Читаем без скачивания Ёлочка - Александр Селин
- Категория: Поэзия, Драматургия / Драматургия
- Название: Ёлочка
- Автор: Александр Селин
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Селин
Ёлочка
Новогодняя трагедия
Действующие лицаОльга – 42 года, хозяйка квартиры
Друзья ее молодости, с которыми она давно не виделась, бывшие альпинисты:
Макшев – 43 года,
Дыбин – 45 лет,
Кожин – 49 лет,
Чигитанский – 44 года, риелтор, удачливый предприниматель.
Ближе к финалу появляются:
Милиционер,
Врач (женщина),
Практикантка.
Возможно появление фигур, иллюстрирующих монологи (почти эстрадные монологи) Чигитанского и Дыбина. Эти люди существуют как бы в воображении героев.
Все события разворачиваются в реальном времени, в одной комнате, в преддверии Нового года.
Еще одна особенность пьесы. Значительную часть времени герои говорят странным языком, сравнения, которые употребляют, поспешные и не очень удачные. Такое часто бывает, когда желание сказать опережает умение сказать. Кроме того, неказистая речь является результатом не очень высокой культуры и сильного возбуждения. Так говорят в состоянии негодования, радости, отчаяния, благостной эйфории и т. д. В конце концов, первые лица страны: Горбачев и Черномырдин почти всегда говорили подобным образом.
* * *Ольга одна в гостиной. Ожидает гостей. Наряжает елку. Рядом накрытый стол. Положив коробку с игрушками на стол, Ольга садится и начинает рассуждать сама с собой.
Ольга. Когда декабрьское солнце, прикрытое облетающей веткой, уступает место снежистым комьям, то сразу не верится, что Новый год уже за дверью вместе со шкурками мандаринов и друзьями, которых нужно оставить на раскладушечном полу. По друзьям не поймешь, особенно когда они храпят спиной вверх, где та самая искренность чувств, которая считается любовью… Поэтому представляешь, как все было иначе… и цвет запахов, и духовистые одуванчики с отдаленными криками, и первые воробьи… Птюнчики, птюнчики разные вокруг и прилив нежности, как это бывает у печеного костра с тлеющей картошкой… А еще бывает, когда защемило сердце и вот тут вот гукает от переизбытка чувств (прислоняет ладонь к груди.). Гук-гук-гук… А потом затихает. Это, знаете, как бархатная травица под слоем ветра: шу-шу-шу и не дает успокоиться ни на секунду. Наверное, это и есть любовь… Но в кого? А ведь мне уже сорок два года. Много это или мало? Наверное, достаточно. Ведь я не видела их уже двадцать лет.
Ольга берет коробку с игрушками со стола, кладет себе на колени, манипулирует игрушками. Каждая игрушка у нее означает знакомого человека. Ее приятель по фамилии Макшев – желудь, Кожин – чайничек, Дыбин – зайчик, Чигитанский – ящерица, милиционер – помидор и т. д. Рассуждая о ком-нибудь из них, она держит соответствующую игрушку перед собой.
И всё-таки, почему мы тогда расстались? Может быть, из‑за драки? Какая это теперь кажется ерунда… Наоборот, даже оригинально получилось, это был единственный Новый год, который я встречала с милицией и «скорой помощью»… Ну-ка попробую восстановить… Сначала Макшев, Кожин и Дыбин подарили мне одинаковые духи. Они все трое были альпинистами и мечтали покорить высоту, на которую ещё никто никогда не залазил. Макшев…
Идут воспоминания. Возможна короткая иллюстрация этих воспоминаний где-то далеко, на втором плане. Друзья, о которых она рассказывает, скажут по фразе в соответствии со своим характером или дурной привычкой. Как бы «голоса из прошлого».
Макшев меня безумно любил и всё время напивался от неразделённого чувства. Кожин… Кожин тоже любил, но очень переживал из‑за своего возраста. Ему тогда было больше всех, двадцать девять… Интересно, а сколько ему сейчас? Двадцать девять прибавить двадцать… Получается сорок девять. Ой, как время летит! Может, я зря их пригласила? Мы же друг друга не узнаем… А любила я Дыбина. Вот он, мой зайка… У него, правда, была дурная привычка детства: он любил батарейку прикладывать к языку, чтобы было кисленько… Но ничего, я всё равно его любила… А ещё мы пели. Ой, как мы умели петь! Сейчас так не поют…
Пора в дорогу, старина, подъём пропет,Ведь ты же сам тогда в дорогу, старина.
А потом пришёл Чигитанский, жадная харя, и стал выпендриваться. И тут Дыбин набросился на Чигитанского! Смелый, смелый зайка… А потом приехала милиция. Милиционер такой симпатичный. Сказал, что умеет гадать на ладони. Знаем мы эти ладони. Сначала ладонь, потом массаж, потом… А потом приехала «скорая помощь». Врачиха такая злая-презлая. И медсестра дура-предура. Представляете, влюбилась в мертвецки пьяного Макшева! И это называется профессиональные медики. Ой, как смешно было! А мы, как дураки, двадцать лет не встречались. Только сейчас понимаю, что нельзя было разбрасываться друзьями. Лучшие – это те, кого давно знаешь.
Напевая песню из фильма «Карнавальная ночь», Ольга встает, подходит к елочке с коробкой в руках, развешивает игрушки.
Вот они у меня в коробочке, и все они мне дороги и милы. Я вас всех до одного люблю… и тебя, Макшев, люблю… И тебя, Кожин, люблю… И тебя, Чигитанский… Хотя нет. Тебя, Чигитанский, я не очень люблю! Даже совсем не люблю… Но я тебя всё равно повешу на ёлочку. Вот так, пониже: ниже Макшева, ниже Кожина за то, что ты такой жадный и бессовестный! А выше всех у нас будет сидеть Дыбин. Вот он, мой зайка. Ты будешь на ёлочке выше всех! Моё место за столом вот здесь. И будешь на меня смотреть, Дыбин! Всё время смотри на меня и не отворачивайся, понял?! Дыбин, Дыбин, Дыбин, Дыбин… Вот какой ты у меня послушный! Ты всегда будешь таким послушным? (Прислонилась к зайчику и говорит шёпотом.) Я тебя больше всех люблю!
Целует зайчика. Напевая песню, Ольга выходит на передний план. В это время сзади подкрадывается Макшев в маске Деда Мороза. Он осторожно ставит подарок на стол и хватает Ольгу за талию сзади.
(Очень сильно испугалась.) А-а-а!
От волнения и испуга оба говорят путано и сбивчиво.
Макшев. Оленька, что с тобой? Это я, Макшев, не узнаёшь? Дверь без паспорта, а рифлёный коврик один на двоих… Двадцать лет не виделись… А у подъезда домофон вырвали, словно подгузник… Ну я и вошел… Не узнаёшь?
Ольга. Узнаю… Где тебя черти… Чтоб тебя подгузником по то самое место… Без паспорта.
Макшев. Тебе же нравилось, когда сзади хватают «на угадаешь»…
Ольга (потихоньку приходит в себя). Я любила, когда глаза закрывали сзади, а не за талию! Ты забыл?
Макшев. А-а-а-а, ну прости! Двадцать лет всё-таки! Давай я тебя, как положено, – за глазницы, сзади, из‑за головы!
Ольга. Нет, а то сейчас до трех… И вон коврик рифленый!
Макшев. Оля, но все-таки…
Ольга. Ты что, букв не понимаешь?! Коврик! (Указывает ему на дверь.)
Макшев (присел, слегка расстроился). Вот так… Двадцать лет… ни то ни сё… и взять вот так, перечеркнуть… как стеклорезом по колену… (Показывает на свой подарок.) А я вот… Подарок… И ёлочка у тебя весьма и весьма… Я помню, ты любила соответствие: игрушка – парень, игрушка – ещё один…
Ольга. Я и сейчас так…
Макшев. О-о-о! Тогда попробую «на угадаешь»… (Смотрит на игрушки, висящие на елочке.)
Ольга: Чего??? (Резко оборачивается.)
Макшев. Да не здесь «на угадаешь»! (Хлопает себя по заднице.) Здесь я уже обжёгся… Я про ёлочку (показывает на висящего зайчика.). Раз, два, три! Это я?
Ольга. Нет. Это Дыбин!
Макшев (расстроился, заревновал.) А-а-а… Дыбин… Ну конечно, Дыбин. Если симпатичный, то Дыбин… Как мандарин, так Дыбин! Я ещё двадцать лет назад понял, что Дыбин… А оно, оказывается, и сейчас! Дыбин… Неизменчива женщина, как ветер и сквозной пароход… Втемяшит в голову «Дыбин» – и хоть колом чеши или муравейник поливай…
Ольга. Какой ещё муравейник?
Макшев. Не знаю… Так в народе говорят… (смотрит на ёлочку.) А я, извольте, кто тогда вишу? Вот эта ящерица?
Ольга. Нет. Ящерица – это Чигитанский, а ты – жёлудь.
Макшев. А-а-а… Ну хорошо, хоть жёлудь, а не Чигитанский… Жёлудь! Безликий, безмолвный, сосновый жёлудь! А я ведь на гитаре научился (с надеждой смотрит на неё.) И всё равно жёлудь?
Ольга. Жёлудь.
Макшев. А если бы пианино научился? Всё равно жёлудь?
Ольга. Жёлудь.
Макшев. А если бы машину водить?
Ольга. Жёлудь!
Макшев. А если б луну с неба, как Лев Толстой?!