Читаем без скачивания Принцип Отелло - Галина Романова

Галина Романова

Принцип Отелло

Глава 1

Что такое рикошет, Саня Сигитов успел узнать много раньше того момента, как прочел о нем в умных толковых книгах. Даже много раньше того, как вообще научился читать. Будучи еще совсем ребенком, он узнал об этом, пять лет ему тогда было или чуть больше. А произошло все вот так…

Кто-то из ребят (Артур Глебов, кажется) стащил у старшей сестры баскетбольный мяч и вытащил его во двор. Они тут же принялись играть. Колошматили им, насколько хватало их детских силенок, о стену. Силенок, конечно, было совсем мало, но они настырно пыхтели и раз за разом посылали мяч в стену.

Зачем же тогда Арчи было совершать кражу? – рассуждали они здравым детским умом. Не для того же, чтобы им запросто так вот сдаться и начать хныкать, что мяч тяжелый и лететь, как надувной, не хочет. Они и упирались, пока кто-то из взрослых мальчишек не заметил их потуги и не поднял их на смех. Понятное дело, мяч они у них отобрали и уже сами принялись кидать его в стену.

Саня, Арчи и Димон были совсем не против, умотавшись до такой степени, что колготки под детскими брючками намокли от пота. И жаловаться не собирались, а собирались подождать, пока взрослые ребята, которым и было-то на тот момент лет по девять-одиннадцать, наиграются. Одним словом, повели себя достойно, невзирая на юность лет. И все бы закончилось отлично, не отскочи в какой-то момент мяч от стены и не ударь с силой Саню по лицу. Он тут же разразился громким ревом, помчался домой и начал жаловаться матери. Та, понятное дело, прежде чем отправиться на улицу кого-то приструнить, начала допытываться, что да как. Саня ей рассказал.

Вот тогда-то мать и произнесла магическое, как заклинание шамана, слово.

– Милый мой ребенок, – ласково улыбнулась она ему, она всегда улыбалась ему (ласковой, нежной улыбкой, редко хмуря брови и сжимая в тугую линию рот), – никто ни в чем не виноват. Это рикошет…

Ох как долго он потом, перед тем как уснуть, повторял то слово. Зарывался в подушку лицом, которое давно уже не болело, накрывался одеялом с головой и шептал, и шептал, и шептал:

– Рикошет… рикошет…

Ох как не понравилось ему это слово. Очень не понравилось. Ему было очень жутко и неприятно его произносить, но он снова и снова повторял его. Саня сильно надеялся на то, что чем он дольше будет его повторять, тем мягче оно станет. Не останется в нем грубого рокотания, перестанет так ерошить кожу мурашками зловещее шипение в самом конце. Так и уснул, ничего не добившись.

Проснулся наутро, совсем позабыв о неприятном инциденте с мячом, но намертво запомнив странное зловещее слово.

Через несколько лет, став школьником и успешно закончив начальную школу, Саня как-то забрался в библиотеку отца, стащил с полки толстенный фолиант, пролистал до буквы «р», нашел странное слово, не дающее ему покоя с пяти лет, и прочел определение несколько раз. Толкование было длинным и пространным, Саня для себя усвоил лишь часть его: отраженное движение… Полет после удара обо что-то…

Вот оно, оказывается, что таило в себе странное слово. Вот как незамысловато объяснялось то, что если что-то обо что-то ударяет, это совсем не означает, что ты можешь оказаться вне зоны попадания. Наоборот, велика вероятность того, что и ты будешь задет, и тебе достанется. Пускай и не с такой силой, с которой изначально рассчитывалось, но больно-то может быть. И еще как…

Открытие потрясло десятилетнего Саню Сигитова. Он очень долго, почти все летние каникулы, размышлял о диковинных свойствах рикошета. Даже экспериментировать пытался на друзьях, пока те не заподозрили неладное и не надавали ему по шее. Он обиделся на них и потом целую четверть не разговаривал. В конце концов, конечно, помирился, но про отраженное движение, в большинстве своем приносящее боль, так и не забыл никогда. Более того, прожив четверть века и заработав репутацию, мягко говоря, компьютерного гения, а честно выражаясь – хакера, способного взломать все, что только возможно взламывать, не верящего ни в бога, ни в черта, Саня в глубине души хранил суеверный страх перед странным определением. Определением, перекраивающим судьбы человечества под тем углом, под которым ему вздумается…

– Саня! Саня, оторвись ты, наконец, от компа! Вот смотри, нарвешься, дружище, на статью, будет тебе потеха!

Василиса Сахарова, подруга по детскому саду, школе и двум первым курсам института (потом она перевелась в другой вуз), перевернулась со спины на живот на его тахте, пристроила подбородок на двух кулачках, установленных друг на друга, и пробормотала с грустным недоумением, держа в руках телевизионный пульт.

– И сколько можно показывать сиськи с жопами, не пойму? На какой канал ни переключись, одно и то же. И в рекламе, и в клипах, и даже в мультфильмах на этом делается акцент. Смотрела тут недавно один мультик. Так там у мультяшной героини бюст из платья вываливался. Ноги от ушей, попка орешком. Чему детей учат! Не удивлюсь, если скоро ведущие программ новостей станут сидеть в студиях в чем мать родила. Для рейтинга, так сказать…

– Не болтай чепухи, – лениво отозвался Саня, не отрывая взгляда от монитора. – Тебя просто обычная бабья зависть гложет, вот ты и возмущаешься. А остальным, может, и нравится.

– Да прям! Я вот с мужем со своим сколько раз разговаривала на эту тему, так он категорически против.

Василиса украдкой скользнула взглядом себе за пазуху, где могло быть и побольше, вздохнула и тут же, выдернув правую руку из-под подбородка, пощупала складки на спине, перетянутые полоской лифчика. Где надо – не нарастает, а где не надо – пожалуйста. Да еще сколько!

– Муж твой никогда не станет тебе говорить правду, дурочка, – снисходительно хмыкнул Саня и нахмурился, усмотрев на мониторе не то, что хотел. Тут же принялся стучать по клавиатуре, не забывая бубнить: – Какой же мужик признается своей жене, что ему она давно надоела, что девчонки с красивыми титьками и упругими попками ему много милее, даже если они и скачут в телике…

– Урод ты, Саня, – со вздохом произнесла Василиса. – Хоть бы раз для пользы дела соврал. Одно расстройство с тобой, придурком.

– Я же за правду, Васька! – Сигитов с облегчением выдохнул: ровные столбцы цифр снова запестрели так, как ему было надо. – Муж тебе врет, подруги врут, за спинами козни плетете друг другу. Я один только и способен тебе правду сказать.

– А что мне с твоей правды, Саня? Сиськи, что ли, вырастут? – Василиса перевернулась снова на спину, не без удовольствия поглазев на свой совершенно плоский живот – хоть тут-то природа-мать не разочаровала.

– На кой они тебе, Васька?! Дура ты, что ли? У тебя же есть.

– Мало!

– Так возьми и пришей. Сейчас все так делают.

– Муж не хочет. Говорит, что ненатурально.

– Правильно говорит… Оп-па! Есть! – Саня соскочил с крутящейся табуретки и заскакал по комнате. – Есть, есть, есть!!! Ха-ха-ха!!! Васька, есть!!!

Она наблюдала за его козлиным перескоком по комнате совершенно без интереса. Привыкла давно и к выходкам его идиотским, и к гениальности его. Одно другого совершенно не исключает, была она уверена. В Саньке всего было поровну. Наверняка теперь кого-нибудь снова щипанул, вот и скачет от радости. И чудо случилось, и денег в кармане прибавилось. А вот что ее постоянно удивляло, так это то, с каким благоговейным трепетом воспринимал Санька свершение чуда, которое же сам и сотворил.

– Ты прямо как ребенок, – говаривала Василиса, когда он после своего странного перепляса замирал минут на десять, безмолвно созерцая дело рук своих. – Чего ты млеешь? Ведь гений ты, а не кто-то еще.

– Не-ет, Васька, ты ничего не понимаешь, – шептал он. – Это божий промысел, не иначе. Я порой и сам не понимаю, как все происходит! Надо же…

Все было точно так же, как и всегда. Наплясавшись вдоволь, Сигитов – верный друг, помощник и брат почти – уселся перед компьютером и с полуоткрытым ртом замер.

Василиса вздохнула. Придется срочно топать на кухню, что-нибудь поджарить или отварить, чтобы вывести его из созерцательного ступора, иначе ее визит может затянуться надолго. А сегодня ей нельзя. Сегодня любимая мама ее мужа к ним в гости грозилась нагрянуть.

С какой силой суеверно почитал Санька Сигитов слово «рикошет» (он покаялся ей однажды во хмелю), с точно такой же силой Василиса Сахарова ненавидела слово «свекровь». Оно вызывало у нее стойкое суеверное отвращение. Она даже произносить его вслух старалась как можно реже, твердо помня, что поминать лихо, пока оно тихо, не след. А что «свекровь» и «лихо» – слова однокоренные почти, Василиса была практически уверена.

– Саня, ты только вдумайся в смысл этого страшного слова, – рыдала она как-то на его плече. – Оно состоит из двух частей: «све» и «кровь». Сечешь, что это значит? Не знаешь, так я тебе скажу: значит бабе постоянно нужно напиться чьей-то свежей крови. В данном случае моей. Иначе она просто не выживет, если не напьется моей свежей крови…