Читаем без скачивания Грации солнца. Приманка для зверя - Андрей Шулятьев

Грации солнца

Глава первая. Надломленная жизнь

Неудачная охота

Встретив априку, одетую, как простая горожанка, вы безошибочно узнаете её по сочетанию светлых, как у варваров, волос и зелёных глаз. Причём зрачок априки обрамляет чёткая жёлтая корона. Говорят, что во время сражения эта корона растёт, окрашивая глаза априки в жёлтый цвет, однако я не нашёл ни одного заслуживающего доверия свидетельства, доказывающего этот миф.

Квинтус Секстус Нониус. Априка.

   Гладий рассекал воздух, издавая еле слышный вой; остриё несло то влево, то вправо, открывая тело неумелого мечника. В движениях клинка читалась молодость пальцев, сжимавших рукоять, желание завершить бой одним мощным разящим ударом. За кончиком меча непрерывно следили два внимательных глаза. Они успевали сообщить ногам, когда и куда следует уклониться до того, как противник успеет претворить свои замыслы. В глазах застыл опыт прожитых лет, даривший лицу спокойствие, невозмутимость. Зрачки провожали взглядом остриё, пока разум считал количество взмахов и уколов: "Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре... Дури в нём немерено..." Мужчина крепче сжал гладий, ретируясь. Ровная поляна, усыпанная мелкой тёмно-зелёной цветущей россыпью фиолетовых точек травой, уходила вперёд, оставляя спине вьющиеся кустарники. Мужчина не забыл о них, но сделал ещё два шага назад. Под ногой хрустнула ветка; противник вздрогнул и на мгновение замер; юные руки подрагивали от усталости.

   -- Рака!

   Лёгкие мужчины освободились одновременно с выпадом; звон клинков заполнил пространство. Юноша не смог удержать рукоять; гладий отлетел в сторону, выполов пару пучков луговой травы.

   -- Мани, ты всё такой же баран! Мыйо тебя раздери! Чего машешь как попало? Бей осмысленно! Ты же умеешь! Мы, квириты, не варвары какие-нибудь: в боях берём холодным расчётом.

   -- И... Извините. Учитель. Кезо, -- выдавил юноша, переводя дыхание.

   -- Извините, -- передразнил мужчина. -- С такими махами никакой силы не хватит, а врагу достаточно держаться подальше, поймать тебя на ошибке -- и всё! -- учитель резко взмахнул мечом. Остриё пронеслось в миллиметре от глаз Маниуса; ученик отпрянул.

   -- Голова уже будет лежать на земле, -- подытожил Кезо и вернул гладий в ножны.

   -- Извините, -- повторил Маниус, поправив волосы на лбу.

   -- Ладно. Не кисни. Тебе всего семнадцать, а силы -- как у лучшего быка моих соседей-маслоделов! -- Кезо рассмеялся, перепугав звонким хохотом мелких птиц. Те хором вспорхнули с насиженных веток.

   -- Для второго дня ты машешь отлично. Подбери меч!

   Маниус вздрогнул.

   -- Сейчас.

   Юноша поднял гладий, рефлекторно вложив его в ножны. "Дури немерено. Едва не задел меня: весь в дядю. От тёти хитрости не перепало. Оно к лучшему", -- рассуждал Кезо, следя за учеником.

   -- Учитель, а что значит "рака"?

   -- Клич восточных варваров, означает "смерть", -- объяснил мужчина. Маниус тем временем взглянул на Солнце. Звезда готовилась коснуться крон западного ельника, тянущегося до предела видимости. Порыв ветра принёс с собой резкий запах гари, смешанный со свежими лесными ароматами.

   -- Где-то сосна пластает, -- обронил ученик.

   -- Пластает, -- согласился Кезо. -- Скоро смеркается: пора по домам.

   Учитель и ученик неторопливо шагали, позволяя глазам изучать всё, что только покажется им интересным. Неумелый мечник оглядывал поля, засеянные пшеницей и льном, вдыхал терпкий злаковый аромат. Лес остался за спиной, так что спутникам приходилось взирать на однообразное море желтеющих колосьев. Глаза скользили по нему, не находя ничего достойного внимания. Радовала лишь толщина зёрен.

   -- Похоже, урожай будет хороший, -- заметил Маниус.

   -- Не пристало лучшему ученику лучшего в Флумун-викусе кузнеца думать о пшенице! -- воскликнул Кезо. Маниус внимательно посмотрел в карие глаза учителя, затем на огрубевшую за годы работы физиономию да слегка оттопыренные уши, веселившие его из года в год. Взгляд юноши выразил несогласие.

   -- Почему? Вы попросите больше зерна за ваш товар...

   -- Ха! -- Кезо ударил ученика по плечу. -- Сечёшь! Если налог не увеличат... даже если и увеличат на пару камней с мешка, всё равно удастся купить зерна на две зимы, -- Кезо задумался. -- На всякий случай...

   -- Да, -- согласился ученик, -- в этом году мы куём больше, чем обычно.

   -- Сын писал, что варвары появились у восточных рубежей. Эллины натравили, чтоб их... -- пояснил Кезо без должной радости. -- Ладно хоть дела наши в гору пошли, горн и сейчас не остывает. Гляди, даже отсюда кузня дымит.

   -- Где? -- спросил юноша, ища глазами знакомую трубу.

   -- Да вон: за горизонтом. Скоро и деревня наша появится, -- ответил мужчина, указывая пальцем в низину.

   -- Точно, -- без интереса подтвердил Маниус. -- Она.

   Очерченная земляным валом деревня Флумун-викус виднелась за холмом. Вытянутая вдоль реки двумя параллельными улицами, обозначенными наставленными каждый на свой лад кирпичными домами, окружёнными бревенчатыми навесами, сараями, огородами с зеленеющими посадками, деревня ничем не отличалась от тысяч других, разве что вал вокруг насыпали немного выше. И не стоять ей здесь, если бы не каменный мост, возведённый забытым консулом для снабжения снедью рубиновых шахт.

   Не реже чем раз в месяц деревню проезжали охраняемые сотнями воинов караваны, везущие в столицу необработанные рубины. Часто гружёные сундуками телеги ставили на площади, пережидая ночь, что позволяло местным выгодно продавать свои нехитрые товары. Легионеры охотно брали свежую еду и добротное оружие, потому и население деревни, не считая рабов, состояло из фермеров, кузнецов да их семей.

   Издалека даже не зоркий глаз узнавал Флумун-викус по выбеленному двухэтажному постоялому двору и прилегающей к нему конюшне, но это -- только когда кузница Кезо, как сейчас, не дымила на всю округу.

   -- Вот что значит новая длинная труба! -- хвалился кузнец. -- Теперь жар -- хоть камень плавь! Учись у старика: мастерство в любом деле исходит из доброго сердца, умелых рук, чистого рассудка. Не имей мы этого, разве сложили бы новую трубу так ладно да споро? Никогда! А теперь? Взглянешь -- глаз радуется! Мать твоя до чего мастерица была: хлеб пекла -- объедение! Я всё своей говорил: "Учись", да она -- простофиля... -- Кезо осёкся. Он взглянул на ученика, более не разглядывавшего окрестности. Глаза Маниуса неотрывно изучали натоптанную тропу, поникшее лицо выражало лишь печаль.