди них – он, твой адресат. Который из них? Вот тут и становится ясно, каков из тебя курьер. Медлить нельзя, времени в обрез, час пробил, послание должно быть вручено без промедления. Но кому? Этому, в чьем взгляде застыло вечное ожидание? Или той, глядящей вдаль полными слёз глазами? Приговорённому или палачу? Командиру или пленному? Наезднику или конюху? Бегуну или обжоре?…