Читаем без скачивания Ночной шторм - Юхан Теорин

Юхан Теорин

Ночной шторм

Каждый год на Рождество мертвые собираются в церкви. Но однажды им помешали. У одной старушки остановились часы, и она пришла в церковь в ночь накануне Рождества, а не утром, как следовало. В церкви было многолюдно и шумно, как во время заутрени. Но внезапно старушка увидела впереди своего ухажера времен далекой молодости, который утонул много лет назад. Он сидел на церковной скамье вместе с остальными…

Зима 1846 года

Здесь начинается моя книга, Катрин, — с года, когда был построен хутор Олудден. Для меня этот хутор был не просто местом, где мы жили с матерью: здесь я выросла и узнала, что значит быть взрослой.

Промышлявший ловлей угря Рагнар Давидсон однажды сказал мне, что хутор наполовину выстроен из бревен, подобранных после крушения немецкого корабля, перевозившего древесину. Я склонна ему верить. На стене в глубине сеновала, устроенного над коровником, на доске вырезаны слова: «Памяти Кристиана Людвига».

Я слышала, как мертвые шепчутся в стенах. Им столько нужно мне рассказать.

Вальтер Броммесон, сложив руки, молится Богу в своем крохотном каменном домике в Олуддене. Он молится, чтобы море пощадило его маяк.

Никогда еще он не видел такого мощного шторма, чтобы снег, принесенный ветром с севера, стоял белой стеной, сковывая все живое и превращая в лед.

Башни, Господи, позволь нам достроить башни…

Вальтер Броммесон построил в своей жизни немало маяков, но впервые ему пришлось работать на острове Эланд в Балтийском море. Вальтер приехал сюда в марте год назад и сразу принялся за работу: нашел людей, заказал глину и камень и сильных лошадей.

Свежая весна, жаркое лето, солнечная осень на побережье пролетели как один день. Работа спорилась, и два маяка медленно поднимались вверх навстречу небу. Но потом солнце исчезло, температура понизилась, и люди заговорили о приходе зимы с ее суровыми штормами. Его ждали, и наконец он пришел… ветер с севера… Однажды вечером он подобно дикому зверю набросился на мирное побережье.

Только под утро ветер начинает стихать.

Внезапно с берега доносится крик. Он врывается в темноту, укрывающую дом плотным колпаком, — пронзительный, душераздирающий вопль о помощи на чужом языке.

От крика Броммесон просыпается. И тут же будит измотанных работников.

— Кораблекрушение, — говорит он, — мы должны идти.

Сонные работники неохотно подчиняются приказу, но Броммесону удается вытолкать их всех на мороз.

Согнувшись, строители идут навстречу ледяному ветру. Броммесон поворачивается и с облегчением отмечает, что недостроенный маяк по-прежнему на месте. Смотрит в другую сторону — там ничего. До горизонта теперь простирается снежная пустыня.

Работники понуро смотрят на море. Но ничего не видно ни среди гранитных вол, ни на прибрежном песке, только сквозь шум моря доносятся слабые крики и треск деревянных балок.

Огромный корабль налетел на скалы, и через пробоины в трюм поступает ледяная волна. Но строители ничем не могут помочь. Им остается только стоять и слушать крики о помощи. Три раза они пытались спустить на воду лодку, но безуспешно. Видимость нулевая, волны накрывают с головой, и повсюду в воде — тяжелые бревна.

Потерпевший крушение корабль перевозил на палубе древесину. Налетев на скалы, он растерял свой ценный груз. Бревна оказались в воде. Прибитые волнами к берегу, они бьются и трутся друг о друга.

С появлением солнца среди сизых туч работники видят первое тело. Это молодой мужчина в десяти метрах от берега; руки его широко раскинуты, словно он до последнего пытался ухватиться за бревно.

Двое работников заходят в ледяную воду, берутся за намокшую рубаху и вытаскивают утопленника на песок.

Руки их немеют от ледяной воды. Мертвец крупный и тяжелый, и его приходится долго тащить на берег. Вода льется из одежды на песок.

Строители окружают утопленника. Никто ничего не говорит. Все боятся коснуться мертвеца.

В конце концов Броммесону приходится перевернуть труп.

Утопленник — моряк с густыми черными волосами; широкий рот его полуоткрыт, словно он последний раз пытается глотнуть воздуха. Неподвижные глаза смотрят в серое небо.

На вид ему не больше тридцати. Может, холостой, а может, отец семейства — кто знает. Но он погиб в чужом краю, даже не зная названия острова, у берегов которого корабль потерпел крушение.

— Нужно будет вызвать пастора, — сказал Броммесон и закрыл мертвецу глаза, не в силах вынести этот невидящий взгляд.

Спустя три часа на берег вынесло еще пять мертвых тел и обломок доски с названием судна: «Кристиан Людвиг — Гамбург».

И бревна. Сотни бревен…

Весь груз теперь принадлежит шведскому государству, тому, что строит маяки на Олуддене. В руках строителей внезапно оказалась прекрасная сосновая древесина стоимостью сотни шведских талеров.

— Мы должны вытащить все бревна и спрятать подальше от любопытных глаз, — объявил Броммесон.

Сказав это, он обвел глазами заснеженную равнину. На острове почти нет леса, но теперь вместо небольшого каменного дома смотрителя маяка, как это планировалось, они смогут построить большой деревянный хутор.

Перед глазами Броммесона тут же возник большой хутор с просторным хозяйским домом со множеством комнат и залом. Теплое и удобное жилище для тех, кто будет присматривать за его маяками здесь, на краю мира.

Но этот хутор будет построен из дерева, выброшенного на берег после кораблекрушения, а это может повлечь за собой несчастье. Чтобы предотвратить беду, нужно как-то задобрить духов. Может, построить им часовню. Часовню в память обо всех умерших у этого берега, в память обо всех бедных душах, покоящихся в неосвященной земле.

Мысли о доме не оставляют Броммесона. В тот же день он начинает отмерять землю. Но когда шторм стихает и строители принимаются вытаскивать из воды бревна и складывать их в штабеля, в ушах у них по-прежнему звучат крики тонущих.

У меня нет никаких сомнений: те строители так и не смогли забыть крики умирающих моряков. И я знаю, что они с трудом приняли решение Броммесона построить из вынесенных на берег бревен хутор.

Хутор, построенный из бревен, за которые цеплялись умирающие в свой последний час… Нам с матерью стоило хорошо подумать, прежде чем поселиться там в конце пятидесятых. Да и тебе не стоило этого делать тридцатью годами позже, Катрин…

Начни новую жизнь в деревне!

На продажу выставлен хутор Олудден в северозападной части острова Эланд.

Описание. Большой хутор смотрителя маяка, построенный в середине девятнадцатого века, расположен в уединенной части острова с великолепным видом на море. Всего триста метров до пляжа и никаких соседей поблизости.

Большой сад с лужайкой идеально подойдет для детей. Неподалеку — птичий заповедник и роща, вокруг хутора — луга и поля.

Строения. Красивый двухэтажный деревянный хозяйский дом (без подвала) площадью двести восемьдесят квадратных метров. Нуждается в небольшом ремонте. Построен из прочных деревянных бревен. Черепичная крыша. Застекленная веранда. Пять печей для обогрева. Сосновый пол. Горячая и холодная вода, но частная канализация.

Дом для прислуги площадью восемьдесят квадратных метров. Электричество и вода подведены. После небольшого ремонта строение можно сдавать в аренду.

Сарай площадью четыреста пятьдесят квадратных метров в относительно плохом состоянии.

Статус. ПРОДАНО.

Октябрь

1

Звонкий детский голос пронзает тишину темных комнат:

— Мама!

Он вздрагивает, вырываясь из пещеры сна, где было так темно, тепло и уютно. Просыпаться — болезненно. Глаза открыты, но сознание еще спит… Не понимаешь, кто ты, где ты. В голове — обрывки воспоминаний… Этель? Нет, не Этель… Катрин, Катрин… Он отчаянно моргает, пытаясь различить что-нибудь в кромешной тьме.

Еще пара секунд, и ему вспоминается собственное имя. Йоаким Вестин. Его зовут Йоаким Вестин, и лежит он в двуспальной кровати на хуторе Олудден на севере Эланда.

Он дома. Уже вторые сутки. Его жена Катрин с детьми живут здесь уже два месяца, а он приехал только вчера.

01.23. Цифры на часах — единственный источник света в комнате без окон.

Звука, разбудившего Йоакима, больше нет, но он знает, что ему не померещилось. Даже во сне он слышал стоны, доносившиеся из другой части дома.

Рядом с ним в кровати Катрин. Она крепко спит, повернувшись спиной к нему и натянув на себя одеяло. В темноте он различает контуры тела жены и чувствует исходящее от нее тепло. Она спала здесь одна почти два месяца, сам же Йоаким жил в Стокгольме и приезжал только на выходные. От этого плохо было всем.