Читаем без скачивания Тайна желтого окна - Федора Кайгородова

Федора Кайгородова

Тайна желтого окна

Коль и Альфред

Еще вчера Коль и Альфред ушли на прогулку. В четыре часа утра они попрощались со мной и растаяли в молочном тумане. Прошли сутки – они не вернулись. Это означало одно – назревал скандал. Я не должна была этого делать, я не могла отпускать их за границы нашего безопасного мирка – биологического полигона планеты.

Но… Коль и Альфред были влюбленными, а влюбленным свобода нужна, как воздух. Или как вода. Когда-нибудь я расскажу об этой любви. Но не сейчас, не сегодня.

Сегодня в воздухе пахло грозой – я словно слышала, как смешивался острый и пряный запах озона и электричества. Все началось с кожи – пестрого изумрудного кусочка живой плоти, который взялся неизвестно откуда. А дальше начались те самые события, которые не только разрушили биополигон «Северный», но и пошатнули устои нашего замечательного XXII века.

Утро не предвещало ничего неожиданного, если не считать, конечно, что Коль и Альфред не вернулись. Вскочив с постели раньше всех, я наметила на сегодня правые боковые аллеи нашего парка. Там я буду бегать, а основную разминку проведу возле кустов облепиховой вишни, лучшего места для спортивных занятий не найти: и просторно, и легко дышится.

Вишня только-только распустила свои дивно-желтые цветы и была чудо как хороша – просто невеста, осыпанная шафраном и снегом. Залюбовавшись этим неземным в прямом смысле слова созданием, я и сама порозовела, словно шафранная невеста. Нет, положительно, про облепиховую вишню нельзя не рассказать – она цвела впервые в истории человечества. И все здесь правильно, ведь ее вывели только три года назад, а цветы появились впервые. Прикасаться к растению строго-настрого запрещалось, а уж трогать руками ювелирную огранку соцветий – смерти почти подобно. Научной, конечно же, смерти.

– А-а, хулиганить, так хулиганить! – сказала я тихонечко и обхватила ладонью дымчато-оранжевые лепестки с розовыми прожилками.

В самой серединке соцветия копошился маленький черный жучок, и уж он-то, конечно, не подозревал, что стал первым посетителем искусственного растения, выведенного в наших лабораториях.

На дворе стоял май – ослепительно-первобытное время года. Осыпанный восторгом и упоением поэтов май, замешанный на любви и вдохновении, настоянный на долгой изнурительной зиме северной части материка, когда-то принадлежащего России. На карте времени он едва обозначил себя и был почти незаметен в нашем универсальном климате, где склоны гор давно уже зеленеют круглый год. И все равно май ощущаешь кожей, его ждут так, как не ждут никакой другой месяц года, может, это генетическая память, может, действительно, планета обновляется.

Моя разминка не представляла собой ничего интересного: обычные приседания, наклоны и махи, без всяких там переносных приспособлений, самоходных тренажеров и механических помощников. Мне не нравится, когда на спортивной зарядке толкутся разного рода киберы: подают снаряды, приносят мячи, подбрасывают кольца. Старушкам и снобам помощь робота, возможно, необходима, я же себя не отношу ни к тем, ни к другим. Я люблю без всяких затей побегать по утренним дорожкам, попрыгать со скакалкой, забросить пару мячей в корзину.

Этот день ничем не отличался от других. Я побегала, попрыгала, а затем взглянула на часы. До начала рабочего дня оставалось больше часа, значит, успею искупаться в натуральном озере. Это такое наслаждение – поплавать в настоящей воде. Можно, конечно, ограничиться и душем, но меня тянуло к лесной озерной прохладе. С наступлением лета большая часть нашего ученого коллектива вообще «забывала» о городских квартирах и, пользуясь такой же «забывчивостью» руководящего состава биополигона, ночевала в лабораториях.

Перекинув через плечо растворимое полотенце, я побежала к выходу – природное озеро находилось в километре от нас на территории элитного конного клуба. В нашем институте вся вода была закована в гранит, бетон и пластик.

Ноги сами повернули к центральному бассейну – сложному сооружению, похожему одновременно на Пизанскую башней и старинную китайскую прическу. Ну, конечно, причина была в Коль и Альфреде – из центрального бассейна они ушли на прогулку и туда же должны были вернуться. Пробегая мимо, я лишь на минутку остановилась – ясно было, что бассейн пуст. Надо было побыстрее улизнуть на любую боковую аллею – трикотажные шорты даже с большой натяжкой нельзя было назвать деловой одеждой. Конечно, никому нет дела, во что ты одет, но, если наткнешься на нудного Питера Зингера, прогулка, считай, пропала, а получасовая лекция на тему делового этикета обеспечена. Поэтому я шла быстрым шагом, поглядывая вокруг с некоторой осторожностью.

Еще издали заметив двух особ почти детсадовского возраста, я почувствовала, что ничего хорошего эта встреча не сулит. Навстречу мне шли или, точнее сказать, двигались вприпрыжку лаборантки Катрин и Нина. Это только так говорится – лаборантки, на самом деле, пока над людьми не потрудилось хоть чуть-чуть время, назвать их никем нельзя, разве только самим совершенством юности. Девочки только-только закончили первую ступень образования и прибыли к нам на трудовую практику перед поступлением в университет. Вселенский ученый совет считает двухлетнюю практику самым разумным буфером при выборе профессии.

Так вот, это самое совершенство юности безрассудно мчалось по моей дорожке, даже не пряча отчаянное жизнелюбие под маской серьезности. Хихикая и толкаясь, девчонки прыгали по газону, стараясь удержаться на квадратах ночного освещения. Это, конечно, не запрещено делать, но у нас как-то не принято. Падая со скользких квадратов, девчонки так отчаянно хохотали, что я не стала смущать их своим появлением, основательно задержавшись за кустом смородины. Но видно судьбе было угодно соединить нас в это майское утро.

Попав вдвоем на фиолетовую световую пластину, девчонки стали спихивать друг друга, что вовсе затормозило их движение. Мое положение за кустом смородины могло быть истолковано двусмысленно другими сотрудниками института, поэтому мне ничего не оставалось делать, как выйти девочкам навстречу, помахивая полотенцем. Деткам же ничего не оставалось делать, как принять чинный вид и шагать по дорожке, притворяясь величайшими скромницами. Бросив на меня мимолетный взгляд, девочки кивнули головами в знак приветствия и тут же замерли, не сводя глаз с моих ног в коротких шортах.

– Крейтинг! – сказала Катрин.

– Драйвово! – добавила Нина.

А надо сказать, что мы с мужем недавно вернулись из африканской командировки, где покрылись приличным загаром. При этом я, конечно, хорошего мнения о своих ногах, особенно в таком приятном облупившемся виде, но говорить о них на компьютерном слэнге означало высшую оценку, и вряд ли она была однозначной. Поэтому я насторожилась с самого начала. Девочки начали шептаться, а я продолжала стоять, как истукан.

– Похоже на настоящее, – шепотом сказала Катрин, делая мелкий шажок в обратную сторону, то есть, назад.

«Ага! – тут же встал в боевую стойку мой внутренний, готовый ко всяким неожиданностям, голос. – Кажется, то, что их удивило, не имеет отношения к моим ногам!»

– Откуда? – буркнула Нина, оглядываясь в поисках путей отступления.

Видимо, не нашла, потому что дальше… Завизжав во всю силу своих молодых легких, девчонки бросились в разные стороны – прямо по синтетическим газонам, путаясь в длинных стеблях гладиолусов. Какой-то частью своего правильного подсознания, я отметила хорошее качество новой партии искусственных цветов, стебли которых прекрасно гнулись, но не ломались. Какой-то другой частью своего подсознания я отметила, что вообще-то гладиолусы – не спортивная площадка и бегать по ним неудобно. Мое сознание тем временем создавало план предстоящих действий. Прежде всего, я приказала себе не двигаться, что бы ни произошло вокруг. И что бы ни произошло – заставить себя взглянуть под ноги, а, следом, заставить себя остаться на месте. По отчаянному визгу я уже поняла, что это будет самым трудным.

Прямо подо мной оказались мои беленькие, умытые мокрой травой кроссовки. Дальше шла дорожка с пружинящим, имитирующим песок покрытием. А между дорожкой и кроссовками размещался, вернее, валялся маленький сморщенный кусочек змеиной кожи. Не знаю почему, но сразу становилось ясно, что это змеиная кожа. И только необычная окраска – изумрудно-серебристая – вызывала если не вопросы, то сомнения. Насколько я помню, у натуральных змей такого ювелирного оттенка не бывает.

Я еще не придумала, что делать дальше, как увидела, что ко мне бежит Миша из лаборатории вымерших ящуров – синий халат метался за ним, как раненая птица. Иногда за халатом мелькало испуганное лицо стажера Ильчика с чемоданчиком.

То ли девчонки своим криком переполошили весь институт, то ли Мишин вымерший нюх не подвел, но он бежал строго по курсу, словно заранее выверив все галсы и градусы.