Читаем без скачивания Вид с высоты - Айзек Азимов

Айзек Азимов

Вид с высоты

Предисловие

Фамилия автора этой книги достаточно популярна у нас в стране, и, конечно, каждый уверен, что берет в руки новое научно-фантастическое произведение А. Азимова.

Но на этот раз перед вами научно-популярная книга. Должен предупредить прежде всего, что меня несколько смущает такой вопрос: нужны ли вообще предисловия к научно-популярным книгам?

По самой сути жанра, упрощенного, популярного рассказа о науке, вся научно-популярная литература — одно большое предисловие.

Впрочем, известно по крайней мере одно, что может и обязан сказать автор предисловия, — это честно сообщить, стоит ли прочесть эту книгу и всегда иметь ее под рукой.

Мое мнение — безусловно и безоговорочно стоит.

Но это совсем не означает, что сейчас последуют сплошные дифирамбы. Более того, я сторонник несколько иного жанра научно-популярной литературы. И помиримся на том, что научно-популярные книги можно писать по-разному.

Почему Азимов захотел рассказать о науке именно так, вы узнаете через несколько страниц, в авторском вступлении.

Книга, что лежит перед вами, одна из четырех сборников серии научно-популярных статей, широко известной в США и других западных странах.

Каждый месяц в американском научно-фантастическом журнале «Мэгэзин оф фэнтэзи энд сайенс фикшн» появляется статья научного редактора журнала А. Азимова. Сборники этих статей и есть книги той серии, к которой относится «Вид с высоты». Основная задача этих сборников — увлечь читателя наукой, и надо сказать, что Азимов делает это мастерски.

Идея написать книгу, где речь идет сразу о нескольких областях науки, где показывается их переплетение, бесспорно, интересна.

Жанр книги Азимова определяется как сборник эссе; это непринужденная, почти застольная беседа со свободным выбором тем и без особых претензий.

Так вот, если вам доставят удовольствие несколько вечеров такого непринужденного разговора с великолепно эрудированным, прекрасно владеющим языком, чуть скептично — насмешливым, но вместе с тем весьма тактичным собеседником, — тогда эту книгу бесспорно, стоит читать.

Но договоримся сразу: вы должны простить автору его небольшие слабости. И (это главное) знайте: у него есть одно больное место, касаться которого по меньшей мере не стоит. Он — дилетант в большинстве областей науки. Правда, дилетант в лучшем смысле этого слова.

Азимов — биохимик, но, к сожалению, о биохимии он рассказывает сравнительно мало. Зато часть, посвященная биологии, пожалуй, наиболее интересна.

Дело не в том, что здесь открываются какие-то новые истины. Можно допустить, что такое мог написать и не биолог. Но этот раздел несколько отличается от других: в нем чувствуется большая свобода изложения. Когда он переходит к химии и астрономии, перспектива оказывается чуть более туманной, и еще более, к сожалению, она смазывается в главах, посвященных физике. Впрочем, талант автора виден все время. Его идея ввести в ядерную физику новую единицу времени — световой ферми — весьма оригинальна.

И если иногда Азимов немножко переоценивает значение идей, приходящих ему в голову, чуть-чуть перебарщивает в своих «гипотезах», ему охотно прощаешь это. Подобным грешат многие умные люди. Кое-что у него неточно, кое в чем он может просто ошибиться. Но все время, на каждой странице, вы чувствуете искреннюю, большую любовь к науке. И это подкупает. А если в какой-то момент вам покажется, что автор порой излишне самонадеян, то это — можно повторить — прощаешь тем охотнее, что за всеми его разговорами сквозит постоянная печаль.

Азимов — писатель-фантаст с мировым и вполне заслуженным именем. Вы, вероятно, согласитесь, прочитав эту книгу, что автор также прекрасный популяризатор науки.

Казалось бы, он полностью нашел себя. Но предоставим слово самому автору.

«Любой уважающий себя ученый или просто человек, близкий к науке (я говорю о близких к науке, чтобы не оставить за бортом самого себя), мечтает оставить в ней заметный след. Разумеется, в самом хорошем смысле этого слова.

Увы, большинству из нас приходится расставаться со своей мечтой. Я давно понял, что мечтаю напрасно. Сердце подсказывает мне, что никогда „закон Азимова“ не попадет на страницы учебников физики, никогда „реакция Азимова“ не будет запечатлена в учебниках химии. Возможность создать „теорию Азимова“ и даже просто высказать „гипотезу Азимова“ ускользнула от меня, и я остался ни с чем.

Ни с чем — это значит с электрической пишущей машинкой, зычным голосом и тайной надеждой, что какая-нибудь моя мысль, пусть даже случайно высказанная, заронит искорку в более светлую голову и поможет ей придумать что-то стоящее…»

Азимов прежде всего ученый по призванию, по характеру, по стилю мышления. И в фантастике Азимова, по крайней мере в известных советскому читателю произведениях, ученый почти всегда подавляет писателя.

Вспомните сборник рассказов «Я — робот». Возможно, на девяносто процентов его прелесть обусловлена строгой, чисто научной логикой, впрессованной в фундамент всех рассказов.

И меня не оставляет мысль, что «Вид с высоты» в какой-то степени результат заготовок для написанных (либо не написанных) научно-фантастических повестей, рассказов и романов. Азимов, правда, не говорит этого, и несколько нескромно проникать в творческую лабораторию художника.

Итак, чтобы закончить несколько затянувшееся представление автора, я подвожу итог. Перед вами интересная книга. Она может понравиться, может и не очень понравиться — в ней есть и недостатки. Но книга эта написана талантливым, ярким человеком и…

А теперь я скажу о главном, бесспорном и определяющем достоинстве.

Книга Азимова заставляет думать. И ничего лучшего о научно-популярной книге, по-моему, сказать нельзя.

В. Смилга

Вступление

До 1800 года наука напоминала культурный сад, прекрасно распланированный и ухоженный, благоухающий и плодоносный. По нему можно было прогуляться из конца в конец и рассмотреть его во всех подробностях, а с ближайшего холма — обозреть целиком и оценить его величие.

Но к 1800 году посетители сада стали замечать, что хлопотливые садоводы поработали чересчур усердно: во многих его уголках начал сгущаться зловещий мрак. Всюду по-прежнему был виден порядок, поистине сложная соотнесенность частей становилась все совершеннее, все утонченнее и пленительнее, но разросшиеся кроны начали загораживать небо.

Тогда вдруг стало ясно, что сад слишком разросся. Уже нельзя было путнику пройти по нему из конца в конец, не рискуя заблудиться или, проплутав, вернуться к месту, откуда он вышел. И попытка обозреть сад с ближайшего холма оказывалась бесполезной, потому что сад теперь был и тут.

Поэтому некоторые наблюдатели — поклонники прилизанной красоты — и вовсе покинули сад, а другие вынуждены были пойти на уступки и стали ограничивать себя небольшими участками, постепенно все более сужая их — до маленьких делянок.

Ныне сад науки чудовищно велик — он покрыл весь земной шар, карта его так и не составлена, и нет такого человека, который бы знал о нем все. Поистине на такое знание не может претендовать даже большая группа людей, если только это не целый международный форум ученых. И в самом саду науки каждый наблюдатель льнет теперь к собственной, изученной до последнего листочка и любимой кучке деревьев. Если иногда он и глянет в сторону, то обычно при этом виновато вздохнет.

И подобно тому, как организм в эмбриональный период за какие-то недели или месяцы пробегает все ступени эволюционной лестницы от простой клетки до окончательно сформировавшегося сложного организма, так и каждый ученый в течение своей жизни повторяет путь, который проделала наука.

В юности я черпал знания в публичных библиотеках. По неопытности читал все без разбора, беря книги с полок подряд — от первой до последней.

Обладая досадно хорошей памятью, я приобрел таким образом множество сведений, которые потом безуспешно старался забыть. Однако одним из ценных следствий моего беспорядочного чтения было то, что я полюбил научную литературу сильнее беллетристики. Я очень увлекался книгами по истории, но больше всего мне нравилось изучать труды по естественным и точным наукам.

В средней школе я еще делил свои привязанности между историей и точными науками, а при поступлении в колледж я с головой окунулся в науку.

В колледже я узнал, что среди главных научных дисциплин мне нужно выбрать «главнейшую» для меня самого. Я заигрывал с зоологией, а потом, на втором курсе, окончательно остановился на химии. Это означало, что мне всего-навсего надо было слушать по одному курсу химии в каждом семестре. Но, поступив в аспирантуру, я понял, что химия химии рознь; для подготовки диссертации надо было выбрать из всех разделов химии один.