Читаем без скачивания Вариант Пинегина - Сергей Снегов

Сергей Снегов

Вариант Пинегина

1

Министр поднялся навстречу Пинегину, усадил его в кресло, стал расспрашивать, как здоровье, как долетел, не было ли вынужденных посадок на новой трассе, не мешают ли весенние бури; потом вздохнул.

— А мы, Иван Лукьяныч, доживаем последние деньки в столице! Жду назначения в совнархоз — из далеких… Ну, не знаю, не знаю, специализация в министерстве нашем узкая, а в совнархозах — все, от производства блюмингов до ведер. Поначалу придется трудновато…

Пинегин на первые вопросы отвечал охотно, потом стал досадовать. С кем, с кем, а уж с ним не следовало заводить вежливых речей и выспрашивать о пустяках. И тому, что министр, десяток лет руководивший обширной отраслью промышленности, боится возглавить периферийный совнархоз, Пинегин не верил: министр тянул время, подготавливая какой-то трудный разговор. Пинегин догадывался, о чем пойдет речь, и сердился на проволочку. Он сам рубил сплеча и требовал этого же от других, даже от своих начальников.

Вслух Пинегин сказал с грубоватой шутливостью:

— Лучше здоровье не станет, зачитай я тебе хоть всю больничную карточку. И весна в наших краях как весна — мороз за тридцать, дуют циклоны.

Министр усмехнулся. В его желтоватых — пивного оттенка — глазах появилась лукавство. Он понимал нетерпение Пинегина и знал, что тот догадывается, зачем его внезапно — без предварительного уведомления для подготовки материалов — вызвали: в Москву. Но дело и вправду было нешуточное — торопиться не следовало.

— Предприятие у тебя, Иван Лукьяныч, огромное, — сказал министр. — Самое крупное в стране по нашему разделу металлургии.

— Предприятие здоровенное, — согласился Пинегин. — На масштабы не обижаемся.

— Помню, во время войны случалось у вас что с печами, на другой день я в Москве знал.

— Война опиралась на наши заводы, как на бетонную колонну, — подтвердил Пинегин. Он решил разом оборвать хождение вокруг да около. — Давай ближе, Алексей Семеныч… Что у вас стряслось необыкновенное?

Министр стал серьезным и строгим.

— Верно, необыкновенное. Правительство приняло решение: будете расширяться вдвое. Нужно срочным образом — в общих чертах, конечно, — предложить Госплану конкретный вариант реконструкции.

Именно этого сообщения и ожидал Пинегин. В пути от Ленинска до Москвы он перебирал в уме возможные причины вызова и остановился на двух самых достоверных — или его, Пинегина, перебрасывают на другую работу, или встал наконец вопрос о расширении комбината. А так как снимать Пинегина с занимаемого им пятнадцать лет поста некуда и незачем, то спешка с вызовом может быть объяснена только одним — реконструкцией.

Таков был ход мыслей Пинегина, теперь все это подтверждалось. Но хоть Пинегин я был уверен, что речь пойдет о расширении комбината, и готовился к беседе об этом, на несколько секунд у него захватило дыхание. Столько лет он ждал этого часа, столько было передумано планов, испытано надежд, пережито тревог, и вот — свершилось, осуществляется дело его жизни! Пинегин вспомнил, как месяца два назад тут же, в Москве, он встречался с министром на сессии Верховного Совета, о многом толковали, я о важном и о мелочах, но о том, что расширением комбината займется правительство, и намекам тот не упомянул, хитрый мужик!

Пинегин стукнул ладонью по столу и повторял, качая головой:

— Здорово! Нет, точно, здорово! Ну и новость, скажу тебе, просто поразительно!

Министр хохотал, глядя на Пинегина. Все произошло, как было задумано, хоть, скажи он об этом заранее, никто бы не поверил. На все было легко поднять крутого Пинегина — на грубый отпор, на категорическое «нет», даже на быстрое согласие с тем, над чем другие, зная, что все равно придется согласиться, неделями качают головой. Но вызвать удивление, радость, шумный восторг Пинегина — нет, это было не просто! Министр с удовлетворением подумал, какой смех поднимется, когда он расскажет: «Старика ошеломило, слова путного не выговорил, только крякал!»

Пинегин все не мог успокоиться, в такое возбуждение его ввергло известие. Утвержден хозяйственный план, он в действии, и такая крутая ломка программы — иначе не расценить, — эдакий здоровенный комплекс заводов расширить вдвое!

Министр рассмеялся:

— Только ли здесь ломаем! Новые возможности выяснились, вносим коррективы. — Он снова стал серьезным. — Так вот, Иван Лукьяныч, пришло время по-настоящему подумать, как будем справляться с нехваткой у вас коксующихся углей.

Пинегин отозвался:

— По-моему, никакого вопроса нету, Алексей Семеныч. Три года мудрили и спорили. Лучшего не придумаем, поверь! Нужно осуществлять разработанное, а не пускаться в дебри новых поисков, вот как я это понимаю.

Министр задумался, постукивая пальцами по столу. Пинегин следил за ним, готовясь спорить и доказывать. Но министр сказал:

— Значит, предложим «Вариант Пинегина»? Вам на месте, конечно, виднее, с этим приходится считаться. Ну, и о тебе знают, что ты не ищешь легких заданий.

Пинегин сказал ворчливо:

— Спасибо, что знаете хоть это во мне хорошее. А то, бывает, придешь к вам, чего о себе не наслышишься: и груб, и нетерпелив, и с интересами других предприятий не считаюсь, только о себе… Хозяйчиком крупного масштаба изображают — сам начинаешь верить, что такой.

— На ангела ты все же не похож, — возразил министр. — Крылышками не размахиваешь, скорее уж кулаками… Я, между прочим, так и знал, что ты свой вариант предложишь. Но не об этом сейчас пойдет у нас речь.

— Догадываюсь, что не об этом, — Пинегин усмехнулся. — И могу сказать, о чем. Сроки, конечно? У нас ведь с тобой как? Сперва ничего да ничего, а потом пожар, гони, немедленно! Так что вы намечаете в первой прикидке? Лет шесть на все строительство, так, что ли?

Министр покачал головою. Пинегин удивился:

— Не шесть, говоришь? По-моему, жестче трудно!.. Я рассчитываю: первую очередь строили восемнадцать дет, ну, времена не те, шагнули вперед основательно, шесть лет — в самый раз.

— В том-то и штука, что не шесть. Мы в Госплане, вроде как ты сейчас, предполагали на такое крупное дело отвести пятилетку. Нам предложили другую программу: три года на все строительство!

Пинегин только теперь понял, почему министр вначале держал себя так странно: долго не начинал беседы по существу, отвечал уклончиво, — все упиралось в сроки строительства. Министр не сомневался, что реконструкцию Пинегин примет с восторгом, но с такими жесткими сроками без нажима не согласится. Вот он и подготавливал почву. Пинегин с уважением покрутил головой. Умен, умен, соображает, как с кем держаться, недаром ему недавно бросили на совещании в ЦК: «Непонятно, почему Алексей Семеныч в промышленности командует, ему бы по иностранным делам — в ведущие дипломаты». Пинегин рассмеялся, вспомнив эту язвительную реплику, — министр посмотрел на него с недоумением.

— Ответственная задача, — сказал Пинегин в раздумье.

— Ответственная, — отозвался министр. — Нельзя нам дальше без солидного увеличения продукции твоего комбината. — Он добавил, откидываясь в кресле: — Ты понимаешь, Иван Лукьяныч, не вам одним понадобится показывать, на что способны: вся страна будет вас строить!

— «Вся страна»! — хмуро возразил Пинегин. — А разве и раньше не вся страна нас строила? На других надейся, а сам засучивай рукава — вот мой жизненный принцип, ни разу пока не подводил.

— Принцип хороший, — согласился министр. Он видел, что внутренне Пинегин уже примирился с тем, что, начав осуществлять дорогой ему проект, он взвалит себе на плечи неслыханно тяжелую ношу. «Вскоре гордиться станет, что считают его достойным этого сложного задании, он ведь такой», — размышлял министр.

Они стали обсуждать, что нужно сделать в самое ближайшее время, потом условились о совместной поездке в Госплан.

У двери министр вспомнил еще об одном:

— Награждать тебя собираются, Иван Лукьяныч. Будем праздновать сорокалетие твоей трудовой деятельности.

Пинегин уже слышал, что его юбилей собираются отмечать высокой правительственной наградой. Он не принадлежал к тем, кто ищет в знаках отличия смысл жизни, но упоминание о предстоящем чествовании было приятно. Он пошутил:

— Что-то вас не награждают. А начальство — сидите выше, глядите дальше.

— Не кресло же мое начальственное награждать! — отшутился министр. — А так — за что? Живу в столице рядом с театрами и музеями, не в твоих диких горах, по улицам езжу в автомобиле, и хочется пройтись пешком — временя нет. А что у тебя кабинет пообширней и пообставленней моего столичного, — это только мы с тобою знаем.

Пинегин улавливал горечь в словах министра. Конечно, министр ему не завидовал, он, как и Пинегин, не слишком ценил внешность, — дело было глубже. Они познакомились тридцать лет назад, вместе кончали Промакадемию, на одном строительном объекте начинали хозяйственную деятельность: Пинегин — начальником строительства, более молодой по годам министр — главным инженером. Все знали, что он без охоты, скорее даже с опаской, шел на министерскую работу и на нынешнем своем высоком посту часто с сожалением вспоминал о прежней суматошливой и энергичной жизни производственника.