Читаем без скачивания Молчи - Б. Т. Урруэла

Энн Малком

Молчи

Для всех, кто пережил монстров этого чудовищного мира.

В том числе и собственных.

«Ад пуст, все дьяволы здесь».

Уильям Шекспир

Пролог

Лето в Миссури никогда не бывает легким, но этот день мог побить все рекорды Грандвью — маленькой фермерской общины в трех часах езды к юго-западу от Сент-Луиса. Изнурительная жара усугублялась влажностью, которая прилипала к телу, как вторая кожа, и запирала большинство местных жителей по домам — но не детей. Некоторые проводили день, безумно носясь сквозь разбрызгиватели на своих передних дворах, другие плескались в ручьях и заливах, окружавших город. Дети постарше искали неприятностей… Фейерверки, алкоголь, травку — все, от чего можно было получить адреналин, кайф и несколько очков крутизны.

Но Орион Дарби волновала не жара, детские игры или подростковый бунт. Нет, это был голубоглазый парень, стоявший напротив нее на заднем крыльце его родительского дома. Тот, который подарил ей первый поцелуй жарким июньским вечером.

Это будет последний глоток счастья, прежде чем ее мир погрузится во тьму, и клетка станет ее новым домом. До того, как она задумается о том, было ли жестоко со стороны вселенной дать ей этот маленький вкус счастья в виде мягких, неуверенных губ Мэддокса, слегка напоминавших жвачку «Juicy Fruit». Или это было благословение, наградить ее единственным воспоминанием, которое помогало держаться, когда казалось, что причиненная боль могла убить ее. Гораздо позже она поймет, что вселенная не заботится о ней, что не существует более могущественных сил, чем монстры, маскирующиеся под людей, и что она всего лишь пешка в их мире. Конечно, если бы бог существовал, он бы спас таких девушек, как она.

Но это будет позже.

Сейчас был все еще прекрасный летний денек… Идеальный первый поцелуй.

Мэддокс Хэмптон Новак — или Мэдди, как его называли близкие — не мог испытывать симпатию к кому-то вроде Орион. Он был настоящим воплощением идеального парня. Играл на соло-гитаре в панк-группе, на каждом матче по футболу занимал позицию центрального принимающего и даже был ведущим на всех школьных концертах. Настоящий человек эпохи Возрождения.[1] Орион знала, что если бы он не был старшим братом ее лучшей подруги Эйприл, то даже не стал бы смотреть в ее сторону, не говоря уже о том, чтобы целовать. По крайней мере, так она себе говорила. Кроме того, ему было шестнадцать — на два года старше ее, и было много девушек его возраста, за которыми он мог легко приударить. И даже за некоторыми старшеклассницами тоже.

Орион никогда не планировала его целовать, даже после того, как заметила на себе его пристальные взгляды. Она не хотела расстраивать свою лучшую подругу, не хотела разрушать единственную настоящую вещь, которая была у нее тогда в жизни. Но когда самый популярный парень в городе начинает замечать девушку из бедной семьи, на которой одежда из «Уолмарт» на два размера меньше и лицо, усеянное бесчисленными веснушками, что ей еще оставалось делать?

Это и было самым странным аспектом во всей этой ситуации. Она была из семьи Дарби, а Дарби — были нищими ничтожествами. Так было всегда. И так будет всегда. Они жили в трейлерном парке Саннисайд — самом ничтожном районе Грандвью, в трейлере, передаваемом от одного подонка к другому. Дарби пропивали свои зарплаты и кормили детей объедками, увековечивая цикл наркозависимости и насилия, который длился несколько поколений.

Семья Новак — Мэддокса и Эйприл — жили в двухэтажном доме, расположенном на трех акрах земли, в районе, где каждый дом был более впечатляющим, чем другой. Их отец был единственным дантистом в городе, а мать — помощницей юриста в единственной юридической фирме. В их доме всегда горел свет, всегда была вода, и их жизнь была прекрасна. У Мэддокса и Эйприл было двое родителей, которые заботились о них, не имели судимостей, не поднимали на них руку в порыве гнева и покупали им все, что те бы не пожелали. Другими словами, они были полной противоположностью всему, что когда-либо знала Орион.

Когда во втором классе она подружилась с Эйприл, ей только предстояло осознать, насколько ее жизнь отличалась от жизни всех остальных. Когда она впервые увидела дом Новаков, полный вещей, счастья и любви, она поняла, насколько плохо обстояли ее дела.

Вот почему Ри[2] никогда не ожидала, что популярный парень, в которого она была тайно влюблена вот уже много лет, наконец-то заметит ее… и захочет.

Неделю назад на вечеринке у Джесси Ноулз он отвел ее в сторону и рассказал о своих чувствах, сказал, что хочет поцеловать ее, и от его слов она будто ожила.

Она мечтала об этом, но никак не ожидала, что это произойдет. Его улыбка, когда он держал ее за руки, стоя на заднем крыльце. Заходящее солнце, которое окрашивало небо в красный и оранжевый цвета, словно огонь. Эта его кривоватая улыбка… но не зубы. Быть сыном единственного дантиста в городе имело больше преимуществ, чем просто жить в хорошем доме. На мгновение она вспомнила о собственных зубах, кривых, хотя и белых от регулярной чистки, поэтому ответила ему натянутой улыбкой.

То, как он смотрел на нее тогда, глупая усмешка на его лице, когда его взгляд скользнул по ее губам, заставили ее нервничать и возбудиться одновременно. Когда он, наконец, поцеловал ее, она позабыла о том, что совсем недавно он расстался с Шарлин Эванс, самой красивой девушкой в школе. Она забыла о длинной череде других красивых девушек, которые были до Шарлин. Забыла о своих кривых зубах, одежде из «Уолмарт» и дерьмовых родителях. Все это не имело значения, потому что прямо сейчас, в его объятиях, он видел только ее, а она видела только его — им принадлежал весь мир.

Он целовал ее так страстно, словно она была единственной девушкой на свете. Это был такой первый поцелуй, которого заслуживали девушки с ровными зубами и более уважаемыми фамилиями.

Но Ри об этом не думала.

Она размышляла о том, как он прекрасен на вкус, как приятно чувствовать себя желанной для парня, которого она так долго любила. Парня, которого хотели все остальные девочки.

Мэддокс отстранился, глядя на нее с улыбкой в глазах, но не на губах. Он провел большим пальцем по ее нижней губе отработанным движением, таким взрослым и мужественным.

— Ты такая красивая, — пробормотал он с усмешкой.