Читаем без скачивания Лаг отсчитывает мили (Рассказы) - Василий Милютин

Василий Милютин

ЛАГ ОТСЧИТЫВАЕТ МИЛИ

(Рассказы)

Приказ адмирала

Никакие уговоры не помогли. Адмирал отказался лежать в каюте.

— Останусь в центральном посту, — сказал он командиру. — Здесь дышится легче. Не беспокойтесь, вам я постараюсь не мешать…

Из выкрашенных суриком брусьев, заготовленных на случай заделки пробоин, матросы сколотили раму, обтянули ее брезентом и установили наклонно. Получилось что-то вроде шезлонга. На нем-то и полулежит теперь обложенный подушками раненый командир бригады. Стянутая бинтами, судорожно вздымается его грудь. Хриплое дыхание перемежается удушливым кашлем.

Матросы, пробегая по узкому проходу, замедляют шаг и жмутся к переборке, чтобы не задеть постель. Лица удрученные, виноватые: не уберегли!

Над шезлонгом склонился капитан-лейтенант Солодов, командир корабля.

— Товарищ адмирал, разрешите повернуть в базу? Ваше положение очень тяжелое.

Раненый не отвечает. Голова закинута назад. Стиснуты веки. Так не бывает у спящих. Так бывает при страшной боли. Солодов обращает внимание на руки комбрига, большие, грубые — руки рабочего человека. Сжимаются и разжимаются пальцы, комкая сукно одеяла.

— Вы забыли, чего нам стоило дойти сюда… — слышит капитан-лейтенант прерывистый шепот.

— Нет. Но…

— Без всяких «но», командир. Приказываю: вперед!.. Слышите?.. Только вперед!

— Это немыслимо, товарищ адмирал. — В голосе капитан-лейтенанта отчаяние.

— Выполняйте мой приказ, командир… Если даже меня не станет.

Комбриг задохнулся в кашле и затих Подбежал корабельный врач, припал ухом к его забинтованной груди. Определил: обморок. И дрожащими руками открыл коробочку со шприцами.

Лодка по-прежнему идет на запад, экономическим подводным ходом: два с половиной узла — четыре с половиной километра в час. Пешеход шагает быстрее. Томительно текут часы. Безмолвно сменяются матросы на боевых постах. Только командир не знает отдыха. Настороженно вслушиваясь, не отрывая взгляда от приборов, он сидит в кресле у шахты перископа. Неподалеку тяжело, шумно дышит комбриг. Его присутствие чувствуют все, кто находится в отсеке. Даже когда он теряет сознание.

В редкие минуты, когда боль несколько стихает и дает думать, раненый адмирал перебирает в памяти события последних дней. По давней привычке пытается оценить, подытожить сделанное и увиденное.

Что он опять упустил? Неужели правы те, кто отговаривал его отправиться в этот поход? А отговаривали все. Командующий флотом целую неделю не давал согласия. «Пошлите любого командира дивизиона или флагманского специалиста. Разве мало у вас опытных офицеров?» Но ему, контр-адмиралу Градову, надо было идти самому.

Обязательно самому. Почему? Толком он не мог объяснить. Не будешь же докладывать Комфлота, что так велит сердце…

Нынешней весной он одну за другой проводил в море четыре лодки. Три не вернулись. Четвертая пришла изувеченной, с полуживым экипажем. Месяц подводники блуждали среди минных полей, подвергались беспрерывным атакам вражеских кораблей и самолетов. Но так и не прорвались в море.

Недавно на столе начальника политотдела Градов увидел большую стопку партийных билетов. Они принадлежали тем, кто не вернулся. Уходя в море, подводники все документы оставляют в базе. Адмирал открывал красные книжечки, всматривался в фотографии. Родные лица. Он гордился этими людьми. Не было предела их отваге и дерзости. Твердо верил: такие выполнят любую задачу.

И вдруг их не стало. Просто в голове не укладывается. Что случилось с ними? Этого никто не скажет. Подводники, как и разведчики, на войне погибают безыменными. Одно знает комбриг: до последнего вздоха они были коммунистами.

В кармане кителя у комбрига хранится тоже такая вот красная книжечка. Совесть большевика — вот что побудило его выйти в море.

Не размыкая век, адмирал горько усмехается. Если бы он знал, что в самом начале похода так бессмысленно попадет под пулю!..

Как это было?.. На рассвете лодка заряжала аккумуляторы. За перестуком дизелей не расслышали гула авиационных моторов. «Юнкерс» летел на бреющем, и его заметили, когда он был от лодки в каких-нибудь пяти кабельтовых. Враг хорошо освоил этот коварный прием. Может, не впервые он так нападает на наши лодки?

Треск пулеметной очереди комбриг услышал уже после того, как его сильно толкнуло в грудь.

…Тихо в отсеке. Сдерживая стон, морщится от боли адмирал. И от обиды: нелепо все сложилось.

А командир корабля сидит в своем кресле и тоже вспоминает то утро. Внезапное появление самолета ошеломило его. Погрузиться, увернуться от удара — поздно. Вывел из замешательства возглас адмирала:

— Огонь!

Артиллеристы носовой пушки мгновенно выполнили команду. После второго же выстрела «юнкерс» свернул с боевого курса. Сброшенные им бомбы разорвались в стороне от лодки.

Солодов подал сигнал срочного погружения. Адмирал шагнул к открытому люку — и зашатался. По трапу его спустили на руках. А до этого и виду не подал, чтобы не отвлекать внимание людей, занятых боем. «Железный человек», — думает о нем Солодов. В сущности, комбриг второй раз спас лодку от гибели. Первый раз — когда ее нащупали катера и забросали глубинными бомбами. Никакое маневрирование не помогало. Катера вцепились, как гончие. И тогда адмирал подвел Солодова к карте:

— Видите отметку девяносто три? Выходите сюда и ложитесь на грунт. Здесь впадина. Здесь сам черт нас не найдет.

И действительно, отсиделись в этой яме. Катера покружились-покружились и ушли.

Офицер взглянул на адмирала. Настоящий командир! Таким бы стать!

Солодов поднимает перископ. Прижавшись глазами к резиновым воронкам окуляров, поворачивает тугие рукояти.

— Пеленг сто двадцать, шум винтов! — докладывает акустик.

Капитан-лейтенант тотчас опускает перископ, приказывает боцману идти на погружение.

Начинается! Корабли приближаются стремительно.

Клекот их винтов проносится над головой. Лодку бросает так, что командир еле удерживается на ногах. Звенит разбитое стекло, гаснет свет. Все новые и новые взрывы сотрясают корабль. В слабом мерцании аварийного освещения командир отдает приказания рулевым и электрикам. Лодка меняет курсы, глубину погружения, скорость хода. А взрывы все грохочут и справа и слева, порой ужасающе близко. Нет, не уйти!

Командир решается на последнее. Будь что будет! В прошлом году он применил эту уловку. А вдруг и на этот раз поможет? Солодов поворачивает лодку влево и дает такие обороты электромоторам, что корпус начинает вибрировать. Грохот взрывов перемещается за корму и постепенно слабеет. Кажется, оторвались… Солодов облегченно вздыхает и приказывает застопорить электромоторы.

— Командир! — доносится до его слуха слабый голос.

Капитан-лейтенант подходит к адмиралу. Матросы сменили лопнувшие лампочки, и отсек снова залит светом. Комбриг из-под полуопущенных век смотрит на капитан-лейтенанта. Осунувшееся лицо Солодова искрится потом.

— Как вам удалось? — спрашивает комбриг.

— Ушел на минное поле. Сюда не сунутся.

— Не подорвемся?

— Нет. Мины ведь у поверхности. А мы прижимаемся к самому дну. Вот если магнитные попадутся… Но немцы сами их трусят и в своих водах никогда не ставят.

— Спасибо, командир.

Солодов пожал плечами: за что? Наоборот, он боялся, что адмирал отругает за риск. В прошлом году он потому и не сказал никому, что забирался на минное поле.

Заметив, что адмирал закрыл глаза, капитан-лейтенант удалился. Он и не догадывался, какую бурю мыслей вызвали его слова в голове комбрига.

Молодой командир не придавал значения своему открытию. А ведь это единственный выход. Ключ к решению всей задачи!

— Карту! — попросил адмирал.

Солодов взял карту со стола штурмана и развернул ее перед адмиралом. Комбриг всматривается в тонкую красную черту предварительной прокладки. Ее перенесли сюда из боевого задания, подписанного им, адмиралом Градовым. Красная линия извивается путаным зигзагом. Она тянется между минными полями, по узким фарватерам, которыми пользуется враг. С каким трудом добыты сведения об этих проходах! Флот терял людей и самолеты. Разведчики проникали во вражеский тыл, нападали на штабы, чтобы по захваченным документам определить лазейки в минных полях. Командир бригады посылал лодки по этим фарватерам. Считал, что так будет безопаснее: уж здесь не напорешься на мины. И забывал о том, что эти узкие проходы особенно тщательно оберегаются врагом, а наши подводники и уклониться не могут от удара: в узкости их маневр скован до последней степени…

— Где наше место, командир?

Капитан-лейтенант острием карандаша пометил точку на заштрихованном пятне. Такими заштрихованными пятнами— минными полями — покрыт весь залив.