Читаем без скачивания В постель - Элизабет Мэсси

Элизабет Мэсси

В ПОСТЕЛЬ

На Мэгги желтое платье, яркое, как новый одуванчик во дворе, и мягкое, словно ножки грибов, что Мэгги находила в лесах вокруг фермы. На нем не так уж много пятен, всего пара клякс на подоле. Мама Рэндольф — мать Квинта и свекровь Мэгги — сегодня утром отутюжила это платье и со снисходительной улыбкой отдала его невестке, прежде чем снова заперла дверь в спальню. Мэгги знает, что Мама любит это платье, ведь оно совсем не напоминает об ужасном положении, в котором они оказались, как вся оставшаяся ее одежда — перепачканная и окровавленная.

Освежающий ветерок дует в окно и колышет шторы, но умирает в комнате, потому что окошко всего лишь одно, и вылететь ему некуда. Летняя жара поселилась в доме и расположилась здесь надолго.

Дождя не было уже четырнадцать дней. Мэгги отмечала дни в календаре «Шенадоа Дэйри», который она хранит под кроватью. Мама не вспоминала о внучке уже почти месяц; это Мэгги тоже отмечает. Улыбка Мамы Рэндольф и свежевыглаженное платье подсказывают Мэгги: пришло время нового оборота цикла.

Мэгги снует от кровати к окну и обратно. В углу возле двери стоит стул, но его обивка неприятно пахнет, и Мэгги не хочет на него садиться. Матрац на кровати пахнет еще хуже, но один его край чист, и Мэгги ложится на него, если устает. Она шагает по комнате, ощущая, как легко покачиваются волосы, когда она водит головой взад-вперед, вспоминая теплые от солнца волосы Квинта и темные кудри, делавшие его грудь самой лучшей подушкой.

У окна Мэгги глядит сквозь москитную сетку на огороженный цепью дворик. Сорняки там так разрослись и спутались, что напоминают дикую лесную чащу. Ограда увита жимолостью. Видна старая песочница, в которой Квинт играл ребенком. Песок смешался с землей, и теперь песочница стала домом для тунбергий. Мама ждет ребенка, который сможет снова играть во дворе. Она говорит, что когда дитя появится, они с Мэгги вычистят двор и сделают такую площадку, что позавидует любой ребенок во всем округе Нортон.

Как-то Мэгги сказала, что не уверена, будут ли еще дети в стране вообще, и Мама ее отлупила.

На тумбочке у кровати Мэгги стоит треснувшая ваза с букетом из купыря, душистого горошка, красного клевера и цикория. Мама сказала, что это подарок Квинта, но Мэгги знает, что Квинт теперь никому не дарит цветов. За вазой — фотография Мэгги и Квинта в день их свадьбы три года назад. Мэгги в белом платье до пола, в руке — белая гвоздика. Квинт смущенно улыбается в камеру, борода только начала расти — тень, накрывшая нижнюю часть лица. Бороде нужно еще месяца четыре, чтобы она устроила Квинта, а вот его мать она не устраивала никогда.

— Живешь в моем доме — будешь делать то, что я скажу, — говорила она Квинту. И хотя Мэгги соглашалась с ее правом ставить условия и могла жить по правилам свекрови, Квинт всегда делал, что хотел, подшучивая над матерью и одаривая ее лестью. А ночью, уединившись с Мэгги, он, лежа в ее объятиях, обещал, что вот-вот накопит достаточно денег и построит небольшой домик у реки на подаренном матерью акре земли.

Но это было в прошлом, в те времена, когда Квинт работал на ферме у матери и подрабатывал вечерами на заправке на Трассе 146. Тогда у них был счет в «Фермерском банке» в Хэнфорде, а счастливая Мэгги собирала ненужные свекрови тарелки для того, чтобы пользоваться ими в новом доме у реки.

А потом настало время перемен. Все в округе Нортон пошло наперекосяк. Старая мисс Лаудри умерла, а после, в похоронном бюро, встала, хрюкая и рыча; ее глаза побелели от бальзамирующих химикатов, но она стучала зубами в поисках свежей живой пищи. Потом босс Квинта на заправке, мистер Конрад, неожиданно упал, меняя шину, и умер на месте от сердечного приступа. Не успел Квинт набрать номер Добровольной спасательной команды Нортона, как Конрад уже поднялся на ноги и облизывал свои мертвые губы; его руки не слушались из-за спазмов, но зубы оказались достаточно острыми, чтобы прокусить Квинту шею. Квинт окатил его бензином, бросил свою зажигалку «Бик» и закричал, когда все кончилось, потому что не мог поверить в случившееся.

Теперь все, конечно же, верят.

Мертвецы блуждают по проселочным дорогам и пожирают все, что могут, и все в округе Нортон знают, что это — не шутка, потому что каждый видел хотя бы одного или двух. В газетах пишут, что с проблемой покончено; но в больших городах, вроде Ричмонда, Вашингтона и Чикаго, мертвецов пруд пруди. Из-за этого в городах ведутся бесконечные побоища. В округе Нортон это тоже проблема, и пару человек даже съели, но в основном мертвецов сжигают бензином или просто избегают.

Услышав глухой стук внизу, Мэгги подскакивает и хватается за лиф своего желтого платья. Внутри просыпается страх. Она сжимает кулаки до боли. Она ждет. Бусинки пота проступают на руках и между грудями. Мама Рэндольф еще не пришла.

Мэгги отворачивается от свадебной фотографии и пытается вспомнить какую-нибудь песню из тех, которые она пела в церкви до ее закрытия. Но в голову приходят только псалмы. Она подходит к чистому краешку кровати и садится. Смотрит в окно, на свой шкаф, на перепачканный стул, стоящий у запертой двери. Если бы она знала, что Иисус думает об этих переменах, она могла бы с ними смириться. Если бы Мэгги могла поверить, что Иисус узнает о свободно разгуливающих по Земле мертвецах, что настанет день, когда Он все это остановит, стоит лишь подождать, — тогда Мэгги могла бы пережить заключение в этом доме с верой в душе. Но Иисус на картине улыбается и держит на руках маленького ягненка; у его ног пасется еще несколько ягнят. Похоже, он совершенно не ведает, какой ужас бродит теперь по миру. Если бы он знал, неужто не поразил бы мертвецов грохочущей рекой огня с небес, не вернул бы их в могилы до второго Пришествия?

Мэгги соскальзывает с кровати и преклоняет колени перед картиной. Улыбающееся лицо Иисуса трогает ее, а Его отчужденность не дает ей покоя. Она складывает руки для молитвы и твердым голосом начинает:

— Господь — Пастырь мой; я ни в чем…

Грохот в столовой за дверью подымает Мэгги на ноги. Ее руки все еще подняты для молитвы, но Мэгги задрала их выше, словно замахиваясь для удара, и сцепила пальцы. Звук этот — оттого, что поднос с едой уронили на пол, и тарелки с шумом разлетелись. Мама Рэндольф приносит Мэгги завтрак, обед и ужин каждый день, но сегодня мама слишком рано.

Мэгги смотрит на окно с москитной сеткой и жалеет, что не может выброситься вниз, не обрекая себя на вечное проклятие за самоубийство. Часов в комнате нет, но Мэгги знает, что Мама сегодня рано. Солнце еще не добралось до пятна на ковре, так что до полудня далеко. Но Мэгги чувствует, что Мама сегодня думает не только о еде. Она волнуется, поэтому и нарушила расписание. Мама тоже ведет календарь. Сегодня Мама думает о внуках.