Читаем без скачивания Не пытайтесь это повторить - Надежда Первухина

Надежда Первухина

Не пытайтесь это повторить

Посвящается Наталье Батулиной и Зинаиде Тагильцевой. Потому что они хорошие люди! А хорошим людям нужно посвящать книги. Сережа и Жан Поль — и вам, и вам!

Если за тобой закрылась одна дверь, не остается ничего другого, как найти и открыть другую.

…Граница, разделяющая живых и мертвых, подчас бывает смутной и зыбкой.

— Когда мертвые отпустят живых… живые смогут жить дальше.

— А мертвые?.. Нам-то куда деваться? Ответа не было.

Некоторые вещи терпеть просто невозможно.

Например, чайник со свистком. И кто его только придумал?! От нормальной посуды, каковой, несомненно, является чайник, просто не ожидаешь такой пакости, как свист. Стоишь себе на кухне, замечтавшись, и тут на тебе. Сирена! Вой! Рев переполненных трибун! Ничто не сравнится с этим противным свистом! К тому же, если вам интересно, этот свист отпугивает домовых. Адом без домовых — это все равно что кладовка без швабры. Вот так-то.

Впрочем, свист чайника — это все так. В прошлом.

Я к тому, что некоторые вещи невозможно терпеть.

Сейчас.

Личинки.

Просто спасу от них нет. Только приведешь себя в порядок, сияешь, как новый гривенник к Пасхе, — идешь гулять, прилично и со вкусом одевшись, и вдруг… откуда-нибудь из рукава выползает… Собеседник (если таковой на данный момент имеется), конечно, деликатно постарается ничего не замечать. Но тебе-то самой! Противно!!!

Чего я только не перепробовала! И специальные мази, и новомодные аэрозоли, даже таблетки пила, хотя вода, которой их запиваешь, разрушительна для моего организма. В конце концов пришлось поднакопить деньжат и пойти на поклон к нашей местной знаменитости — колдунье и ведунье Бабе Зине Мирный Атом.

А она мне с порога прямо так и заявляет:

— Таких, как ты, не обслуживаю!

— Почему?

— Потому что это противно человеческой и божественной природе.

— Что противно?

— Ваше существование.

— А если я денег дам?

— Не приму. Уходи по-хорошему, пока я на тебя сторожевого демона не напустила.

Вот и весь разговор. Сторожевого демона она напустит. У нее его отродясь не было, сторожевого демона-то. На них тратиться надо, а, по слухам, баба Зина тратиться ой как не любит.

В общем, осталась я со своей неразрешимой проблемой один на один. Хотя нет. У наших, практически у всех, эта проблема также стоит на первом месте. Потому что эти проклятые личинки мешают нормально существовать.

Подчеркиваю: существовать.

Не жить.

Я не человек, как вы уже догадались, хотя была им когда-то. Я умертвие. Нет, не зомби и не труп, восстановленный с помощью гальваники. Я — мертвец, возвращенный в этот мир благодаря магии. Именно магическая сила и подпитывает мое существование, давая возможность двигаться, разговаривать, работать, мыслить. И самое главное, не разрушаться. Не истлевать.

Я умерла, когда мне было двадцать пять лет. СПИД. В первой жизни я была девочкой, которая не отличалась хорошим поведением. Я дружила с метом, коксом, герычем и людьми, которые все это могут поставлять. Один из таких людей как-то затащил меня в постель и наградил ВИЧ-инфекцией. Помню, для меня это была страшная трагедия… Родители, когда узнали… Впрочем, родители мои и до того были отравлены самим фактом моего бытия. Да и как иначе? Дочь, которая училась в университете на археолога, коллекционировала китайских куколок и вела пристойный образ жизни, вдруг резко из этого самого образа выпала и связалась с нехорошими парнями. Отчаявшись образумить меня, родители сделали мне подарок: купили право на посмертное восставление. Они верили, что так после смерти я смогу вести достойное существование и окончу-таки университет.

Все бы ничего, но проклятые личинки!!!

Вот сейчас я набираю эти строки на компьютере, из музыкального центра звучит "Пещерный город Инкерман" Дидюли, а левая ладонь начинает знакомо так чесаться. Перестаю печатать, отнимаю руки от клавиатуры, смотрю на ладонь. Не проходит и пяти секунд, как в ее середине вспухает бугорок. Еще через секунду кожа вспарывается, и на свет является личинка — омерзительнейшее белесоватое существо с лоснящимся тельцем — и споро так ползет по пальцам. Я давлю ее, содрогаясь от отвращения. Мне еще повезло. У меня за день набирается всего четыре-пять личинок, тогда как из других моих знакомых умертвий они сыплются просто пригоршнями. Да и сохранность у меня получше. Все-таки родители, спаси их господи, к хорошей ведьме-реаниматору меня свезли.

Помню свое умирание. Это было тяжело и грязно. Я лежала в палате больницы для ВИЧ-инфицированных и выворачивалась наизнанку. Меня мучила ломка, от которой не спасало уже ничего, особенно длинные разговоры с психотерапевтом. Свет мерк в моих глазах, дикая боль раздирала тело, которое хотело только одного — дозы. И тут появился врач.

— Лиза, я пришел с вами поговорить.

Лиза — так меня зовут. Точнее, звали.

— Убирайтесь к черту! — сумела выдавить я и вцепилась в кровать. Мне мерещилось в моем бреду, что меня уносит, как дырявую шлюпку от тонущего корабля.

— Лиза, нам обязательно нужно с вами поговорить. Вы в плачевном состоянии.

— Без тебя знаю, психолог недоделанный!

— Попробуйте дышать медленно и ровно.

— И что?

— Боль немного отойдет. Позвольте руку. Я измерю ваш пульс.

Он взял мою руку, и боль отошла. Но вместе с тем я почувствовала, как начали холодеть и неметь мои ноги.

— Подождите… — прошептала я.

И тут в палату вошли мои родители.

— Лизочка… — заплакала мама. — Кровиночка моя!

Отец молча вытирал слезы.

— Вы что? — деревенеющим языком спросила я. — Я же еще не умираю.

А врач все держал меня за руку, держал…

И рука моя холодела.

И на миг мне приоткрылось…

Лица у психотерапевта не было. Вместо него был скалящийся череп с огоньками в пустых глазницах. А больничный халат преобразился в саван, рваную шелковую хламиду, пропахшую тлением.

Но это только на миг.

А потом мое сердце остановилось.

Психотерапевт поднялся и вышел из палаты.

Родители упали на колени возле моей кровати и зарыдали в голос.

А я отстраненно наблюдала за этим, глядя на свое исхудавшее уродливое тело. Я стояла у входа в тоннель. Он, этот вход, был невероятно черен, и впервые я ощутила такой страх, что передать невозможно. И тут из его черноты появился некто.

Он протянул мне то, что с натяжкой можно было назвать рукой:

— Идем!

Я задрожала и прижалась к остаткам реальности, словно они могли меня защитить и удержать.

— Нет!

— Идем. У тебя все равно нет другого выхода.

И тут что-то засияло, как свечка, внесенная в темную комнату.

— Что ты здесь делаешь, Алаэль? — спросил тот, что был от тьмы, — Нет тебе части в ней. Она жила неправедно. Я забираю ее душу.

— Ты не можешь забрать ее душу, Имхореп, — печально и музыкально сказал Алаэль. — Ее душа обречена скитаться между мирами. Ее родители приготовили ей посмертное восставление.

— Проклятье! Но и тебе не достанется ее душа, Алаэль!

— Я буду наблюдать за нею.

— Я тоже.

И тут я рванулась в свое тело. Оно было таким родным, таким привычным. И…

Не смогла в него войти.

Тело было словно окружено невидимым, но прочным коконом.

И я поняла, что отныне буду болтаться рядом с ним, как воздушный шарик на веревочке.

Кстати насчет тела!

Когда и как его будут восставлять?

Родители между тем перестали плакать. Мама оправляла на моем трупе одежду (жуткого цвета пижаму), а отец звонил кому-то по мобильному телефону:

— Благословенны будьте, Юлия! Моя дочь умерла. Полагаю, минут пять назад. Тело еще не успело остыть. Хорошо? Вы вылетаете? Будем ждать. Да, Пятая городская больница имени Семашко. Третий этаж, палата номер двадцать семь.

Через несколько минут (или через вечность — время утратило для меня привычное значение) дверь палаты открылась, и вошла молодая женщина какой-то особой, оригинальной красоты.

— Благословенны будьте! — мелодичным голосом сказала она.

— Благословенны будьте, Юлия! — хором ответили мои родители, и я поняла, кого они наняли в качестве реаниматора. Знаменитую ведьму Юлию Ветрову. А я и не знала, что ко всем прочим своим талантам она еще умеет и мертвецов восставлять.

Юля подошла к моему телу, приложила два пальца к шее. Меня дернуло как током, а на шее, когда ведьма убрала пальцы, остались отметинки, будто от ожогов.

— Надо ее немедленно перевозить в мою лабораторию, — сказала Юля. — Сейчас самое подходящее время.