Читаем без скачивания Третий глаз - Аркадий Стругацкий

Третий глаз

Вместо предисловия

Выступление Бориса Натановича Стругацкого на заседании Ленинградского семинара писателей-фантастов 13 апреля 1987 года.

(Публикуется с сокращениями).

“Улитка на склоне” — это повесть необычная для нас, стоящая особняком. Повесть, которая явилась определенным тупиком, повесть, повторить которую оказалось невозможным и которая, вероятно, не нуждается в повторении. “Улитка…” — повесть, необычная по методике ее написания. Всякий человек, который написал в жизни хотя бы двадцать авторских листов, знает, что существует две методики написания фантастических вещей. Методика номер один — это работа от концепции. Вы берете откуда-то, высасываете из пальца некую формулировку, которая касается свойств общества, мира, Вселенной, а затем создаете ситуацию, которая наилучшим образом ее демонстрирует. Второй путь, сами понимаете, обратный. Вы отталкиваетесь от ситуации, которая почему-то поражает ваше воображение, и, исходя из нее, создаете мир, одной из граней которого обязательно будет определенная концепция. Если ситуация интересная, полная, захватывает большие куски мира, то рано или поздно откуда-то выделится концепция и станет если не стержнем вещи, то во всяком случае, значительной, важной ее ветвью.

Чтобы не говорить голословно… Характерный пример повести, возникшей из ситуации, — “Далекая Радуга”. Совершенно не новая, заметьте, очень старая ситуация — катастрофа, человечество гибнет, то есть, малая часть его, но гибнет целиком. А сама по себе ситуация породила все остальное: появились концепции, связанные со свойствами коммунистического общества, также образы, приключения — что угодно. Второй пример, противоположного типа — это “Хищные вещи века”. Там все возникло из концепции, из представления о том тупике, в который попадет общество, если оно будет развиваться по тому пути, по которому оно развивается сейчас. Если мы не научимся делать так, чтобы люди находили счастье в удовлетворении духовных потребностей, то мы и влезем в тот тупик, который, в конце концов, был нами описан. Итак, мы начали с концепции, с определенного представления о ходе человеческого развития, и на ее базе была построена ситуация, целый мир, люди, детектив.

Притом, мне кажется, что УПРАВЛЯТЬ методикой нельзя. Нельзя поставить задачу — напишу-ка я концептуальную повесть и придумаю-ка я концепцию. Нельзя придумать концепцию, она приходит, может быть, из разговоров, из споров, из книг — она приходит, и тогда, если она возникла, если она содержательна, вы рождаете из нее ситуацию. То же самое и с ситуацией…

Повесть “Улитка на склоне” в этом смысле представляет определенный интерес. Потому, что она треть его типа. Это повесть кризисная. Не знаю, все ли знакомы с таким жутким явлением в жизни каждого автора — состоянием кризиса. Когда автор мечется между концепцией и ситуацией, не зная, что выбрать за основу. Сначала ему нравится концепция, но из нее не получается интересной ситуации. Когда же он находит ситуацию, он не видит в ней никакой концепции, а просто какое-то развлеченчество. Автор мечется между двумя фундаментальными методиками, начинает “зуммерить” — и это кризис. “Улитка…” — вещь кризисная, чем и отличается от уже упомянутых “Далекой Радуги” и “Хищных вещей века”, которые родились легко и спокойно. Но опыт показывает: чем мучительнее “роды”, тем любопытнее получается результат.

Наверное, надо было начать эпически: 4 марта 1965 года два молодых новоиспеченных писателя — еще и года не прошло, как они стали членами Союза — впервые в своей жизни приезжают в дом творчества в Гагры. Все прекрасно, замечательная погода, великолепное обслуживание, вкусная еда, исключительное здоровье, прекрасное самочувствие, карманы полны идей и ситуаций. Их поселяют в корпусе для особо избранных лиц — больше никогда в жизни они в этот корпус попасть не смогли. А тогда они попали, потому что было межсезонье, и в гагринском Доме творчества обитали только братья Стругацкие и футбольная команда “Зенит”. Все было бы очень хорошо, если б не выяснилось, что Стругацкие-то в состоянии кризиса. Сами они этого не знают. Им кажется! — ясно, чем надо заниматься, ясно, о чем они будут писать.

Это время — конец 50-х, начало 60-х годов — было замечательно тем, что громадный слой общества обнаружил Будущее. Раньше Будущее существовало как некая философская категория. Все понимали, что оно есть и что оно светлое. Но никто на самом деле на эту тему не думал, потому что она была совершенно абстрактной. Теперь же оказалось, что светлое Будущее, коммунизм — не есть нечто раз и навсегда данное классиками. Это то, о чем надо говорить, что достойно самых серьезных дискуссий, и что, по-видимому, зависит от нас. Конечно, в колхозах и цехах не спорили о Будущем — там было не до того, время-то еще очень тяжелое. Но определенный слой интеллигенции, тот самый, которому открыл глаза XX съезд, о Будущем говорил очень много.

Что касается братьев Стругацких, то им вдруг стало ясно: есть чисто литературная задача, которой надлежит заняться немедленно. Надо написать о Будущем не вообще, а создать такой облик грядущего, который был бы, во-первых, привлекательным, потому что общество, скажем, описанное Ефремовым в “Туманности Андромеды”, далеко не с каждой точки зрения привлекательно. Это общество холодное, это общество не для всех, если угодно, элитарное общество. Нужно же создать общество, которое было бы устроено просто и ясно, со структурой доступной и легко воспринимаемой каждым читателем, каждым школьником. И, наконец, очень важное для нас условие — мы должны описать достоверное общество. Вот тогда молодые и восторженно-глуповатые братья Стругацкие выдвинули свой тезис о том, что главные конфликты Будущего — конфликты лучшего с хорошим. Этот тезис очень понравился им. И литературным критикам тоже — они пытались подхватить его как Знамя, как Лозунг. Насколько я помню, Би-Би-Си выступило с ехидной заметкой, мол, нечего им больше делать в Советском Союзе, как организовывать борьбу лучшего с хорошим, а других, оказывается, у них проблем нет. Однако по тому времени эта идея была полезная, потому что позволяла создавать общество “Возвращения”, общество, описанное нами в “Полдень, XXII век”, состоящее из людей с одной стороны хороших, а с другой — понятных и близких. Это были младшие научные сотрудники, энтузиасты своего дела, которые прямо из НИИ 60-х годов перепорхнули в XXII век, что очень понравилось нашим молодым друзьям. Взрослые, конечно, плохо себе представляли, как так может произойти, они знали, что энтузиазм надолго не сохраняется. Мы объяснили: все человеческие качества, как известно, распределены по гауссиане. Доброта, например. Большинство людей имеет какую-то среднюю доброту. Некоторое количество людей (их относительно мало) — исключительно злобные личности. И наоборот, есть люди с повышенной мерой добра — их тоже относительно мало. Так вот, движение человечества в Будущее заключается в том, что эта кривая передвигается по оси абсцисс. То есть, сегодняшняя медиана добра через двести лет окажется в левой части графика, и люди с такой мерой добра станут редкостью. А наиболее распространенными через двести лет будут люди, которые сейчас находятся в правой части графика и которых сейчас так мало.